Лана Ланитова - Царство Прелюбодеев
Владимир с любопытством рассматривал убранство комнаты. Сбоку от этого кабинета шла другая, неплотно прикрытая дверь. Пока немец пошел в дальний угол комнаты за свинцовой примочкой, любопытный Владимир подскочил с кушетки и заглянул в приоткрытую дверь… Эта комната походила на анатомический класс или холодильник в морге: белые мраморные стены отливали холодным глянцем, таким же казался и чистый пол, металлические столики на колесах поблескивали множеством хирургических инструментов – скальпелями различных размеров и форм, щипцами, зажимами и всякой медицинской дребеденью. Владимир бегло осмотрел убранство кабинета. Но главным было другое… Посередине стоял высокий и длинный хирургический стол с желобом, направленным в сливную дыру, проделанную в полу. На столе кто-то лежал! Вернее контур неподвижного тела просвечивал сквозь тонкую ткань простыни. Судя по формам, это была – женщина! Из-под простыни свешивались длинные черные волосы и кончики накрашенных ногтей. Это был женский труп!
Глава 7
– Ай…
– Терпите, молодой человек, – Генрих Францевич колдовал над подбитым глазом и рассеченной губой Владимира, – еще бы треть дюйма, и вы бы могли лишиться глаза… Володя, хочу вас пожурить: откуда такое легкомыслие? Зачем по ночам моционы в лес устраивать? На вас напали сатиры, я угадал?
– Угадали, – нехотя, отозвался Владимир и снова поморщился от саднящей боли.
– Эх, молодо-зелено. Открою вам секрет: эти козлоногие существа похуже пияных русских мужиков или лопарей. А те, я вам скажу, явно – не подарок, особенно после дружной попойки.
– Нуу, Генрих Францевич, я смотрю: вы не очень-то лестно о русских мужиках отзываетесь. А я, меж тем, являюсь, вернее, являлся родовым помещиком и распорядителем двух тысяч ревизских душ. И должен вам сказать, что на русском мужике вся Россия-матушка держится.
– Простите, я не хотел вас обидеть или задеть национальную гордость. Смею надеяться, что все же и вам приходилось терпеть некоторые неудобства из-за русского пиянства?
– Ну, это да… Тут я не буду спорить. Пьянство в России – это национальный бич.
– Мы несколько отвлеклись от темы… Да и условия нашей теперешней жизни не те, чтобы принимать близко к сердцу вопросы русского винопития. И без оного здесь пагубы довольно. Однако вернемся к сатирам. И вот, что я вам, голубчик, поведаю: козлоногие паче других поклоняются Бахусу – не мне вам об этом поминание делать. Вакханалии – стихия их природная. Не нам менять их натуру, да и не полномочны мы. Роптать и сетовать – и есть наш удел. Но толку-то от нашего роптания? Кто сподобится внять ему? – Кюхлер тяжко вздохнул. – Наша печаль в ином – когда они пьют, то всем в лесу становится тошно, они и к домам выходят, словно тати – ищут, чего бы стащить или над кем снасильничать. А пьют они постоянно.
– Ха! А где же они водку берут? – усмехнулся Владимир. – Что-то я не видел здесь трактиров.
– Уж чего-чего, а «огненную воду» и вино-то им регулярно поставляют. Особенно по ночам. Под каждым кустом уж приготовлены бутыли с брагой, «мартовским пивом», или бочонки с мадерой и фронтиньяком. Что до питейных изб, то и они здесь имеются. Но, не будем об этом… – немец понизил голос. – Володя, а неугодно ли вам испить со мной чашечку чаю или кофе?
– Спасибо, Генрих Францевич, в следующий раз. Я, пожалуй, пойду. Да и на Глашу надо посмотреть.
– Вы сказали: Глашу? Эта русалка напомнила вам какую-то девушку из прошлой жизни?
– Да… У меня в имении проживала кузина Глафира Сергеевна – очень чувственная особа. Она… она любила меня сильно. А я… Словом, я вел себя, как последняя скотина!
– И теперь вас терзают муки совести?
– Не знаю. Я увидел ее здесь на озере, и знаете, вот уже несколько часов – я сам не свой.
– Володя, это – не она… Послушайте…
– Воваааааааааа, Воваааааааааа, ты где? – раздался со двора плаксивый женский голос, – куда ты ушел? Мне страшно!
Владимир соскочил со стула – бинт со свинцовой примочкой шлепнулся на пол.
– Куда? Владимир Иванович, погодите, я хотел вас предупредить…
– Некогда, Генрих Францевич. Давайте в следующий раз. Я сильно тороплюсь, – он отмахнулся от носатого немца и выбежал во двор.
Из дубовой бочки выглядывала мокрая Глаша и протягивала к нему руки. Подбородок девушки дрожал – она вот-вот была готова разрыдаться.
– Я тут, Глашенька. Ты просто уснула. И мы положили тебя в водичку.
– Володя, не оставляй меня надолго одну, – всхлипнула русалка.
Владимир подтянул ее к себе и вытащил наружу – потоки воды стекали c блестящего хвоста прямо на траву и кривыми ручейками убегали в сторону клумбы.
– Це, це, це… А она и вправду похорошела после купания, – изрек немец, бегло осматривая русалку. Он даже взял ее за руку и пристально, через пенсне, как доктор, рассмотрел нежную кожу и синеватые ноготки амфибии. Русалка гневно отдернула ручку.
– Володя, я проснулась и уже хорошо себя чувствую. Пойдем домой, – требовательно произнесла она. Если бы у нее были ножки, то, пожалуй, после этих слов она должна была притопнуть каблучком.
– Wasser wirkt wunder![84] – тонкие и бледные губы ученого немца растянулись в жалком подобии улыбки. – Могу вас поздравить, Владимир Иванович, ваша дама действительно хороша! Какая прэлэстная амфибия! Я с удовольствием бы препарировал подобный экземпляр… – в глазах Генриха Францевича загорелся лихорадочный плотоядный блеск. Он с интересом пялился на пышную грудь и ровный белоснежный живот водяной девы.
– Генрих Францевич, что вы такое говорите? Она же – живая! – возмущенно ответил Махнев.
– Нет, молодой человек, вы меня не поняли… Конечно, ваша амфибия живая – пока… Но, ведь всякое может случиться. Вы, если что, не выкидывайте… трупик… и, главное – не хороните! Мне для науки очень надо! Если бы вы знали, как в моем возрасте уже тяжело копать…
– Простите, я вынужден откланяться, – холодно отозвался Владимир, – спасибо за лекарскую помощь и гостеприимство.
– Володя, я не то хотел сказать, – обескуражено пробормотал Кюхлер. – Я же – ученый, а потому привык рассуждать бесстрастно. Поймите, она – не совсем то, что вам надо… Вернее, совсем не то!
– Позвольте мне самому судить о том, что мне надобно, а что нет! До свидания, сударь.
– Нет, есть, конечно, любители. Но мне почему-то кажется, что именно вы – не из их числа. Русалку может полюбить лишь мужчина, в эротическом арсенале которого есть склонность к некрофилии… Не всем по вкусу лед. Кто-то предпочитает огонь. И если она вам напомнила живую девушку, то вы жестоко ошибаетесь. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
– Генрих Францевич, вы утомили меня своим многословием, а я меж тем сильно тороплюсь.
