Эффект бывшего парня (ЛП) - Соренсен Карла

— Я никогда не смогу наслушаться этим, — прошептал он. — Я тоже люблю тебя, Ава.

Мой рот растянулся в счастливой улыбке.

— Теперь мы можем убираться отсюда?

Его ухмылка была коварной, и я прищурилась.

— Что это за лицо?

— Ничего, — беспечно ответил он.

Но затем подхватил меня под колени, и я взвизгнула от смеха.

— Мэтью, не смей! Они никогда не позволят мне забыть это.

Он поцеловал меня в губы.

— Я планирую это, красотка.

Картер был так любезен, что открыл нам дверь, и, когда мы вышли из конференц-зала, там уже собралось около дюжины игроков. Они одобрительно загудели, когда Мэтью зашел в мой кабинет, чтобы я могла взять свою сумочку, а затем последовали за нами по коридору, словно это было наше личное шествие к парадным дверям.

— К тебе или ко мне, Худышка? — спросил он, когда мы подошли к его машине.

Я вздохнула, крепче обхватив его за шею.

— Куда угодно, — честно ответила я. — Я поеду куда угодно, лишь бы быть с тобой.

ЭПИЛОГ

Ава

Четыре месяца спустя

— Не думаю, что смогу смотреть, — сказала я, прикрывая глаза руками. Элли безжалостно отдернула их от моего лица.

— Если я должна смотреть, то и ты тоже. — Она помахала руками перед лицом. — Я не могу дышать.

Обычно мы сидели в ложе хозяев, но в начале четвертой четверти мы спустились к боковой линии, потому что это был момент, когда нам обеим нужно было находиться как можно ближе.

Стадион имени Роберта Саттона, недавно переименованный, после того, как Элли вложила миллионы долларов в реконструкцию и усовершенствования, был забит до отказа — семьдесят две тысячи четыреста пятьдесят шесть болельщиков. Они были на ногах, топали, кричали и хлопали руками по сиденьям перед собой, потому что мы опережали противников на семь очков, и до конца чемпионата NFC оставалась одна минута и тридцать секунд.

Если мы выиграем у «Грин Бэй», то попадем в Суперкубок.

Мой телефон сердито зазвонил в заднем кармане, куда я засунула его, когда охрана проводила нас на поле. Поскольку у меня было время, я достала его и улыбнулась, прочитав сообщение от отца.

Папа: Мэтью справится, ребенок. Не выгляди такой нервной.

Мой отец смотрел почти каждую игру сезона — в знак поддержки, которая очень много значила для нас с Мэтью, — и даже если он пропускал одну или две игры из-за операции, он всегда писал мне, когда смотрел основные моменты. Обычно он никогда не видел меня в объективе камеры. Однако сегодняшний день имел смысл, поскольку я стояла рядом с владелицей, которая была помолвлена с квотербеком.

Квотербек, который в данный момент сидел на скамейке запасных, не мог помочь своей команде больше, чем уже сделал. Голова Люка была опущена, руки зажаты между коленями — обманчиво небрежная поза для человека, который, как я знала, вероятно, дрожал от необходимости что-нибудь сделать. Что угодно.

Пока заканчивалась рекламная пауза и наша защита выстраивалась на траве, уровень шума становился все выше и выше. Мэтью повернулся и вскинул руки, требуя от людей в черном и красном еще и еще.

С того места, где я стояла, могла слышать его требовательный рев, прежде чем болельщики дали ему то, что он хотел. Мышцы его рук были покрыты потом, грязью и травой. Мэтью присел на корточки. Нападающий встал в линию, квотербек показывал пальцем и кричал, пытаясь перебить оглушительный рев наших болельщиков.

Они жаждали этого. Они жаждали победы, которая могла многое значить для города, который поддерживал этих игроков на протяжении многих лет. Обычно я бы потратила секунду на то, чтобы окинуть взглядом трибуны, чтобы впитать все это и увидеть ощутимые плоды нашей напряженной работы в те моменты, когда еще не был известен результат.

Каждое событие, каждый твит, фотография, автограф-запись, тренировка и каждый момент, которые вызывали у фанатов любовь к нашим игрокам, приводили к этому.

Но мои глаза были прикованы к Мэтью.

Я никогда не думала, что могу так сильно хотеть чего-то для другого человека. У меня во рту был медный привкус крови из-за того, что я случайно прикусила губу, когда он отправил в отставку Квентина Тауна в третьей четверти, когда тот уступал четвертым, прервав голевую передачу. Мои руки саднили от того, что я скручивала их, а горло было забито толстым слоем зернистого песка от всех тех криков, которые я издавала за последние три часа.

Мяч с хрустом очутился в руках главного тренера, и защита рванулась вперед, словно натянутый шнур. Игроки, принимающие мяч, побежали вниз по полю в надежде поймать ту бомбу, которую он планировал сбросить на нас.

Мэтью внезапно отступил назад, вместо того чтобы развернуться и попытаться схватить квотербека, и я прищурилась. Мяч полетел вперед, и он бросился вбок, вытянув руки, обмотанные скотчем, на почти нечеловеческую длину.

В воздухе он поймал мяч и прижал его к своей бочкообразной груди, а затем упал на траву. Его товарищи по команде навалились на него сверху, празднуя его перехват, завершивший игру.

Все вокруг нас взорвалось.

Игроки на скамейке запасных.

Болельщики на трибунах.

Мы с Элли закричали, крепко прижавшись друг к другу. Она вытирала слезы счастья, а я изо всех сил пыталась дышать из-за бурного выброса адреналина, разлившегося по моему телу.

Люк стоял на скамейке, подняв руки вверх, и на его лице сияла широкая улыбка. Все, что ему оставалось сделать, это выйти на поле и отбить мяч коленом, и мы отправлялись на гребаный Суперкубок.

Мэтью наконец поднялся с земли, и толпа каким-то образом стала еще громче. Весь стадион содрогнулся от невероятной силы энергии, исходящей от каждого квадратного дюйма поля. Он бросил мяч судье и убежал с поля, чтобы нападающий мог завершить маневр.

На мгновение он поймал мой взгляд, и я заметила вспышку белых зубов за его шлемом, под слоем грязи и пыли, покрывавшей его лицо.

Затем тренер притянул его к себе, чтобы обнять, и все игроки на скамейке запасных окружили его объятиями, хлопками по спине и смешными победными танцами, которые в итоге окажутся где-нибудь в гифке.

Элли вздохнула и обняла меня за плечи.

— Вот черт.

Я расхохоталась.

— Да.

— Они будут такими измученными сегодня вечером, не так ли?

Я смотрела, как Мэтью опрокидывает в себя «Гаторейд», восхищаясь тем, как его мощная глотка работает, когда он глотает.

— Да.

Он отбросил смятую бутылку в сторону, и его взгляд остановился на мне. Люк уже однажды опустился на колени. Ему нужно было сделать это еще раз, и игра была бы закончена. Игроки выходили на поле, пожимали друг другу руки, произносили поздравления, а Мэтью приступал к послематчевому ритуалу, который должен был занять его на следующие пару часов.

Когда он направился ко мне, в его глазах горел огонь, и я пожалела, что мы не одни в нашей квартире. Раньше это был его дом, но мы с Фрэнки решили, что хотим добираться на работу как можно быстрее, поэтому переехали туда на прошлой неделе.

Мэтью протолкнулся сквозь толпу игроков, и, как только оказался рядом, я бросилась к нему в объятия, обхватив его изо всех сил.

— Ты сделал это, — прошептала я ему на ухо, оставляя поцелуй под потной линией его твердого подбородка. — Я так горжусь тобой.

Он отстранился и счастливо улыбнулся.

— Как думаешь, Худышка, ты сможешь выдержать еще два сеанса массажа после игры?

Это стало нашим ритуалом, как только он возвращался домой, даже несмотря на то, что над ним уже поработала массажистка из команды. Конечно, наш массаж проходил в огромной ванне, и мы были совершенно обнажены, пока я обрабатывала его плечи и спину.

Я крепко поцеловала его, и болельщики на трибунах за нашими спинами завопили.

— Я сделаю миллион сеансов массажа после игры, — яростно пообещала ему, когда отстранилась. — Ты заслужил это сегодня, большой парень.