Мое не мое тело. Пленница (СИ) - Семенова Лика

Седые осенние сумерки опустились быстро, будто кто-то накрыл глаза прохладными ладонями. Раз — и серый мутный свет сменился серой мутной тьмой, разрезаемой редкими срывающимися каплями. Казалось, горы надвигались на нас слепой черной громадой, вспарывающей вершинами обложное небо. В прорехах виднелась чернильная синь и стекольная россыпь мелких звезд.

Дорога уводила в расщелину, черную, как пустота. Тусклые отсветы фар выхватывали куски породы, кое-где на камнях теснились чахлые облысевшие кусты. Этери притормозила. Легла на руль, долго всматривалась. Потом выключила свет и вышла из машины. Смотрела наверх, на кромку гор, похожую на изломанные зубы великана.

Я бы хотела сказать, что вздрогнула всем телом, когда в лицо ударил белый свет мощного прожектора, но это было бы ложью — тело не шелохнулось. Но я невольно охнула и зажмурилась. Зрение не сразу обретало четкость, перед глазами поплыли зеленые круги. Так бывает, если долго смотреть на полуденное солнце. Навернулись слезы. В то же мгновение я почувствовала, как в спину уперлось оружейное дуло.

— Поднять руки!

Этери не шелохнулась. Я буквально чувствовала, как она внутри давилась от возмущения.

«Немедленно скажи, что перед этими собаками благородная Этери, дочь архона Фаир-Сета. Ну же!»

Кажется, она напрочь забыла, что находится в моем теле. В теле девки с битым геном! И что бы я не говорила, ни один полоумный виссарат не признает во мне чертову суку. На миг я испытала ликование, но его тут же выместила липкая холодная паника. Я не понимала, что делать. Настаивать на том, что я — Этери — я подпишу себе смертный приговор. Отрицать — подпишу его нам обеим, со мной едва ли станут церемониться. То, что чертова стерва умрет вместе со мной, грело душу, но не слишком. А близость этого неотвратимого исхода буквально выбивала почву из-под ног. Я бы предпочла, чтобы она сдохла в гордом королевском одиночестве. Без меня.

Мне вновь ткнули в спину:

— Поднять руки!

Я видела, как по кромке луча заскользили тени — нас обложили со всех сторон.

«Почему ты молчишь, дрянь? Говори! Говори!» — она начинала визжать.

Но я медлила. Все пыталась взвесить «за» и «против», но понимала, что вязну глубже и глубже. Проблема в том, что правильного ответа попросту не было.

«Говори» Говори!»

Она орала так, будто надеялась, что солдаты ее услышат. Но слышала только я. И глохла от звона в ушах.

Мои руки медленно поднимались. Гадина понимала риски, засунула спесь куда подальше. Я расценивала это, как свою маленькую победу — хоть в чем-то ей пришлось поступиться.

«Клянусь, ты пожалеешь об этом… Клянусь!»

Мне вновь ткнули в спину:

— Шагай!

Этери ничего не оставалось, как вновь подчиниться приказу. Она шипела внутри, как встревоженная змея:

«Сдохнут! Сдохнут! Все, кто это видит!»

Нас провели узким черным тоннелем, втащили по гулкой железной лестнице куда-то на гору. Втолкнули в дверь. За деревянным столом сидел седой виссарат в черном кителе.

«Полковник… Если он не исправит ошибку своих собак — его голова тоже не задержится на плечах. Ну же! Скажи ему. Я приказываю!»

Я по-прежнему молчала. Все еще надеялась, что на ум придет что-то стоящее, гениальное. Как должно быть в критической ситуации.

Полковник поднялся, сцепил руки за спиной. Смотрел на меня, вытянув губы дудкой.

— Кто такая?

«Говори!»

Я молчала. Но, кажется, обращались не ко мне. Один из солдат вышел вперед, коснулся плеча правой рукой:

— Подошла к рукаву, мой полковник.

— Обыскали?

Солдат даже вздрогнул:

— Никак нет.

— Обыскать.

Солдат кинулся ко мне, спешно шаря шестипалыми ладонями. Начал с лодыжек и постепенно поднимался. Когда его лицо оказалось прямо передо мной, руки знакомо метнулись, и солдат рухнул.

Внутри расползался вкрадчивый шепот Этери:

«Теперь нет выбора. Говори, или умрем обе».

Солдаты тут же наставили на меня оружие. Три или четыре ствола. Впрочем, за глаза хватит и одного. Они даже не подозревали, что способны убить одним выстрелом сразу двоих. Кто-то зашел мне за спину, поспешно, не церемонясь, заломил руки, и я почувствовала металл наручников. Потом раздался звонкий щелчок замка.

Я повторяла за проклятой стервой, как за суфлером, понимая, что могу умереть в любую секунду. Но едва шевелила губами:

— Перед вами благородная Этери, дочь архона Фаир-Сета.

Выходило тихо, невнятно. Убого. Я бы сама себе не поверила.

Полковник какое-то время пристально смотрел на меня, будто пытался все взвесить. По крайней мере, его замешательство могло говорить о том, что у него закрадывались хоть какие-то сомнения. Или просто опешил от такой наглости. Наконец, он кивнул на солдата у моих ног:

— Убрать.

Бедолагу оттащили, свалили в углу, как труп, под низким панорамным окном, которое казалось в ночи черным зеркалом. Наконец, полковник оскалился, демонстрируя не по возрасту отличные белые зубы:

— Если тебе откуда-то известен удар в точку умирания, это еще не делает тебя дочерью архона. Благородная Этери мертва. Ну! — Он кивнул, скрестил руки на груди и присел на столешницу: — Кто такая?

«Благородная» Этери надрывалась в моей голове обычной резаной свиньей. Дергалась. Ее взбесило, что полковник не поверил. Она злилась на него, а глохла я. Хотелось заткнуть уши, трясти головой. Я только что прямо на глазах голыми руками вырубила их солдата — теперь меня точно не отпустят, погрозив пальчиком. Нордер-Галь бы за это расстрелял… Едва ли этот полковник отличается большей гуманностью. Похоже, выход один — настаивать, что я Этери. Что-то мне подсказывало, что такое заявление требует более высокого суда, чем решения полковника пограничного гарнизона. Он побоится пристрелить меня, не разобравшись. Выжить прямо сейчас казалось важнее борьбы с этой сукой.

Полковник вздохнул, барабанил пальцами по руке:

— Я спрошу еще раз. Последний. Кто ты такая?

«Пусть назовется! Я запомню его имя!»

Кажется, эта дура совсем не понимала, что происходит. Никак не хотела уяснить, что она никто без своего прежнего тела. По крайней мере, пока — все еще никто. Это осознание разлилось внутри неуместным удовлетворением — хотя бы внешне я все еще была собой. Узнаваемой. Я набрала в грудь побольше воздуха, изо всех сил стараясь, чтобы голос окреп, приобрел соответственную звучность и твердость:

— Я благородная Этери. Единственная дочь архона Фаир-Сета. Возрожденная в теле человеческой женщины карнехом Нордер-Галем и медиком Зорон-Атом.

Когда я это произнесла, будто сама прозрела, понимая, как безумно все это звучит. Полоумный укуреный бред. Но я нарочно старалась назвать имена — имена придавали словам хоть какую-то достоверность.

Улыбка все же сползла с лица виссарата. Он молчал, усердно потирал подбородок всей шестерней. Чем дольше он раздумывает, тем больше находит аргументов «против». Я старалась поймать его взгляд — большего не могла:

— Карнех Нордер-Галь может подтвердить мою личность. Свяжитесь с ним и убедитесь, что я говорю правду. Я сама могу поговорить с ним.

«Не сметь! Не сметь Нордер-Галя!»

Этери взвизгнула так, что я вся содрогнулась внутри. На деле — лишь порывисто вздохнула и моргнула.

«Пусть везет меня к отцу! Я приказываю! К отцу!»

Она приказывает… как же… Одно другого не лучше, но вернуться к Нордер-Галю казалось мне несколько безопаснее. По крайней мере, меня обнадеживала ненависть этой стервы. Если меня увезут в Виссар — я уже не выберусь.

Полковник, наконец, поднялся:

— Я должен беспокоить карнеха, опираясь на слова сумасшедшей?

Я постаралась вложить в голос все истеричные ноты, которыми надрывалась Этери в моей голове:

— Вы назвали сумасшедшей благородную дочь своего архона, полковник?

Он не отвечал. Я бормотала себе под нос, надеясь, что эта дура слушает:

— Скажи что-нибудь, что знаешь только ты.