Саския Уокер - Блудница
— Это Штратбан. Мой родной дом.
Она еще раз посмотрела на руины и затем снова на него. Должно быть, ей предстоит услышать тяжелую историю. Его нежелание говорить становилось все непреодолимее. И теперь его лицо выражало одновременно горечь, боль и неистовый гнев. Джесси стала чувствовать истинную глубину и силу его потребности в мести.
Лошади прошли еще несколько футов, и, когда Грегор спешился, Джесси последовала его примеру. Он даже не остановился, чтобы привязать животных, и Джесси поспешно подхватила поводья и накинула их на столб возле оградительной стены за домом.
Казалось, само место зовет его, он шел, словно его тянули за веревку. Она едва успевала за ним. Когда она догнала его, он наклонил голову и вошел в дверной проем.
Внутри было так же пустынно и безжизненно. Сквозь стены пробрался бурьян, а в углы забился сухой папоротник, который, видимо, принесло ветром в неспокойную погоду. На двух сохранившихся балках наверху остались следы огня, плохо закрепленные обугленные бревна опасно нависали над головой. Грегор замер на месте и сосредоточенно смотрел на камин, точнее, на то, что от него осталось.
Джесси аккуратно перебралась через камни.
— Вы жили здесь со своей матерью?
Он покачал головой:
— Она умерла от чахотки, когда мне было четыре года. Ее звали Агата. Отец водил меня на ее могилу каждое воскресенье после службы. В остальном я ее практически не помню. Впрочем, — с горечью добавил он, — я даже рад, что она не увидела всего, что с нами произошло.
Горькая обида и озлобленность, казалось, придавали ему сил. Он заставил себя посмотреть наверх, и она заметила ненависть в его взгляде, направленном на обугленные балки. Его прекрасные губы были плотно сжаты, он, прищурив глаза, смотрел вокруг. Было ли это делом рук его врага? Был ли Айвор Уоллес тем, кто сжег его дом?
— Меня вырастил отец.
Джесси чувствовала всю глубину его переживаний, ту боль и скорбь, что переполняли его и распространялись внутри разрушенного дома.
— Ваш отец?
— Да. Его звали Хью Рэмзи. Он был хорошим, порядочным человеком и воспитывал меня на совесть, передавая мне все, что знал и умел. Но нередко хорошие люди очень уязвимы, так как они добры и от чистого сердца стараются помогать другим.
Джесси едва дышала. Его слова и то напряжение, что дрожью отдавалось в его плечах, не предвещали ничего хорошего, и она уже боялась, что совершила ошибку, потребовав его объяснения.
— Эта земля принадлежала нашей семье и возделывалась тремя поколениями моих предков. Каждый день отец повторял мне, что сделал все, чтобы я мог гордиться ею, так же как он. Но однажды я больше не услышал этих слов. Мне было восемнадцать, когда я почувствовал, что в нем поселилась тревога. — Грегор продолжил рассказывать, но ему это стоило немалых усилий, так что он говорил медленно. — Наш лучший скот вымер, и только гораздо позже отец рассказал мне, что животных отравили.
Грегор замолчал. Джесси понимала, как тяжело было пережить все это.
— Я трудился на этой земле вместе с ним, но он скрывал свои страдания. Сначала он был вынужден продать Уоллесу часть дальних полей. Вот что было нужно ему на самом деле, — земля. Целью Уоллеса было завладеть всей территорией, и, если приходилось выживать людей из их собственных домов, его это не останавливало. Его руками творились ужасные злодеяния.
Грегор подошел к очагу и положил ладонь на каминную доску над ним.
— Его способы приобретения чужих земель были незаконны и коварны. Он уничтожал урожаи и крал скот. А потом являлся в роли великодушного соседа и, если требовалось, предлагал деньги. Мы не были его первыми жертвами, но с моим отцом он обошелся особенно жестоко, ибо когда-то они были друзьями. Когда он заставил папу отписать ему оставшиеся земли и наш дом, он рассказал ему, что это сам организовал этот ужасный крах. И рассмеялся ему в лицо.
Джесси уже по-настоящему боялась за Грегора. Она хотела подойти ближе и поддержать его, но он, казалось, был где-то не здесь. Воспоминания унесли его далеко в прошлое, его сейчас не было рядом с ней.
— Отец не смог пережить такого позора. Не мог он, зная все это, и посмотреть мне в глаза. Уоллес отобрал все, что у нас было. Той ночью, когда я вернулся из Крейгдаффа, все было кончено. Он оставил мне письмо, в котором объяснял все, что произошло, и просил у меня прощения за то, что позволил Уоллесу разрушить нашу жизнь. — Грегор поднял руку и указал на обгоревшую балку над головой. — Я нашел его здесь. — Его голос дрогнул и стих почти до шепота. — Он повесился.
— О, Грегор, нет! — Джесси пошатнулась в потрясении.
Словно была сорвана завеса, скрывавшая что-то важное, — и теперь она могла понять его, и она его понимала. Вот что заставило его целенаправленно зарабатывать состояние, чтобы потом вернуться сюда и совершить возмездие. В детстве она не могла постоять, побороться за свою мать и теперь знала, что тот же груз тяготит Грегора, только его переживания были еще тяжелее. Она была беспомощным ребенком, когда ее мать была убита. Он же был старше и, возможно, мог помочь и знал это. Она, не отрываясь, смотрела на обугленную балку, представляя, что мог он чувствовать, видя любимого отца, повесившегося на ней.
— Я думала, ваш враг сжег дом, — несмело пробормотала она.
— Нет, это сделал я. — В его голосе появились холодные стальные нотки. Непоколебимая решимость сияла в его глазах.
Дрожь пробежала по ее спине.
— Похоронив отца, я вернулся сюда и поджег дом. Я решил, что если Уоллес хотел заполучить его, то ему это не удастся даже после нашего ухода. — Его передернуло. — Только спустя много лет я понял, что дом его не интересовал. Он не использовал его и не предлагал арендаторам. Ему нужна была лишь власть.
— Чем больше земли ему принадлежало, тем выше становился его статус?
Грегор кивнул, но все еще избегал смотреть на нее.
Джесси сопереживала ему всем сердцем, и все сжималось внутри, когда она ощущала всю безутешность его горя. Еще тяжелее становилось от того, что она видела, как сильно и безвозвратно эти события изменили его, как гнев и жажда мести подчинили себе его жизнь. Ему нужно было покончить с этим, совершить возмездие и, наконец, по-настоящему похоронить отца.
Казалось, он снова был здесь, она видела это в глазах Грегора. Словно ему самому пришлось снять тело отца из петли. Она видела его сидящего здесь на полу, с истерзанным отцом на руках, ослепленного горем. Эта потеря выросла во что-то огромное, безграничное, что-то, что на долгие годы подчинило себе его мысли, заставило дать жестокую клятву мести. Вот только сможет ли эта месть, к которой он так стремился, исцелить его раны?
