Татьяна Недзвецкая - Raw поrно
Труднее всего было похитить у Саши грузовик. Именно на нем я и погорела. Саша обнаружил пропажу и никак не мог успокоиться. Ужасно горевал. И мне вдруг стало его жалко — я вернула игрушку. Возвращение пропажи обставила весьма неумело: дескать, шла-шла и вдруг нашла его в кустах. Но Сашка оказался противным — обвинил меня в воровстве. Всем расстрепал, что скорее всего — я и есть причина исчезновения игрушек.
Валя и Валерка тут же предъявили мне свои претензии, к ним присоединились Маша и Ксюша. Но я — стойко отпиралась. Хватит мне жалости, проявленной к Сашке. Если сделал что-то кому-то или чему-то вопреки — не колись до последнего. Это было второе полезное правило, которое я из этой истории вынесла. На коллективное заявление детей, что однажды все вместе соберутся, ворвутся ко мне в дом, все там переворошат и найдут свои игрушки, я лишь криво улыбнулась.
Дети нажаловались своим родителям. Те, в свою очередь, пожаловались тетке Лиле. Тетка проявила вдруг несказанную крепость духа — стала за меня горой: она и думать не хотела, что я могу быть воровкой.
Я испугалась, что девчонки действительно могут ко мне ворваться и обнаружить свои игрушки. Я спрятала украденное в сундук с бельем. К тому же в качестве конспирации я попыталась игрушки эти замаскировать: перекрасила белую собачку Ксюши в ярко-красный свет. От этого зверь стал совсем некрасивым. Но одновременно это была та же самая собачка, но теперь — испорченная. Осознав свою оплошность, я не слишком-то расстроилась. Неожиданно для себя получила новые, приятные ощущения. Нанося урон игрушкам, я воображала, что калечу их бывших хозяев. Так, мстя Валерке, я с превеликим удовольствием отрезала уши ее белого Чебурашки, а заводного мишку бросила в воду и держала его там до тех пор, пока механизм безнадежно не заржавел. Прессованную из поролона собачку Маши я ногтями разорвала на мелкие-премелкие кусочки. Вещи эти мне было не жалко, напротив, имея теперь сломанные игрушки, я чувствовала себя одной их тех избалованных детей, что ничуть об игрушках не заботятся, позволяя себе их ломать, потому как через несколько дней родители купят новую забаву.
Едва я достигла более или менее самостоятельного возраста, так сразу же осуществила давнее свое мечтание: приобщилась к одинокому скитанию по пустынным пляжам. Не то чтобы это доставляло мне удовольствие. Я казалась себе безликой, затерянной песчинкой. Я сливалась с окружающим миром. Я была зноем и маревом, испариной на коже моря, мифической саламандрой, возникшей от танца солнечных лучей по раскаленным камням.
С утра и до позднего вечера, прихватив с собой краюху хлеба да бутылку пресной воды, отдавалась я своему, по мнению большинства, безделью. Ходила по пляжу — ноги утопали в мягком желтом песке, задерживая дыхание, глубоко ныряла. Вниз, вниз… С глазами, раскрытыми, не защищенными стеклами очков для плавания. В мутной бледно-зеленой толще морской воды я видела косые и тонкие солнечные лучи. Очертания их казались размытыми. Поднималась, жадный делала вдох, для того чтобы снова, опуститься вниз, еще глубже.
Я помню, что тот день не был жарким — начало сентября, — последнее солнце и прохладный ветер вынудили меня спрятаться за кустом. Лежала ничком, прикрыв веки, впитывая кожей скупое тепло. Песок рядом заскрипел — открыла глаза, — незнакомец присел на корточки и, улыбаясь, смотрел на меня. Мне бы испугаться, но не хотелось. Он был молодым и почти красивым. Руки покрыты мелкими царапинами почти до локтя: наверно, собирал шиповник. Он попросил разрешения прилечь со мной рядом.
— Пожалуйста! — разрешила я и перевернулась на спину, ослепив незнакомца своей наготой.
Прошло менее пары минут, как его рука блуждала по моему телу. Сначала — робко… смелее… наглее… бесстыдно…
Истекая желанием, я делала вид, что ничего особенного не происходит. Такая вот игра: завороженная последним летним теплом, безжизненная наяда и путник, соблазненный ее красотой.
Многого он себе не позволил: кончил, едва поднес свой член к моим полуоткрытым губам. Полежал немного рядом.
— День сегодняшний — холодный. Нагоняет грусть, — сказал.
— Да. Скоро осень, — ответила я.
— Как думаешь, вода, сегодня очень холодная?
— Не знаю.
— Ладно, подожди меня.
— Конечно.
Прищурившись, посмотрела ему вслед. Он смело нырнул в море. Я не стала его ждать. Подхватила свои вещи и пошла прочь, кромкой моря — лицом на восток. Предзакатное солнце — воспаленное око неба смотрело мне в спину, соленые волны слизывали мои оставляемые на вязком песке следы.
ЖЕРТВА ПЕРВАЯ
Провались во мне, мой зритель… К черту провались! В хвост его, в копыта, в грязный анус превратись! Растворись во мне как сало в топке тает, оставляя смрадный запах. Черный дым. Душной копоти налет. Коркой гноя истекая, ты еще таишь улыбку? Отстраненным себя видишь: думаешь, имеешь собственную мысль? Ты и я — не отделимы: жирной, в синих жилах пуповиной скреплены. Преисполнившись надменности ко мне — преисполнишься надменности к себе. Победитель — я: ты горечью отравишься — собственным же ядом. В словах, сумрачным сознанием моим рожденных, ты барахтаешься, как барахтается в околоплодных водах эмбрион.
Я — твое семя, я — твое мясо. Я — твоя хижина и твое ничто! Я — твоя жертва, я — твой палач. Сердце мое, как кровью сочащая матка, — пустое и болезненное. Бьется тихо, глухо. Выдох-вдох… выдох-выдох… выдох… тишина…
Одиночества тем вечером было так много, что суставы скрипели, как петли старой покосившейся двери. Я села за компьютер.
Вышла в Интернет. В поисковой строчке набила: «RAW PORNO» — «сырое», стало быть. Захотелось, знаете ли, каких-то неожиданных получить ощущений. Нажала кнопку «энтер». Выскочило всякое, в том числе и сайт знакомств.
Зашла на него, осмотрелась: грустные лица, в ожидании даже не счастья, а какого-либо действия извне. Я хотела выйти вон, но обратила внимание на имя «Виктор». Мальчик этот две свои роскошные повесил фотографии. На первой он сидел в деловом костюме на белом диване. Второе фото было куда интересней: теперь он располагался на диване коричневом. Развалившись, одетый в веселую клеточку семейные трусы и расстегнутую черную рубашку, что щедро оголяла его торс, помеченный тату русалки.
Но какое же замечательное он написал приветствие:
«Здравствуйте, все дуры, что сегодня здесь собрались! Протираете на стульчиках свои изнеженные жопки? Что вы можете мне рассказать? Поговорить о тряпках? О модных курортах, которые посетили? Связать двух слов не сможете! Тупицы!
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)
