Я не искала любовь (ЛП) - Джусти Амабиле

— Говорите так, будто вы не две акулы, — комментирую я. — Конечно, полагаю, это ваша заслуга, что умеете притворяться лучше, а я даже не пытаюсь. Я более искренний, но мне, очевидно, не хватает хорошего курса актёрского мастерства, а не вовлечённости.

— Ты будущее этой фирмы, — продолжает дедушка. — Ты должен был стать партнёром, а не Роберт. И ты будешь им, но не сейчас. Ты станешь им, когда продемонстрируешь, что тебе небезразлично то, что мы здесь делаем, а не только деньги. Наша ошибка заключалась в том, что мы заставили тебя получить юридическое образование. Результат — то, что мы имеем перед глазами. Талантливый молодой человек, которому наплевать на свою работу и который продаст фирму кому-нибудь другому, когда нас не станет.

Дедушка почти никогда не использует нецензурную лексику. Его тон и выбор слов — бесспорный сигнал тревоги.

— Вы меня увольняете? — спрашиваю я.

— Конечно, нет, — объясняет дедушка. — Только какое-то время ты будешь заниматься чем-то другим, чем-то, что бросит тебе вызов. Сфера слияний и поглощений гораздо прибыльнее, но в долгосрочной перспективе она имеет тенденцию превращать всех в грёбаные автоматы.

Ещё одно бранное слово, новый сигнал тревоги у меня, которую я стараюсь не демонстрировать. В конце концов, я ведь грёбаный автомат, верно?

— Я не буду посыльным Роберта, — заявляю я и не сомневаюсь, что из моего взгляда просачивается ненависть, которая не бывает у роботов.

— Ты будешь работать один, — уточняет отец тоном человека, который хотел бы понизить меня до мальчика на побегушках, но не может этого сделать. — Однако некоторое время будешь заниматься делами на общественных началах. И вести их будешь ты сам, не передавая своему помощнику.

— Что? — восклицаю я, потрясённый. — Я что, должен представлять нищих бесплатно?

— Что-то вроде этого, — замечает дедушка. — Юридическая помощь является обязательной по закону, и некоторое время ты будешь заниматься только этим. В частности, речь идёт об уголовном деле.

— Я не занимался уголовным правом, по крайней мере, шесть лет!

— Теперь ты снова начнёшь это делать, — говорит отец с почти торжествующим видом. — Конечно, ты всегда можешь отказаться и пойти работать в другое место. Может быть, тебя возьмут на работу в Anderson.

— Не бесись, — упрекает его дедушка. Затем он снова поворачивается ко мне. — Поверь мне, мой мальчик. Рассмотрение различных дел пойдёт тебе только на пользу. Это выявит в тебе другие качества. Вернёшься в зал суда, где отсутствовал долгие годы. И, возможно, у тебя появится эмпатия. Я никогда не чувствовал себя акулой, не в том смысле, который ты имеешь в виду. Моими первыми клиентами были обычные люди с обычными проблемами. Когда-то я и сам был таким. А у твоего отца такой порывистый характер, который является полной противоположностью холодности. Людям это нравится, Арон. Им нравится тот, кто понимает, и тот, кто горячится в нужный момент. Но им не нравится явное отсутствие души в твоих глазах. Прекрасные голубые глаза, но холодные, как айсберг. Загляни в свою душу. Не обязательно становиться идиотом, но, по крайней мере, постарайся не заставлять других чувствовать себя идиотами.

Сжимаю в пальцах сигарету, которая уже достигла фильтра. Медленными шагами пересекаю комнату, чтобы потушить её в единственной пепельнице, больше похожей на мраморную скульптуру, также никогда ранее не использовавшейся по своему назначению. Как только я подхожу, ярость, уже нарастающая во мне, несмотря на моё спокойствие, побуждает меня выплеснуть всё прямо на журнальный столик. Я энергично нажимаю окурком на дорогой антиквариат, оставляя неизгладимый чёрный след.

Затем я поворачиваюсь к ним. У отца такой вид, будто он сдерживает одну из своих лекций, наполненную дежурными фразами, высокопарными изречениями и насилием, просачивающимся из кажущейся мудрости. Взгляд дедушки более властный. Кивком он приказывает отцу заткнуться, давая понять, кто здесь главный.

— Полагаю, у вас уже есть для меня пара дерьмовых дел.

— Да, — подтверждает дедушка. — Дело, которое, несомненно, тебя заинтригует.

— Тебя заинтригует, ещё как, — повторяет мой отец. — Когда ты узнаешь о чём речь, поблагодаришь нас за то, что подумали о тебе. Если сделаешь всё правильно, то сможешь привлечь одного из Андерсонов к суду.

— Что?

— Не твоего Андерсона, — с ухмылкой продолжает отец. — Младшего брата. Но думаю, что создавать проблемы одному из них всё равно приятно, особенно за такие преступления.

— О чём речь?

— Сексуальные домогательства и попытка изнасилования.

— Клиентка уже здесь, — добавляет дедушка.

Он подходит к интеркому на столе и приказывает своему секретарю впустить ожидающего.

Мне хочется послать их к дьяволу, но я сдерживаю себя, потому что не могу смириться с мыслью, что отец считает меня неспособным справиться с таким делом. Будучи великим адвокатом по уголовным делам (которым он и является), я уверен, он уже предвкушает, как увидит меня неловко стоящим в зале суда, вынужденным опустить крылья, потому что, на самом деле, я не посещал судебные заседания уже очень давно. Более того, я хочу узнать больше о том, что сделал Джеймс Андерсон. Как бы его семья ни старалась держать это в тайне, он имеет репутацию посредственного адвоката, закоренелого развратника и серийного токсикомана. Засранцы, которые проводят каждую ночь своей жизни, напиваясь и балуясь кокаином, рано или поздно совершают серьёзные проступки.

Поэтому я молчу, когда дверь открывается. И молчу, даже когда в комнату входит призрачный клиент, и я понимаю, что это та самая незнакомка, которую мельком видел в лифте. И я молчу, даже задаваясь вопросом, не стал ли Джеймс Андерсон, помимо того, что он известный придурок, ещё и слепым или слабоумным.

Как он мог домогаться и даже пытаться изнасиловать такую девушку?

Глава 2

Джейн

Как только вижу Арона Ричмонда, прислонившегося к колонне со скрещенными на груди руками, мне хочется убежать.

«Не он. Только не он, пожалуйста. Не позволяйте ему заниматься моим делом».

Его взгляд, полный отвращения, подобен отравленному клинку. Мне следовало бы привыкнуть к таким взглядам: наряду с теми, которые выставляют напоказ ложную жалость, они исчерпывают то внимание, которое я получаю от людей. Я должна привыкнуть к этому, и обычно они скользят по мне как по маслу.

Именно, обычно.

Но сейчас ситуация далека от обычной. Презрительное внимание Арона Ричмонда ранит больше, чем любое подобное, испытанное мной раньше.

Я не должна была приходить, не должна была позволять Натану убедить себя попробовать этот путь. В свою защиту скажу, — я и не предполагала, что он может присутствовать (я проверяла, Арон ещё не старший партнёр и не занимается уголовным правом). Так почему он здесь?

Я хочу незамедлительно развернуться и уйти, но в итоге выйдет жалкая сцена, которая унизит меня, подчеркнув мою неуклюжесть.

На правой стороне лица у меня до сих пор виден старый шрам, который кажется мне трёхмерным монстром. Натан пытался убедить, что шрам не так ужасен и я сама искажаю его восприятие из-за своей неуверенности. Словно этого недостаточно, когда устаю, я немного прихрамываю из-за плохо вылеченной травмы связок. А когда сильно волнуюсь, возможно, потому что мышцы деревенеют, моя осанка становится неестественной, и я хромаю ещё больше.

Сейчас я сильно взволнована. А если развернусь без объяснений, да ещё хромая, то навлеку на себя насмешку одних и жалость других. Я могу вынести насмешки, но не жалость, от кого бы она ни исходила.

Гордость не позволяет мне отступить, как маленькому трусу. Я маленькая, но я не трус. И я не боюсь Арона Ричмонда.

Ну, вообще-то, я его немного страшусь. Не потому, что он такой же уродливый, как я. Уродство не является частью его жизни, как красота — частью моей. Высокий, светловолосый, элегантный. У него глаза цвета васильков. Арон, без сомнения, самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо видела.