Генри Миллер - Под крышами Парижа
Рауль хмурится. Какой, к черту, вечер, бормочет он. Какой трах, если ее уже оттрахали. Что ему сказать невестке? Как объяснить, что произошла ошибка? И что я предлагаю? Пойти и сказать, эй, послушай, вчера был не тот парень… не повторишь ли ты сегодня с другим? Ей ведь даже не заплатили.
— Каким же надо быть сукиным сыном, а, Альф? Наверняка это кто-то из твоих друзей… никто другой на подобное не способен. Вот негодяй! Надругаться над невинной девушкой… и даже не заплатить. Трахнуть ее в каком-то грязном, убогом отелишке, где она могла подцепить вшей или что похуже! Так поступить с моей невесткой!
Долго задерживаться он не может… надо бежать… поправлять ситуацию. У меня есть фотография, которую он мог бы показать ей? Нет? Черт! Ладно… а что, если нам встретиться где-нибудь попозже… чтобы она убедилась, что ее трахнул не тот парень? Рауль полагает, что если его невестка увидит меня и если я ей понравлюсь, то у нас еще что-то получится. Впрочем, похоже, он и сам не очень на это надеется. Над его семьей тяготеет проклятие. У Рауля есть двоюродный брат, у которого была девушка… такая милая девушка. Девушка получила работу, а потом за ней начал ухлестывать босс. Понятно, кузену такой поворот не понравился. Он идет к старику… ну, поговорить с ним по душам. И что, по-моему, произошло? Отвечаю, что не знаю, но, наверно, что-нибудь ужасное. Представь, продолжает Рауль, старик решил, что парень пришел искать работу, и тут же его принял. Так что теперь оба вынуждены лизать ему задницу. Мало того, двоюродному брату Рауля приходится отвечать на звонки и объяснять, что шеф на совещании, когда он прекрасно знает, что старый хрен в задней комнате и снимает трусики с его подружки. Такая вот незадача. Просто рок какой-то, говорит Рауль.
Едва за ним закрывается дверь, как на лестнице уже новые шаги. Александра. Врывается и спрашивает, у меня ли Таня. Если ее нет здесь, то куда я ее дел? Похоже, малышке надоело играть со щеночком и вчера она исчезла. Сейчас уже должна быть где-то в Париже, и Александра решила, что самое подходящее место — у меня.
А что же Питер, спрашиваю я, когда Александра немного успокаивается, тоже сбежал? Нет, Питер в деревне, ждет известий. И, конечно, знает о местонахождении беглянки не больше, чем все остальные. Не получал ли я от нее каких-нибудь записочек? Может быть, у меня есть подозрения?
Очевидно, Александра хочет, чтобы я взялся за организацию поисковых отрядов, оповестил через прессу всю страну и разослал разведчиков. Такой взвинченной я ее еще не видел, увещевать ее бессмысленно, надо ждать, пока успокоится. Говорю, что сделаю все, что в силах, и Александра уходит… ей надо куда-то еще. Сегодня она совершенно не в себе, хотя причин для беспокойства нет. Насколько я знаю Таню, она вполне в состоянии о себе позаботиться.
Книга 2
ФРАНЦИЯ В МОИХ ШТАНАХ
Итак, это правда. Таня голая, как яйцо. От чудесного розового кустика между ног осталась мягкая щетинка. Выбрит не только лобок, на попке тоже ни волоска. Сама поработала или кто-то помог, не знаю, но начать совершенно не с чего.
— Это Питер, — говорит Таня. — И Снагглс помогала. Забавно, правда?
Раздвигает ноги еще шире и тянет платье выше, чтобы я мог не только посмотреть, но и потрогать. Тело гладкое, как лицо… нет, еще глаже, потому что на лице остался легкий пушок, который при определенном освещении можно заметить.
— Я так смешно выглядела, когда они меня брили, — хихикает Таня. — Как лошадь с пеной у рта. Питер говорит, было бы здорово, если бы у меня оттуда пена шла.
Представляю, как это было… Снагглс держит чашку с теплой водой и кисточку для бритья, Питер разводит сестре ягодицы, подносит к щели лезвие… Да, веселая вечеринка.
Сидеть на моем колене Таня не может. Ерзает, вертится, зажимает мою ладонь между ног. Снова засвербело… Муфточку убрали, но под штанишками как горело, так и горит. Мы могли бы поиграть, лукаво говорит она, посмотреть, узнают ли друг друга два давних приятеля.
Мой-то узнает. Та штучка у нее между ног — лицо Медузы; один только взгляд — и обратился в камень. Даже отсутствие змей не смущает. В штанах у меня будто скала выросла. Но Таня знает, что надо делать… камень размягчается в ее горне… превращается в лаву и изливается…
Между ногами у нее сыро. Промокнуть теперь нечем, говорить она, придется позаимствовать швабру у меня… Лезет мне в штаны… Чертовка, даже и не спрашивает, берет что может, а что не может взять сама, то требует. Говорит, что моему малышу будет, наверное, непривычно без меховой шапочки. Щекочет его под подбородком… Каково бы было бедняжке без своей курточки… уж точно опустил бы от стыда головку, спрятался и не вылезал… А вот Питер, добавляет она, так и не позволил им побрить его.
Таня держит член мертвой хваткой… отпустит не раньше, чем выжмет из него все до капли. Как ребенок с новой игрушкой — то сожмет, то погладит… Говорит, что он ей очень нравится… так нравится, что она не может удержаться, чтобы не поиграть с собой. Билли огорчила ее, сказала, что с такой маленькой голой пизденкой играть неинтересно… и трахать ее тоже неинтересно… такую можно только съесть.
Ей нравится Билли… ода, очень нравится. Иногда, когда разыграется, она становится такой грубой, почти как мужчина. Если Билли приказывает что-то сделать и ты не делаешь, она заставляет. Билли очень сильная, особенно сильные у нее ноги… обхватит — не вывернешься. И у нее чудесные волосы… о них так приятно тереться лицом.
Конечно, Джина ей тоже нравится, только совсем по-другому. С Джиной ты всегда знаешь, что это просто игра, тогда как с Билли… Билли шуток не позволяет, с ней все всерьез. С другой стороны, Джина умеет так ввинчивать язычок… Таня уверена, что каждой девочке нужно обязательно пожить какое-то время с лесбиянкой, даже если потом она намерена остепениться, выйти замуж и стать хорошей девочкой. Эрнест был прав — лесбиянки унаследуют землю.
Таня сидит в углу дивана, прикрывшись ладошками, и смотрит, как я раздеваюсь. Спрашивает, хочу ли я, чтобы она пососала. Не отвечаю. Ну… тогда я, должно быть, хочу ’ вставить… сюда! Ноги разлетаются в стороны, руки за головой… Успеваю прыгнуть еще до того, как она сводит их вместе… член в одной руке, штаны в другой.
У моего дружка маленькая проблема. Раньше, когда у Тани были волосы, от него требовалось немногое: отыскать местечко, где их нет, — и вперед. Теперь их нет нигде, и он слегка подрастерялся. Я раздвигаю ей ноги еще шире и всматриваюсь, пытаясь освежить познания в географии. Господи, неудивительно, что природа повелела этим штукам быть с волосами — если вы не бывали в тех краях прежде, если не знаете, что забраться туда не опаснее, чем перейти оживленную улицу, то одного взгляда достаточно, чтобы обмочиться от страху. Только смельчак рискнет сунуть свое достоинство в такую хреновину, больше всего напоминающую жадную, ненасытную пасть — щелк-щелк, и вас сожрали.
