Тоскуя по ней (ЛП) - Робертс Тиффани
Он взглянул на нее. Поблагодарив, она замолчала и теперь сидела, обхватив сумочку руками и поджав ноги, как будто пыталась стать как можно меньше.
Глубокая боль пронзила его грудь. Ярость и месть сейчас не помогут. Все его стремление защитить ее, добиться справедливости за то, что сделал Лахлан, было бесполезно. Оно не изменило бы того, что он видел сейчас. Не могло изменить того, что она чувствовала.
Даже в ту ночь, когда они встретились, когда ее долгосрочные отношения внезапно и безрадостно оборвались, Уиллоу не была так расстроена. Три года с Илаем не причинили и доли того вреда, который нанес Лахлан за несколько коротких минут.
Стиснув зубы, он свернул на ее улицу. Через несколько минут они будут у дома. И что тогда? Что он мог для нее сделать, как мог помочь? Он не знал, как утешать смертных, не знал, какие слова облегчают их страдания. Он был бессмертным фэйри, инкубом. Он знал, как трахаться. Эти чувства… Они были новыми. Поток неозвученных, невысказанных эмоций, бушевавших в машине, ошеломляюще мощных, было невозможно проанализировать. Он даже не знал, где заканчивались ее чувства и начинались его.
Он знал только, что не уйдет. Он найдет способ. Должен найти способ.
Как только машина была припаркована на подъездной дорожке, он вышел и поспешил к Уиллоу. Она уже выбиралась из машины, когда он подошел. Слезы навернулись на ее глаза, когда она посмотрела на него.
Кровь — его кровь — запеклась на ее щеках там, где он прикоснулся к ней ранее, резко выделяясь на бледной коже, несмотря на то, что была размыта слезами. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, прежде чем снова прижать сумочку к груди.
Киан обнял ее за плечи, привлекая к себе, и проводил до входной двери. Она достала ключи, и они зазвенели в дрожащей руке, когда она отперла дверь и распахнула ее. Киан шагнул внутрь вместе с ней.
Безопасность. Ей нужно чувствовать себя в безопасности.
Его разум лихорадочно работал, и поток мыслей, которые ничем не могли помочь, угрожал вырваться на поверхность, но он каким-то образом сдерживал их. Помедлив, он повернулся и запер за ними дверь, включая засов и цепочку.
Это не остановило бы решительного фэйри, но, если не считать поиска кого-то, способного наложить защитные заклинания по всему дому, это было лучшее, что он мог сделать.
Уиллоу бросила сумочку на подлокотник дивана. Она стояла там, ссутулившись, потирая обнаженную руку. Яркой, беззаботной женщины, которую он знал, сейчас не было.
Она подняла на него глаза.
— Я… мне нужно принять душ.
Хотя Киану и не хотелось выпускать ее из виду, он заставил себя кивнуть.
— Иди. Я буду здесь, Фиалочка.
Киан смотрел, как она исчезла в спальне. С разочарованным стоном он провел рукой по волосам. Когда он опустил ее, то заметил засохшую кровь на своих пальцах.
— Блядь.
Киан сделал шаг вперед и запнулся, когда заметил кое-что еще. Все три кошки Уиллоу собрались возле ее спальни, сидя бок о бок и уставившись на него. Они не просто пялились, а делали это единственным способом, на который, казалось, были способны кошки, — осуждающе.
— Я не забыл о нашем соглашении, — сказал он. — Я не причинил ей вреда.
Оранжевый кот Локи повел хвостом в сторону и моргнул. Никто из кошачьих больше не двигался.
Раздраженно вздохнув, Киан направился в ванную комнату для гостей. Он включил горячую воду и осмотрел себя в зеркале.
Рубашка была расстегнута, и на ней виднелось несколько дыр. Его проницательному взгляду бросались в глаза едва заметные темные пятна на черной ткани. Кровь. В основном Лахлана, но это не уменьшило вновь вспыхнувший гнев Киана.
Он поспешно снял кольца и смыл с них кровь под струей горячей воды. Отложив их в сторону, он снял рубашку, скомкал ее и бросил на стойку. Он вымыл руки, лицо и грудь, используя при этом потенциально чрезмерное количество мыла для рук. Пока пенящаяся вода с красным оттенком стекала в канализацию, он не мог остановить мысли, что неслись в направлении, которого он изо всех сил старался избегать.
Но ты такой же, как он. Это… это то, как ты питаешься.
Схватившись за край стойки, он перегнулся через нее. Напряжение сковало его мышцы.
Я не такой, как он. Я не… монстр.
Но разве Киан не использовал свои чары на бесчисленных людях? Разве он не питался их желаниями, не манипулировал ими с помощью магии и не подталкивал их к решениям, которые они вряд ли бы приняли в здравом уме? Разве он не использовал свою силу, чтобы влиять на их мысли ровно настолько, чтобы они соответствовали его потребностям?
До Уиллоу ему никогда не приходилось сталкиваться с последствиями того, что его вид делал со смертными. Ему никогда не приходилось быть свидетелем того, что эта магия могла сделать с ними. Он никогда не задумывался о насилии, о том отвращении, которое они пережили. Он никогда не представлял себе травму потери контроля. Травму от того, что становишься рабом желания.
Это не совсем честно, не так ли?
Потому что он видел некоторые из этих последствий. Он был свидетелем насилия, деградации, жестокости. Он видел, как у людей отнимали свободу воли. И, боги, он чувствовал это в глубине своей души. Это вернуло его воспоминания прямо к Тултирасу, к тем самым повелителям фэйри, от которых он бежал с самого начала. К существам, которые пытались лишить Киана свободы воли.
Но он предпочел не смотреть. Он предпочел притвориться, что это не имеет значения, потому что он не был тем, кто это делал.
Почему он вообще должен был тратить время, сочувствуя людям, беспокоясь об их благополучии? Смертные были добычей. Добычей была Уиллоу.
И сегодня она была добычей Лахлана.
Киан оскалил зубы в рычании.
О, он, блядь, знал все это время. Вот почему существовали его правила — чтобы ему никогда не приходилось сталкиваться с этими последствиями, никогда не приходилось их оценивать, никогда не приходилось чувствовать даже намека на вину. Чтобы мог убедить себя, что он лучше.
Инкубы, подобные Лахлану, брали все, что хотели. Они использовали свое могущественное обаяние, чтобы подавить любое сопротивление, чтобы внедрить желания в разум смертного. Контролировать. То, что методы Киана были не такими агрессивными, не имело значения. Какое бы согласие, как он убедил себя, ни давали его смертные жертвы, оно было таким же недействительным, как и любое согласие, полученное Лахланом.
Несмотря на все его усилия обуздать темные, животные желания в своей сути, несмотря на всю его борьбу держать зверя на цепи, какое различие на самом деле можно было провести между Кианом и Лахланом? Возможно, другие фэйри были правы в том, как они относились к виду Киана.
Инкубы были паразитами. Пиявками. Никогда нельзя доверять, никогда не следует верить. Сама их природа заключалась в том, чтобы лгать, эксплуатировать и воровать. Охотиться на всех. В конце концов, это все одно и то же. Техника не имела значения, и шаткий моральный кодекс Киана не мог изменить результат.
Глазами любого другого Киан и Лахлан были существами одного рода.
— Нет, — прорычал он, царапая когтями столешницу. — Я не вселяю в них страх. Не питаюсь их болью. Не ломаю их, не осушаю и не выбрасываю, как мусор.
Было ли этого достаточно?
Его гламур рухнул. Он изучал свое отражение, смотрел в собственные сияющие голубые глаза и не мог решить, что же он видит. Пустота, вечно голодная, пожирающая все, что оказывается рядом? Источник страсти, потенциала,… заботы? Мыслящее, чувствующее существо…
Или зверь?
Но разве у него был выбор? Как еще ему питаться, чтобы выжить?
— Это ей не поможет, — прохрипел он. — Ты ей не поможешь. Не так.
Он вдохнул, наполняя грудь до боли, и задержал дыхание, отсчитывая удары своего сердца.
Уиллоу нужен был кто-то устойчивый. Кто-то надёжный, на кого можно положиться. Кто-то, кто показал бы ей, что, хотя ее мир пошатнулся, он все еще цел. Кто-то, кто мог поддержать ее, пока она не восстановит равновесие. Ей нужно было знать, что она не одна.