Сильвия Дэй - Отраженная в тебе
Миг — и его член снова оказался во мне, ритмично двигаясь в моей дрожащей щели.
Неспособная больше терпеть, я потянулась пальца¬ми к клитору, зная, что уж сейчас-то мне хватит одно¬го лишь касания, чтобы неистово кончить.
— Нет.
Схватив меня за запястья, Гидеон припечатал мои руки к сиденью, тогда как его бедра находились между моих ног, широко раздвинув их, что давало ему возможность совать глубже. Снова и снова. В безжалостном ритме, не меняя скорости.
Я дергалась, кричала, исходила на нет, теряя разум. Ему ничего не стоило дать мне кончить в любой момент, довести до яростного вагинального оргазма, лишь совершая свои толчки под правильным углом, так, чтобы толстый, твердый конец снова и снова надавливал на особо чувствительную точку, которую он инстинктивно находил всякий раз, когда овладевал мною.
— Ненавижу! — выдавила я сквозь рыдания. Лицо мое и сиденье под щекой были мокрыми от слез.
— Ева, скажи почему, — выдохнул он мне в ухо, склонившись надо мной, и тут наконец ярость пере¬полнила меня и выплеснулась наружу.
— Потому что ты заслужил этого! Потому что тебе не вредно знать, что чувствуют в такие моменты другие. Как больно это ранит, ты, эгоистичный придурок!
Он замер. Я услышала его резкий выдох. Кровь ревела в моих ушах так громко, что сначала мне показа¬лось, что его исполненный нежности голос мне просто почудился.
— Ангел. — Его губы шевелились у моей лопатки, а руки отпустили запястья и, скользнув под меня, сжали набухшие груди. — Мой упрямый прекрасный ангел. Наконец-то мы добрались до правды.
Гидеон поднял меня и выпрямил. Измученная, я уронила голову на его плечо, слезы капали мне на грудь. Сопротивляться не было сил: я и заскулить-то едва смогла, когда он, покрутив между пальцами болезненно напряженный сосок, потянулся к моей промежности. Его бедра пришли в движение, член снова вошел во влагалище, а пальцы сдвинули вместе половые губы и, зажав между ними клитор, стали растирать его. Я кончила, хрипло выкрикнув его имя. Все мое тело содрогалось в немыслимых конвульсиях, избавляясь от мучительного напряжения.
Оргазм продолжался целую вечность, и Гидеон был неутомим, продлевая мое удовольствие великолепными толчками, до которых я была так отчаянно охоча ранее. Наконец, когда я вся изошла в спазмах блаженства и обмякла в его объятиях, задыхающаяся и взмокшая, он разложил меня на сиденье. Вздрагивая, я закрыла лицо руками, неспособная остановить его, когда он раздвинул мои ноги и, не обращая внимания на то, что я вся пропиталась его семенем, сосал и лизал мой клитор до тех пор, пока оргазм не наступил снова. И снова.
Каждый раз спина моя выгибалась дугой, из легких выходил весь воздух. Я кончала опять и опять, потеряв счет этим волнам наслаждения, набегавшим и откатывавшимся, словно прибой. Моя слабая попытка вывернуться привела лишь к тому, что он выпрямился, стянув футболку, перебросил одну ногу через меня, упершись коленом в сиденье, а ладонями в окно над моей головой, выставив, в чем отказывал мне прежде, напоказ свое великолепное тело.
Я уперлась в него:
— Хватит. Я больше не выдержу.
— Знаю. — Его пресс напрягся, когда он скользнул в меня, осторожно вводя член в набухшую промежность и не сводя с меня глаз. — Я просто хочу быть в тебе.
Его член скользнул глубже, и шея моя выгнулась, я издала низкий звук — слишком уж это было хорошо. Даже вконец утомленная, после множества оргазмов, я все равно оставалась одержимой желанием обладать им и принадлежать ему. И знала, что так будет всегда.
Склонив голову, он припал губами к моему лбу:
— Ты — это все, чего я хочу, Ева. Никого больше нет. Никого больше никогда не будет.
— Гидеон.
Он, в отличие от меня, понял, что причиной всего случившегося была моя ревность и глубоко засевшее в подсознании стремление заставить его почувствовать то же самое.
Он поцеловал меня нежно, бережно, стирая всякую память о прикосновении к моим губам чьих-то еще.
***— Ангел, — прозвучал в моем ухе теплый шероховатый голос Гидеона. — Просыпайся.
Я застонала, еще плотнее закрыв глаза и зарывшись лицом в выемку его шеи.
— Оставь меня в покое, сексуальный маньяк.
Я ощутила, как он затрясся от беззвучного смеха, после чего поцеловал меня в лоб.
— Пора вставать.
Приоткрыв один глаз, я наблюдала, как он натягивает футболку. Джинсы так и оставались на нем. Поняв, что снаружи светит солнце, я села, выглянула в окно и ахнула, увидев океан.
По дороге мы один раз останавливались для заправки, но я была не в том состоянии, чтобы следить за дорогой и врубиться, куда нас несет, а Гидеон на мои вопросы отвечать отказывался, говоря, что это будет сюрпризом.
— Где мы? — выдохнула я, захваченная видом встающего над морем солнца.
Судя по его высоте, после рассвета уже миновало некоторое время. Возможно, дело близилось к середине утра.
— В Северной Калифорнии. Подними руки.
Я автоматически повиновалась, и он надел мне через голову майку.
— А где мой лифчик? — пробормотала я.
— Никто, кроме меня, тебя не увидит. Мы прямиком отправимся в ванную.
Я снова присмотрелась к выветренному, с односкатной крышей дому, возле которого мы припарковались. По меньшей мере трехэтажный, с огражденными галереями и балконами по фасаду и огромным одностворчатым входом, он стоит на высоких сваях у самой бе¬реговой линии, так близко к воде, что, наверное, в час прилива оказывался над ней.
— Сколько времени мы сюда катили?
— Почти десять часов. — Гидеон через ноги надел мне юбку, и я встала, чтобы он мог застегнуть молнию. — Пошли.
Он вылез первым и протянул руку мне. Снаружи лицо мое обдуло свежим соленым бризом, согнавшим остатки сна. Энгуса нигде не было видно, и я вздохнула с облегчением, поскольку без нижнего белья чувство¬вала себя раздетой.
— Неужели Энгус гнал машину всю ночь?
— Мы сменили водителя, когда остановились на за¬правке.
Я взглянула на Гидеона, и сердце мое сбилось с ритма от того, с какой нежностью и тревогой он на меня смотрел. Увидев на его челюсти кровоподтек, я машинально потянулась к нему, и грудь моя сжалась, когда он уткнулся носом в мою ладонь.
— Еще где-нибудь болит? — спросила я, ощущая после трудной ночи особую эмоциональную ранимость.
Он поймал меня за запястье и прижал мою руку к своей груди напротив сердца:
— Здесь.
«Любимый…» Должно быть, ему все это тоже далось непросто.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
Он поцеловал кончики моих пальцев, а потом, взяв за руку, повел меня к дому.
