Неукротимый голод (ЛП) - Робертс Тиффани

Шей склонила голову, прижавшись щекой к ладони Драккала, и горячие слезы потекли по его пальцам. Она подняла руку и откинула выбившиеся пряди волос назад, убрав их в пучок, который она зажала в кулаке и сжимала до тех пор, пока костяшки пальцев не побелели.

— Я даже не успела попросить прощения, — сказала она тихим, надломленным голосом. — Не успела попрощаться. Сказать, что я любила ее. Она умерла, думая, что я ее ненавижу, умерла, зная, что ее дочь была преступницей, неудачницей, ходячим, говорящим куском мусора.

Драккал обнял ее левой рукой за плечи и притянул к своей груди. Шей не оказывала сопротивления. Она прижалась к нему, ее плечи дрожали, когда тихие слезы превратились в полномасштабные рыдания, которые обвили сердце Драккала и сжали его. Он прижался щекой к ее голове и положил правую руку ей на затылок. Ее слезы пропитали его рубашку, но ему было все равно. Он просто обнимал ее.

Он держал ее так, как будто это был единственный способ сохранить его сердце целым.

Когда ее плач, наконец, начал стихать, он сказал:

— Мой народ долгое время верил, что наши предки наблюдают за нами из-за пределов смерти. Именно это я имел в виду, когда клялся своей кровью — кровью поколений, которые были до меня, — не покидать тебя. Их наследие светит в нашей жизни, и они следят за тем, что мы оставим после себя. Твои мать и отец наблюдают за тобой, Шей. Они видели твой позор и твою вину, но также заметили и твою силу. И они знают, даже с большей уверенностью, чем я, что в тебе есть то, чем они могут гордиться. Я знаю, что ты уже заставила их гордиться собой. Ты здесь, ты жива, сражаешься за своего детеныша. Что бы ни случилось, они любили тебя, кирайя, и они все еще любят тебя в своем месте за звездами.

Она громко шмыгнула носом.

— Ты думаешь?

— Я верю.

Она прижалась лбом к его груди и сделала глубокий, прерывистый вдох.

— Некоторые люди верят в то же самое. Я никогда не была религиозной. Но это… это было бы неплохо, если бы они были там.

— Я не был на своей родной планете десятилетиями, но я не забыл все наши обычаи, — сказал он, проводя правой рукой по ее позвоночнику вниз и снова вверх. — Спасибо, что оказала мне честь, поделившись воспоминаниями о своих предках, Шей. Я сохраню их вместе со своими собственными.

Она отстранилась от него, и, хотя ему не хотелось отпускать ее, он все же это сделал. Его руки опустились по бокам, внезапно став бесполезными. Она подняла на него взгляд, бледно-голубые глаза мерцали на фоне раздраженно-красного вокруг них, а выражение ее лица стало неожиданно застенчивым.

— Извини, что набросилась на тебя. Должно быть, гормоны беременности делают меня такой эмоциональной, — она отступила еще на шаг и вытерла щеки полотенцем. — Но спасибо. Что выслушал.

Ладони Драккала — обе, как бы это ни было невозможно — зудели от желания пошевелиться, от стремления заключить ее в крепкие объятия и снова прижать к своей груди. Он мог бы испытать некоторое удовлетворение от того, что утешил свою пару в трудный момент, но ему было нужно большее. Ему хотелось подарить ей больше. Отдать ей все.

Но все, что ему удалось сделать, это сказать:

— В любое время, кирайя.

Она вынула бутылку с водой из-под мышки и уставилась на нее, теребя крышку.

— Я просто действительно не хочу облажаться с этим ребенком. Я — это все, что у него есть. Все остальные ушли.

Драккал шагнул вперед и положил руку ей на плечо, снова привлекая ее взгляд.

— Даже если бы это было правдой, Шей, ничто в этом или любом другом мире не смогло бы навредить твоему детенышу. Но ты не одна. Я здесь ради вас обоих.

Она несколько секунд молча смотрела ему в глаза, и сердцебиение Драккала участилось, заполняя тишину. Ее кожа была теплой и мягкой под его ладонью, ее аромат таким же сладким и манящим, как всегда, а румянец на лице делал ее еще более сияющей. Но сейчас все это не имело значения. Все, что было важно, — убедиться, что она знает без сомнения, что всегда может на него положиться.

Маленькая складка, образовавшаяся между ее бровями, и опущенные губы сказали ему, что она разрывается, что она не совсем приняла то, что он предлагал, что часть ее не верила ему. И это было похоже на… отвержение. Это вызвало разочарование и боль глубоко внутри Драккала, хотя в глубине души он знал, что у нее были все основания сомневаться после той жизни, которую она прожила.

У нее были все основания сомневаться в нем из-за чувства вины за собственное предполагаемое предательство.

Наконец, Шей опустила взгляд, стряхнула его руку и сказала:

— Я довольно сильно устала и вспотела. Уверена, от меня воняет, а еще я испачкала тебя. Итак… я хочу принять душ и немного отдохнуть.

Драккал нахмурился. Все его инстинкты требовали, чтобы он преследовал ее, остановил и физически показал, кем она была для него. Каждая клеточка его тела кричала, чтобы он показал, как сильно хочет защитить ее. Каждая молекула призывала его боготворить ее тело и облегчать тревоги. Ему нужно было сделать Шей своей во всех отношениях… и убедить, что он должен быть ее.

Но он лишь слегка кивнул Шей, прежде чем она отступила назад, повернулась и ушла. Он стиснул челюсти, провожая ее взглядом, и сжал кулаки, как только она вышла на лестничную клетку и скрылась из виду.

У Арка никогда не было таких трудностей с Самантой.

Эта мысль, непрошеная, всплывшая из тайников его сознания, только усилила раздражение Драккала. Отчасти потому, что это было правдой — несмотря на первоначальную робость, Саманта быстро привязалась к Аркантусу, — а отчасти потому, что думать об этом было дерьмово. Аркантус здесь ни при чем, как и Сэм с Шей.

Драккал был тем, кому нужно было действовать, он был тем, кому нужно было разобраться во всем. Должно быть, он мог сказать или сделать что-то еще прямо сейчас, чтобы помешать ей отстраниться. Она открылась, поделилась старыми, болезненными воспоминаниями, и он почти установил связь. Он почти проник сквозь ее внутренние стены, которые она так часто удерживала.

Нужно было давить сильнее. Можно было разрушить те стены, не сломив ее. Моя Шей сильнее этого.

И вдобавок ко всему, его яйца болели так, словно их пнул траликс. Его тянули к Шей не только инстинкты, но и все его тело, и это желание быстро перерастало в неистовую потребность. Он понятия не имел, как долго еще сможет сдерживать это.

Его тело дрожало от отчаянной, неугомонной энергии, которая пронизала его до костей, ощущение, напоминающее действие усиливающих препаратов, которые иногда давали рабам-гладиаторам перед боем. Драккал не испытывал ничего подобного годами, и он знал, что его руки будет недостаточно, чтобы утолить свои желания. Руки было недостаточно уже несколько недель.

Вонзив когти в ладонь, он заставил себя сосчитать до ста, прежде чем, наконец, направиться наверх. Ему нужно было найти способ выплеснуть эту энергию, прежде чем снова увидеться с Шей, а это, вероятно, означало довести свое тело до изнеможения в спортзале.

Но в глубине души он подозревал, что есть только один способ избавиться от этого наверняка — был только один человек, который мог помочь.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Драккал зарычал и толкнул вверх штангу на тренажере для жима лежа, которая зафиксировалась на месте, как только он разжал руки. Он сел, желая, чтобы жжение в животе — то же самое жжение, исходящее от всех мышц его верхней части тела — значило что-то. Желая, чтобы это что-то изменило. Он давно не тренировался с такой интенсивностью. Обычно это принесло бы удовольствие. За этим стояло бы удовлетворение, эйфория, вызванная теми химическими веществами, которые мозг обычно выделял во время тяжелой физической нагрузки.

Сейчас это было не так. Его мышцы болели, но все еще пульсировали неугомонной энергией, как будто высвободить ее можно было только очень специфическим способом.