Извращённое чувство (ЛП) - Макинтайер Эмили

Усмехнувшись, я швыряю в нее куском хлеба.

— Ну, да. Так оно и есть на самом деле. Это сбивает с толку, и я думаю, что он просто намеренно манипулирует моими эмоциями, и не знаю, чего он хочет добиться. Не похоже, что это что-то изменит. По его мнению, он уже победил, так какой в этом смысл?

— Боже мой, — размышляет Рия, оценивающе глядя на меня. — Он тебе нравится.

— Нет, — огрызаюсь я. — Ни в коем случае.

Она откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Не лги мне, сучка. Как ты смеешь влюбляться в врага и пытаться скрыть это от меня?

— Я не влюбилась в него. Боже, — жалуюсь я. — Он просто… он сбивает меня с толку.

Она усмехается.

— Я тебя умоляю, тебе всегда нравились плохие парни.

У меня отвисает челюсть.

— Неправда.

— Не лги мне, Яс. Я слишком много раз смотрела с тобой «Крепкий орешек», чтобы попасться на эту уловку.

— Это другое, — я тычу в неё пальцем и прищуриваюсь. — Ганс Грубер — лучший злодей всех времен. Он не настоящий человек.

— Верно, — она кивает, широко раскрыв глаза. — У тебя есть его реальная версия в виде твоего мужчины.

Мой желудок скручивает.

— Он гребаный преступник, прячущийся в деловом костюме, Рия. За кого ты меня принимаешь?

— Предполагаемый преступник, — поправляет она.

Я не утруждаю себя объяснением ей, что «Sultans» — это гораздо больше, чем кажется людям со стороны. Если я признаю это вслух, то мне придется признать, что мой отец тоже преступник и что и Джулиан, и мой отец просто очень хорошо умеют скрывать свои гнусные деяния за улыбками и торговыми сетями.

К горлу подкатывает тошнота, когда я вспоминаю, с кем имею дело в лице Джулиана, и ненавижу себя за то, как легко забываюсь, когда нахожусь рядом с ним. Я позволяла ему прикасаться ко мне, целовать меня. Почти позволила ему трахнуть меня.

— Ух, он определенно пытается манипулировать мной. А я просто… блять, беспомощная девчонка, которая не может ничего сделать, кроме как подчиняться его требованиям и притворяться, что меня всё устраивает, — я опускаю голову на руки. — Это заставляет меня чувствовать себя слабой.

Рия вздыхает и, перегнувшись через стол, похлопывает меня по предплечью.

— Ты не слабая, малышка. Ты умная.

Я поворачиваю голову вбок и смотрю на нее.

Ее взгляд снова возвращается к Расулу, а затем ко мне, и она понижает голос.

— Я поговорила с Эйданом.

Это привлекает моё внимание, и я оживляюсь, хватая ее за руки.

— Ты шутишь.

Она прищелкивает языком.

— Подумала позвонить ему, просто чтобы узнать, ответит ли он, понимаешь? Высказать ему всё, что я о нем думаю.

— Хорошо, — я киваю, ожидая продолжения и не обращая внимания на то, как больно от того, что он поговорил с ней, но даже не ответил мне. — И?

— Мы поговорили всего несколько минут, и я сказала ему, что ты делаешь только то, что должна. Он где-то там, пытается найти ту лампу или что-то в этом роде, так что он просто был занят.

— О, хорошо.

У меня скручивает желудок.

Она морщится, словно ожидая, что я развалюсь на части прямо у нее на глазах, но, на удивление, хотя осознание того, что я не являюсь его приоритетом, причиняет боль, она не такая сильная, как я ожидала. Это тупая боль в груди, а не удар кувалдой по сердцу. Хотя я не совсем понимаю, почему он так заинтересован в том, чтобы найти лампу, если я уже замужем за кем-то другим. Неужели он думает, что всё ещё сможет убедить моего отца, что он лучший выбор?

— Эй, эта история с потерянной лампой — какое-то безумие, да? — говорит она, меняя тему разговора и делая глоток своего напитка.

— На самом деле я не так уж много об этом знаю, — я поднимаю на нее взгляд и наклоняю голову. — Кстати, а ты откуда знаешь?

— Эйдан сказал, что она стоит, наверное, миллиард долларов, — она присвистывает. — Представь, что кто-то мог бы с ней сделать. Неудивительно, что твой отец хочет заполучить эту лампу.

Я прикусываю губу.

— Честно говоря, Ри, мне наплевать на эту дурацкую лампу. Это уже не имеет значения. Не произойдет такого, что Эйдан сможет вернуться с ней обратно, и мы вместе уедем навстречу закату. Уже слишком поздно.

Она кивает.

— Верно. Но надежда всё ещё есть. Я нашла парня, помнишь?

Я наклоняюсь вперед, и моё сердце подпрыгивает к горлу, словно я на американских горках.

— Да. Я просто побоялась спросить.

Она снова переводит взгляд на Расула.

— Ты уверена, что он нас не слышит?

Я оглядываюсь назад, а затем снова смотрю на нее, пожимая плечами.

— Я купила тебе одноразовый телефон и сохранила в него его номер. Его зовут Рэнди Газим. Он юрист, работает в самом центре Нью-Йорка. Специализируется на неприятных разводах и утверждает, что ему насрать на Джулиана Фарачи и на ту власть, которой он обладает, — она берет со стола льняную салфетку и кладет ее себе на колени, прежде чем обернуть ею что-то и снова положить на стол. — Я подумала, что ты могла бы попробовать написать Эйдану с этого телефона, на случай, если у тебя в телефоне жучок, или, знаешь, мы могли бы говорить, не беспокоясь о том, что кто-то может заглянуть в твой настоящий телефон.

Я протягиваю руку и хватаю салфетку, чувствуя под ней какой-то бугристый предмет. Подтягиваю ее к себе и засовываю в сумочку, надеясь, что Расул этого не заметил. В груди у меня становится тепло.

Она приподнимает плечо.

— Послушай, Эйдан очень недоволен, Яс. Ему больно, знаешь? Но я сказала ему, что ты пытаешься найти выход из этой ситуации. И он… он не потерял надежды, — она кивает в сторону телефона. — Напиши ему. Выслушай, что он хочет сказать.

Мое сердце практически выскакивает из груди и ударяется о ребра, когда я киваю.

— Спасибо, Рия.

После того как бранч закончится и я вернусь в безопасность в своей комнате, я планирую заняться именно этим.

27. ДЖУЛИАН

Расул: Всё в порядке. Она со своим другом. Напишу, когда будем возвращаться домой.

Я: Женщина?

Расул: Да.

Закрыв сообщение, я кладу телефон на складной столик, который стоит у стены, за пределами пластикового брезента, закрывающего остальные 90 % комнаты и создающего прозрачный защитный барьер на стенах и полу.

На прошлой неделе я видел, как Ясмин бродила по дому, наблюдая за ней с помощью камер наблюдения, установленных на моём рабочем столе. Она либо не знает об их существовании, либо не обращает на них внимания. Но в этой комнате её не было. Вряд ли она смогла бы найти вход или войти, даже если бы захотела. Комната защищена высокоуровневой системой безопасности, а вход в неё спрятан за одним из больших книжных стеллажей в библиотеке.

Я отодвигаю в сторону брезент и прохожу в центр помещения, где на единственном стуле сидит тот самый вчерашний кусок дерьма, связанный и с кляпом во рту. Его руки и ноги привязаны к креслу, а лицо приобрело отвратительный фиолетовый оттенок от того, что он пытается кричать достаточно громко, чтобы кто-нибудь услышал.

— Офицер Тейт, — начинаю я, держа в руках свой посох и раскручивая его. — Я хотел бы выразить Вам свою благодарность за то, что Вы согласились встретиться со мной так быстро. Понимаю, сколько времени у Вас ушло на то, чтобы добраться до пустого склада. И я знаю, что мой багажник — не самое удобное место, особенно на этих холмистых дорогах, ведущих к моему дому.

Я улыбаюсь, останавливаясь прямо перед ним, и чувствую удовлетворение от страха, который я вижу в его глазах.

Он издает ещё один приглушённый звук и дёргается в своих оковах.

— Нет, нет, нет, — приговариваю я, поднимая посох, чтобы прислонить его к кляпу у него во рту. — Ты уже достаточно наговорил.

Я провожу концом посоха вниз от его рта, по шее, пока он не оказывается у точки, где бьётся пульс. Я, конечно, этого не чувствую, но представляю, что он бьётся быстро, даже неровно. Эта мысль возбуждает меня.