Д Гудвин - Десять писем
Выпрямившись, приседая и приподнимаясь на полусогнутых ногах она делала такие движения, какие делают всадники, скачущие на лошади галопом…
Наклонившись вперед и удерживая себя на вытянутых руках высоко приподняв свой зад, судорожным усилием затем, приподнимала его вниз, пытаясь вобрать в свое пылающее тело весь мой член…
Я не мог оторвать своего взгляда от ее до предела раскрывшихся ягодиц, растянутого отверстия, когда она их приподнимала.
Я только немного хмурился боясь слишком рано кончить…
Все ее тело горело, покрываясь потом от черезмерных усилий. У мнея ломила поясница, болели бедра, но член стоял колом… Захватив свои ноги под коленками, я ритмично прижимал их к своей груди отчего мой член еще больше выдвигался вверх.
Но вот моя девочка приспособилась и, изогнувшись всем телом в дугу, начала частые, быстрые и равномерые какие-то жадные движения, в которых учавствовали все части ее гибкого тела. И с каждым движением ее матка приближалась к головке моего члена. Все ближе и ближе…
Еще большее напряжение мускулов, еще больший изгиб наших бедер, впиваясь друг в друга. Еще одно судорожное усилие…
И еще…
Еще…
И вот матка соединяется с головкой члена… Старается заглотнуть ег о…
Все плывет вокруг как в тумане… Наконец, извержение… Мы успокоились…
С трудом мы разъединились. Ее задница соскользнула с моих бедер и она свалилась набок позади меня, обессиленная и тяжело дыша. С усилием я вытащил из-под одеяла и из-под себя подушки, опустил ноги. Утомление было предельно приятным.
Немного отдышавшись Кито слезла с кровати, сделала два шага смешно сгибая ноги дугой, как всадник только что слезший с коня и вновь прилегла рядом со мной…
— Не могу… У меня все дрожит…
— Полежи, отдохни… У меня с тобой серьезный разговор… — устало говорил я закрывая глаза.
"Чуточку отдохну и поговорю с ней. И как увидеть француженку… тоже."
Но усталость взяла свое и я задремал с настойчивой мыслью о побеге. И вот приснился мне сон. И даже не сон, а какой-то мимолетный образ. Но яркий и запоминающийся образ….
Мне чудилось, что я лежу в палате один и поджидаю Кито. Вдруг дверь открывается и вместе с Кито входит врач. Я с удивлением уставился на него, недоумевая откуда он взялся. При этом лицо врача мне показалось странно знакомым, а когда он снял маску и стал протирать очки платком, я понял почему мне так знакомо это лицо… я узнал себя! Да, это был я. В белом, застегнутом на все пуговицы халате, в такой же белой шапочке и марлевой маской на груди. Я взял сам себя за руку, пощупал пульс и печально сказал:
— А он, умер.
"Он, это был я. Но почему умер, если я еще жив и понимаю, что вижу только сон. Но ответа не было и фигура врача стала удаляться… Я отчетливо, однако, видел, как он открыл дверь, вышел в коридор и опустив голову, пошел к выходу. Часовой по ту сторону коридора вскочил со стула, на котором дремал и вытянулся. Не подымая головы врач прошел мимо и начас спускаться по лестнице.
Как же так! Ведь я здесь и я ушел. Да как же так!
Очевидно я вслух задал этот вопрос и очнулся от собственного голоса.
Еще толком не соображая, я повторил — как же это так. Как же так. Мой мозг лихорадочно старался осмыслить виденный сон. Но какой сон. Я весь покрылся потом, усиленно стараясь уловить какую-то ускользавшую от меня мысль.
"Врач… Ну да…. я врач… Я врач!"
Я удовлетворенно засмеялся. Меня охватила приятная слабость.
"Нужно переменить белье." — подумал я.
Мысль о белье сразу поставила все на свои места…
"А если не белье, а… личность? Переменить личность! Стать врачем! А настоящего врача куда? Но это деталь. Нужна идея. Единственно приемлимая идея!"
Мне было жарко, лицо горело, я ощущал нервную дрожь.
"Спокойно, спокойно!" — повторил я себе.
Но спокойно отдыхала лишь одна Кито, свернувшись калачиком рядом со мной. Я тронул ее за плечо, она с трудом открыла глаза, зевнула и села на кровати.
— Кито…
— Что случилось? — она с тревогой взглянула на меня, пощупала мой лоб и заволновалась.
— Милый, что стобой? — она с тревогой смотрела на меня. — У тебя жар.
— Все в порядке, дорогая! Перемени мне рубашку, дай что-нибудь успокоительное и все будет чудесно.
— Ну что с тобой, Анри!.. Что тебя так взволновало? — с тревогой допытывалась она.
— У меня есть идея!
— Какая идея?
Кито подала мне стакан с лекарством, я выпил его и вскорее немного успокоился.
— У меня есть идея побега и нам с тобой надо хорошенько ее обдумать. Это единственный шанс и другого такого не будет.
Я объяснил возникший у меня план. Она внимательно выслушала меня подумала и сказала:
— Но это очень, очень трудно и почти нет шансов на успех.
— А я и не говорю, что легко. Я лишь утверждаю, что это единственный шанс и надо им воспользоваться.
— Не знаю!..
— Только прежде надо обдумать все до мельчайших деталей, — я нежно обнял Кито и добавил, — Ведь если удастся, мы будем во Франции вдвоем и навсегда!
— Навсегда! — повторила Кито и нежно прижалась ко мне.
Теперь все мои мысли и усилия были направлены на подготовку к побегу. Я даже меньше стал думать о таинственной француженке. Надо было очень многое узнать, продумать, предугадать. Мне активно помогала Кито. Если бы не она, я никогда не смог бы преодолеть всех трудностей, связанных с этим делом.
Основной вопрос был — что делать с врачем? Как его убрать? Оглушить или связать? Это было бы лучше всего. Во всяком случае было ясно одно — любыми путями, но его нужно убрать. Об открытой борьбе нечего было и думать. Я еще слишком слаб. На помощь маленькой Кито тоже расчитывать нельзя. Но если сложить наши силы, то может быть что и получится?
В целом план был таков.
При очередном осмотре следует убрать врача. Я переодеваюсь в его одежду, длаго рост наш примерно одинаков, а за время болезни я стал таким худым, как он. Его знают в лицо. Умница Кито берется загримировать меня. Я выхожу в коридор с опущенной головой, как бы глубоко задумавшись, и не обращая внимания ни на кого, быстро прохожу по коридору, мимо часового, и спускаюсь вниз. Уже установлено, что часовой никогда не проверяет пропуск у врача. Для верности одену марлевую маску, которая почти совсем скроет мое лицо. Часовой же подумает, что по рассеяности врач не снял маску после обхода больных.
Дальше предстояла более трудная задача. Нужно было пройти через весь огромный госпиталь, рискуя быть узнаным кем нибудь, пройти часовых у выхода госпиталя, где проверяют пропуска у всех без исключения и лишь только после этого можно было считать себя свободным…
