Эмма Беккер - Вкус любви
Если ты полагаешь, что я до такой степени наивна, то ошибаешься. Вот уже почти два дня, как я не получала от тебя ни одного спонтанного сообщения, и, поверь мне, подобная мелочь наводит на размышления. Для меня остается загадкой, что могло произойти между нами, чтобы ты стал со мной таким.
Не говори мне о своей занятости, у тебя всегда было мало времени, но ты каждый раз находил возможность мне позвонить.
Ты можешь сказать мне все. Иначе сегодня меня там не будет.
У нас абсолютно неклассические отношения, поэтому ни тебе ни мне не нужно малодушничать, как это бывает в семейной паре.
Если хочешь, мы туда идем.
Если больше не хочешь, просто скажи мне.
Потому что, хотя я и говорила, что не имею склонности к боли, но в последнее время чувствую ее все чаще. И, честно говоря, мне это не нравится. Боль для меня — шлепок по заднице, такого мне вполне достаточно.
Скажи мне.
То, что я знаю о Месье, основано на мизерном количестве информации.
Мне известно, что ему сорок шесть лет, что его жену, красивую блондинку, зовут Эстель. Сейчас не могу вспомнить его ответ, но однажды я спросила о том, как они познакомились. На какой-нибудь студенческой вечеринке, полагаю, — из разряда банального и одновременно чарующего.
Я знаю, что у него пятеро сыновей семнадцати, пятнадцати, тринадцати, десяти и семи лет, поразительно похожих на него, и вся эта маленькая армия занимает квартиру, которая представляется мне роскошной, в самом центре острова Сен-Луи.
В этот квартал я как-то случайно забрела, и каждый мой шаг был подобен взгляду, который я позволяла себе бросить на их семейную жизнь. О ней мне ничего неизвестно, но она влечет меня к себе, словно любопытную муху. Ведь я не могу до конца забыть, что Месье — отец семейства, к тому же имеющий только сыновей. Возможно, именно поэтому он не испытывал чувства неловкости, оказавшись в постели с девушкой двадцати лет: он не проводил никакой параллели. Будь у него дочь-подросток, слоняющаяся, как и я, в нижнем белье по гостиной с сигаретой в руке, — вероятно, Месье взвесил бы все за и против, прежде чем отважиться ласкать практически идентичные ягодицы.
А может быть, и нет.
Думаю, меня также влечет эта его теневая грань: мне не удается найти хоть какой-то намек на нравственность в пороках, которым я учусь у него, зная, что она все-таки где-то есть. Гостиничные номера, где мы встречались по вторникам утром, пахли табаком, травкой, спермой, киской и полным отсутствием чувства вины.
Месье любит Habit Rouge[26] Герлена: это таинственное название прекрасно ему подходит. Но везде, где его кожа обнажена, пахнет вовсе не парфюмом. Его руки, например, имеют свой собственный пряный запах. От шеи исходит тонкая и убийственная смесь аромата его волос и моющего средства, используемого Эстель для стирки его рубашек. Что уж говорить об остальных его запахах, мимолетных, но незабываемых?
Месье бреется каждый день, и мне трудно поверить в то, что на его лице может расти щетина, настолько его кожа нежная на ощупь. Возможно, именно это меня немного отталкивает: щеки Месье такие же бархатистые, как у моего отца. У всех отцов, ласкающих и целующих нас в детстве, кожа всегда гладко выбрита.
И в то же время это притягивает нас, как наркотик.
Месье был интерном, затем руководителем клинической практики в больнице Сен-Луи в ту пору, когда ординаторские начали славиться определенной репутацией. Никто не знает, что тогда происходило, но готова поспорить: именно там Месье узнал большую часть из сотен своих женщин, — если только это заявление не является обычным бахвальством.
У Месье в его iPod есть все Who[27]: однажды утром, когда он одевался, я услышала, как он напевает «Мое поколение», словно помолодев на двадцать лет за несколько секунд.
Интересно, какая же у него была юность, если он сохранил такие аппетиты и с сединой в волосах? Дело в том, что Месье каждый день выбирает себе разный возраст: от пятнадцати до тридцати двух лет. Как подросток, он быстро заводится и остывает. Даже женившись и обзаведясь детьми, даже в своей одежде хирурга в этой клинике, его стараниями превращенной в игровое поле, Месье не может усидеть на месте, все в нем кипит, кричит: «Я хочу жить, ЖИТЬ». И удовольствие, которое он дарит себе со мной, эти тайком украденные часы, заставляют блестеть его глаза подростка, по нелепой случайности оказавшегося в теле взрослого мужчины.
В одежде Месье явно предпочитает эклектический стиль. Будучи с ним в отеле, как и в клинике, я всегда видела его только в костюме, в высшей степени элегантным, дьявольски соблазнительным. Но окажись я с ним как-нибудь вечером, увидела бы совсем другого человека: в узких черных джинсах, ботинках из крокодиловой кожи в тон с ремнем из той же зверушки, в кожаной куртке. Когда я об этом узнала, то свернулась рядом с ним в позе эмбриона так, чтобы, слушая тот список, нашептываемый мне на ухо, незаметно кусать изнутри свои щеки, не задевая его тщеславия.
— Ты же не собираешься влюбляться в типа, который одевается, как Джонни Холлидей![28] — скажет мне позже Бабетта.
Месье вызывает у меня раздражение по некоторым пунктам: например, из-за того, как он гордится своим жизненным успехом.
Его зазнайство мне еще более невыносимо, чем подобный минус у остальных, потому что хвастаться он может бесконечно. Я прощаю ему это еще меньше, чем десятку других мужчин, с которыми регулярно встречаюсь. Каждый из них по-своему изматывает меня постоянными рассказами о своих достижениях.
Ежедневно, пока я нежусь в своей постели либо встречаюсь с подружками, он исправляет носы, губы и разные уродства, о существовании которых я даже не подозревала. Он вкалывал как проклятый, чтобы занять лучшее место в этой респектабельной профессии. Когда я написала свои несчастные пять страниц, мне показалось, что я целый день отработала на шахте, однако уверена: Месье вкалывал по четырнадцать часов, обрабатывая швы и делая разнообразные пластические операции. Он добился авторитета, никого не подсиживая, — и, думаю, для того, чтобы занимать это место, нужна немалая гуманность.
Месье видел меня всего пять раз и искренне полагает, что знает меня лучше других. Но ему неведомо, что в моем понимании машины, деньги и жизненный успех являются темами, которые лучше всего украшает скромность.
Когда я рассказываю о его хвастовстве Инэс и Бабетте, они относятся к этому с меньшей лояльностью, чем я, проявляющая поистине материнское терпение: очевидно, Месье нуждается в одобрении. Мне тысячу раз хотелось над ним посмеяться, но я никогда не реагировала бурно. Думаю, ограничивалась тем, что поднимала кверху глаза с полуулыбкой на губах, по сути, находя трогательным эту напыщенность оленя в период брачных игр, эту пыль, старательно пускаемую в глаза. Я ощущала свою ценность и наивно считала столь очевидный недостаток последним барьером, который помешает мне влюбиться в него.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
