Обретая тебя (ЛП) - Хендрикс Лена
· · • • ✶ • • • · ·
— Ну привет, милый мальчик! Чем я обязана такому удовольствию? — я должен был предположить, что моя мать заметит, как мой внедорожник поворачивает к ее подъездной дорожке.
— Мама, я взрослый мужчина, — проворчал я, схватив с переднего сиденья небольшой букет цветов, прежде чем закрыть дверь.
— О, тише, — она бросилась вниз по ступенькам своего крыльца и ударила меня по руке кухонным полотенцем, висевшим у нее на плече. Стоя на цыпочках, она все еще достигала середины моей груди. Я наклонился, чтобы обнять ее хрупкое тело, и она поцеловала меня в щеку.
Все в городе могли назвать ее птичкой, но личность моей матери заполняла собой любое пространство, в которое она входила. Родившаяся и выросшая в маленьком городке на востоке Техаса, Птичка оправдала свою репутацию благородной южанки, хотя со временем ее акцент сошел на нет, и она привыкла к жизни западной женщины.
Я бесцеремонно преподнес ей увядающие цветы.
— Для тебя.
— И поэтому, — улыбнулась она, — именно поэтому ты всегда будешь моим милым мальчиком. А теперь заходи внутрь, но не смей оставлять грязь на моих чистых полах.
— Да, мэм, — я не мог не покачать головой, глядя ей в спину.
Мама по-прежнему жила в доме нашего детства, где она целыми днями занималась садоводством, выпечкой и волонтерством в женском клубе Чикалу, где, собственно, и узнавала обо всех сплетнях этого города. Так что я понимал, что рано или поздно мне придется встретиться с ней лицом к лицу из-за того, что произошло в баре Колина.
Она налила домашний лимонад в два стакана, сделала глоток из одного и поставила передо мной другой.
— Итак… о тебе говорили во всем городе.
Тогда, полагаю, мы, черт возьми, приступаем к этому прямо сейчас.
Я прочистил горло.
— Похоже на то.
Подняв бровь — эта женщина могла согреть сердце объятиями или охладить ад взглядом — она сказала:
— А что случилось с этой милой девушкой Джо?
Сидя у нее на кухне, я снова почувствовал себя шестнадцатилетним.
— Я действительно не хочу об этом говорить.
— Ну, я не спрашивала, хочешь ли ты говорить об этом, не так ли?
Я выдохнул и допил лимонад одним глотком. Я уставился на свои руки, потирая ткань между большим и указательным пальцами.
Я мог представить, как легко Джоанна вписалась бы в мою жизнь, если бы я позволил ей. Я мог представить, как она напевает под радио на этой кухне, пока мама учит ее готовить настоящих жареных цыплят, а потом смеется с Финном за кружкой пива на задней террасе. Я был так близок к тому, чтобы получить все это, но это не изменило того факта, что я никогда не смогу стать тем мужчиной, которого она заслуживает.
— Линкольн, — голос моей матери стал тише, — ты несешь тяжесть всего мира на своих больших плечах. Я думаю, что иногда ты забываешь, что тебе разрешено освобождаться от груза, — её темные глаза были мягкими, а маленькая рука покоилась на моем плече.
У меня стал ком в горле, и я мог только кивнуть. Я пришел сюда, потому что чувствовал себя потерянным. Судя по всему, будучи успешным взрослым мужчиной, ты не стал меньше нуждаться в матери. Она подошла, чтобы поставить цветы в воду, и я не мог не думать о Джоанне и о том, как она превратила свой грязный и заброшенный коттедж во что-то манящее и очаровательное. Маленькие баночки и кувшины с полевыми цветами стояли на всех столах и столешницах. Они проникли и в мой коттедж, и у меня все еще не хватило духу выбросить их.
Я злился на себя за то, что скучал по ней. Я принял решение отпустить ее. Я должен был чувствовать себя лучше, потому что она больше не была привязана к мужчине, который будет только тянуть ее вниз, но все, что я чувствовал, была пустота.
Мама пока оставила эту тему в покое, а я до конца дня помогал ей в саду: соорудил три новые высокие грядки и заполнил их землей и компостом. Физический труд помогал разогреть и растянуть мышцы, но не уменьшал боль в груди.
По дороге домой я сказал себе, что не буду сбавлять скорость, когда буду проезжать мимо офиса, просто чтобы посмотреть, там ли она. И я определенно не сделал второго круга вокруг квартала, когда увидел ее пикап, припаркованный у городского кафе.
Глава 32
Джоанна
— Я не могу поверить, как незначительно изменился этот город! — Хани села напротив меня в кафе. Её светлые кудри были гладкими и блестящими.
— Весь город напоминает мне бабушку и дедушку. Нравится, когда люди рассказывают мне истории о них, — одновременно на сердце становилось легче, но и ныло при воспоминании о моих бабушке и дедушке.
Хани пролистала липкое пластиковое меню кафе. Я позвонила ей после того, как Линкольн уничтожил мое сердце. В ту первую ночь она часами слушала мои рыдания. Мне ничего не хотелось, кроме как взять и уйти — сбежать, — но у меня было еще несколько встреч, и, поскольку Линкольн не приходил в офис, я не хотела оставлять Финна в беде. Итак, вместо того, чтобы покинуть этот город и уехать в Бьютт, Хани настояла, чтобы она приехала ко мне.
Миссис Коулсон, наша очень пожилая и очень медлительная официантка, наконец, подошла к столику. Она смотрела туда-сюда между нами.
— Добрый вечер, миссис Коулсон, — сказала я, переключая её внимания с Хани на меня. — Вы помните мою сестру Хани?
— О, я подумала, не ты ли это! Боже, прошло столько времени, — её милое лицо сморщилось, а мягкие морщины на ее лице углубились от ее улыбки. — Я вижу, у тебя все еще есть склонность к показной роскоши.
Я подавилась смешком, потягивая воду. У миссис Коулсон тоже не было фильтра.
— Прошло немало времени, — ответила Хани с теплой и нежной улыбкой, игнорируя двусмысленный комплимент, — я слышала, вы все заботились о моей Джо.
Хани было так легко коммуницировать с людьми. Она могла завести диалог с кем угодно, как будто они только вчера разговаривали. Все чувствовали себя комфортно рядом с ней.
— О, ну, знаешь, наша малышка Джо была на слуху у всего города!
Наша малышка Джо. Мои щеки вспыхнули от ее слов. Я никогда по-настоящему не чувствовала себя где-либо принадлежащей, и где-то по дороге я начала думать о Чикалу Фолз как о своем доме.
Миссис Коулсон продолжила:
— Она вывела нашего Линкольна из себя, это точно. Но для него это хорошо, если вы спросите меня, — в её темно-карих глазах плясали озорные искорки.
Мягко откашлявшись, я неловко заерзала в кабинке. Когда миссис Коулсон подмигнула, мне пришлось изо всех сил сдерживаться, чтоб не закатить глаза. Гнев все еще кипел под моей кожей, и я держалась за него, потому что так было лучше, чем чувствовать глубокую боль от ссадины, которую оставил после себя отказ Линкольна.
Мы заказали наши обеды и провели следующий час, наблюдая, как жители этого маленького городка разговаривают и общаются. Было что-то в том, как люди смеялись и болтали за столиками. Куда бы вы ни пошли в Чикаку, соседи были семьей. Где-то глубоко в животе у меня заныло от осознания того, что я люблю этот город, но никогда не стану его частью.
После ужина Хани последовала за мной по темным дорогам к ферме мистера Бейли. Она припарковала свой винтажный Шевроле рядом с моим старым пикапом.
— Знаешь, — сказала она, выйдя из машины и осмотрев её бок, — я буду в бешенстве, если этот гравий испортит мою краску.
Я рассмеялась. У Хани было много чего, но жизни в маленьком городке — включая гравийные подъездные дорожки — не входила в их число.
Мы подошли к коттеджу, и я невольно посмотрела на дом Линкольна. Шторы были плотно закрыты, свет выключен. Рука Хани похлопала меня по спине между лопатками. Она успокаивающе прижалась щекой к моему плечу.
Открывая дверь коттеджа, я хмуро посмотрела на свежую груду аккуратно сложенных дров у двери. Мы вошли внутрь и сразу выгрузили багаж Хани, затем я включила свет и отпустила Бада на короткую пробежку. Он тявкнул и побежал прямо к коттеджу Линкольна. Предатель.
Хани достала из сумки две бутылки винтажного «Shiraz», покачивая ими из стороны в сторону.