Тоскуя по ней (ЛП) - Робертс Тиффани

Уиллоу не сопротивлялась ему.

Восемнадцать 

Медленная ухмылка расползлась по губам Киана. Молчание Уиллоу сказало ему все — она не готова, пока нет, но она знала, что это может закончиться только одним способом.

Она будет полностью, безвозвратно его.

Это знание усилило возбуждение, гудящее в нем, и увеличило боль в члене. Дымка ненасытного желания затуманила его зрение, окрасив мир в безумный багровый цвет. Он хотел от нее большего, хотел всего, и хотел этого сейчас. Но он мог заставить себя лишь прижать ее немного ближе, немного крепче.

Почему бы не взять больше?

Потому что она добилась именно того, что задумала. Киан накормлен, и, боги, это было так вкусно. Ее удовлетворение накатывало на него нежными волнами, каждое наполняло вспышкой энергии, которая гарантировала, что он долгое время не будет нуждаться в пище.

Но одного этого было недостаточно, чтобы остановить его. Удовлетворение потребностей не притушило огонь желания, даже на самую малость.

Правила взаимодействия смертных и инкубов к Уиллоу неприменимы. Он не мог очаровать ее магией, не мог усилить ее желания до такой степени, чтобы она не смогла им сопротивляться. То, что он преследовал ее, нарушило все личные правила, которые он для себя установил. Киан вышел за пределы своего понимания, за пределы своего опыта. Он все еще не был уверен в том, что делает, но было ясно — Киан мог давить лишь до определенного предела, чтобы не оттолкнуть ее.

А это означало, что он должен был сдерживать себя.

Уиллоу даст ему только то, что сама захочет, и только тогда, когда будет готова.

Но больше всего на свете он сопротивлялся желанию большего, потому что то, как они лежали вместе, казалось таким правильным. Потому что она так уютно прижималась к нему, потому что ее тело было таким желанным, таким теплым, таким мягким. Потому что прямо сейчас Киан не мог представить себя нигде в другом месте во всех королевствах, кроме как прямо здесь, с Уиллоу, надежно прижатой к его рукам.

Это было ново. Интимно, нежно, почти… проникновенно.

Она сдвинула ногу, и бедро коснулось его члена.

Киан зашипел. Член дернулся, так сильно натягивая штаны, что Киан был уверен, он взорвется. Он стиснул челюсти от дискомфорта возбуждения.

— Нечестно, — прохрипел он, глядя на нее сверху вниз. — Ты не…

Слова замерли у него на языке, когда он увидел ее лицо. Глаза Уиллоу были закрыты, темные ресницы отбрасывали нежные тени на раскрасневшиеся щеки. Ее полные, припухшие от поцелуя губы были приоткрыты, позволяя свободно дышать, медленно и глубоко. Безмятежность смягчила черты лица. В этот момент у Уиллоу не было ни забот, ни борьбы, ни боли.

Она была умиротворена.

Его улыбка смягчилась.

Киан хотел большего от ее тела. Он жаждал пробежаться языком по каждому дюйму ее кожи, изучить каждый контур кончиками пальцев, почувствовать, как она содрогается и сжимается вокруг него. Он жаждал открыть все до единого способы доставить удовольствие своей смертной, а затем будет стремиться придумать новые.

Наклонив шею, он нежно поцеловал ее в макушку и вдохнул, впитывая сладкий, цветочный аромат, к которому примешивался запах возбуждения.

Он хотел этого и больше. Этой общей тишины, этого спокойствия. Больше простого, но мощного удовлетворения от того, что держит ее в своих объятиях и просто… существует вместе с ней.

Она накормила меня.

Что-то теплое и нежное разлилось в груди Киана, и дымка похоти постепенно исчезла из его поля зрения.

Уиллоу наслаждалась его прикосновениями, упивалась удовольствием, которое он дарил ей, жаждала большего. Даже сейчас он ощущал ее желание. И все же желания не были ее главной мотивацией. Она действовала не потому, что хотела, а потому, что он нуждался.

Уиллоу не избавилась от своих сомнений, не преодолела нерешительность. Внутри нее оставался конфликт. Ее сердце было огромным, и она чувствовала очень, очень глубоко — и осознавала это. Осознавала достаточно, чтобы бояться силы того, что Киан заставил ее почувствовать.

Сегодня вечером она ненадолго отложила эти сомнения в сторону. Отложила их ради Киана.

Она знала, что он не мог питаться ни от кого, кроме нее. Знала, что была единственным источником его существования. И, несмотря на свои опасения, сегодня вечером она поставила его потребности выше своих. Это было не так уж мало.

Черт возьми, это было больше и важнее, чем Киан мог себе представить.

За всю свою жизнь он открылся только одной смертной — Уиллоу. Никто из бесчисленных других не знал его натуры, не понимал, чем он питался, не осознавал, что он жил за счет их удовольствия. Если бы они знали, кем он был, предложил бы хоть кто-нибудь из них добровольно то, что ему требовалось, чтобы выжить? Подумал бы кто-нибудь из них когда-нибудь о Киане и его потребностях?

Накормил бы хоть кто-нибудь его добровольно?

Он не мог ответить на эти вопросы с какой-либо степенью уверенности. Но предположил, что большинство этих людей сбежали бы, узнав, что он инкуб. В своем невежестве так много людей наслаждались его обществом. Они отдавались страсти и удовольствию, они действовали с дикой самоотдачей, говорили и делали вещи, которые им никогда бы не пришло в голову сказать или совершить самостоятельно.

Но даже считая Киана обычным, привлекательным человеком, принимал ли кто-нибудь из них когда-нибудь во внимание его желания и нужды? Он отдавал, а они брали, не подозревая, что в конце концов выигрывал именно он.

Киан запустил пальцы в ее мягкие волосы. Уиллоу, эта драгоценная маленькая смертная, его Фиалочка, думала о его благополучии. Она, конечно, получила свое удовольствие. Но то, что она вообще заговорила об этом, что она учла его потребности…

А что, если она просто использовала это, чтобы оправдать свой эгоизм, Киан? Что, если она сказала, что хочет накормить тебя, просто чтобы не чувствовать вины за то, что ты доставляешь ей удовольствие без взаимности?

Он нахмурился, наморщив лоб.

Жизнь среди смертных в течение такого долгого времени, безусловно, усилила цинизм, которому он впервые научился в Эвергардене, и который оказался необходимым навыком выживания в мире смертных. И все же этот цинизм был здесь неприменим. Был неуместным, извращенным, отвратительным.

Он ненавидел себя за то, что хоть на мгновение усомнился в ее намерениях. Хотя он не мог делать вид, будто знает, что творится внутри Уиллоу, он чувствовал ее эмоции так же ясно и яростно, как свои собственные, и он знал, что она не такой человек.

Его Уиллоу не была манипулятором. Она не использовала людей в своих целях, не пользовалась уязвимостью, не видела возможностей для себя в несчастье других. Она не из тех, кто воспользуется им для удовольствия.

Она совсем не похожа на меня.

Холодное, шершавое щупальце скользнуло по его сердцу и сжало. Он быстро отбросил эти мысли в сторону, зацикливание на них не принесло бы ничего хорошего.

Лучше не волноваться. Лучше принимать все как есть, не заглядывать слишком глубоко. Какими бы ни были ее мотивы, Уиллоу накормила его, и хотя эта подпитка была далеко не такой мощной, как когда они трахались в гостиничном номере, она наполнила Киана сильнее, чем что-либо еще с той ночи. Это было все, что имело значение.

Это также было самой большой тенью, нависшей над ним.

Он был сыт, но жаждал большего. Наполнен, но мучительно возбужден. Расслаблен, но напряжен от желания. Он ощущал тело Уиллоу, каждую крошечную точку соприкосновения между ними, ощущал ее мягкое дыхание на своей рубашке, едва уловимые движения ее груди, нежное, очень тихое биение ее сердца.

И он осознал, что ее бедро все еще прижато к члену, жар обжигал сквозь одежду. Ствол пульсировал. Агония пронзала его пах, сжимая чрезмерно чувствительные и напряженные яйца, одновременно делая низ живота пустым и тяжелым.