Мое не мое тело. Пленница (СИ) - Семенова Лика

Он кивнул на складные стулья у стены:

— Возьми стул, садись.

Я не возражала. Поставила стул и принялась снимать крышки. Печеная свинина, несколько овощных гарниров, салат с какими-то белыми ростками, остро пахнущий уксусом. Признаться, я очень хотела есть. Я сняла крышку с самого маленького блюда и замерла с занесенной рукой — в глубокой миске лежали куски сырого мяса. По виду — курятина.

Нордер-Галь перехватил мой недоуменный взгляд:

— Это для Асурана.

Я кивнула, посмотрела на насест. Перилл уже учуял и переместился к ближнему концу своей палки. Пригнулся, тянул шею, чуть припушив перья, и издавал уже знакомый жалобный звук — просил.

Я потянулась к миске:

— Можно, я покормлю его?

Нордер-Галь замер, буравил меня взглядом. Смотрел поочередно: то на меня, то на птицу:

— Разве ты не боишься?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Но я не хочу бояться.

Нордер-Галь ничего не ответил, и я расценила это, как одобрение. Подцепила пальцами кусочек мяса, поднялась и пошла к птице. Асуран смотрел на мою руку, на зажатое лакомство. Не сводил глаз и старался податься навстречу всем телом, даже приоткрывал рот. Я шла медленно, старалась, чтобы движения были плавными. Но у меня не было никакой уверенности, что этот комок перьев вновь воспылает ко мне неожиданной любовью.

Я остановилась в шаге от Асурана. Повернулась к Нордер-Галю, увидев, как он напрягся, подался вперед, готовый вскочить в любую минуту. Медленно вытягивала руку, наблюдая, как птица буквально изводится, совершая нетерпеливые нервные движения.  Когда между страшным клювом и моей рукой осталось лишь несколько сантиметров, я все же струсила, отдернула. В ответ на этот жест Асуран расправил крылья, пригнулся и зарычал.

Нордер-Галь поднялся:

— Отойди. Он тебя не подпустит.

Но вместо того, чтобы послушаться, я вновь вытянула руку. Быстро, без колебаний. Асуран тут же ухватил кусок, зажатый между двух пальцев, и торопливо заглотил. Тут же требовательно пискнул, глядя на меня.

Казалось, во взгляде Нордер-Галя я прочитала жгучую ревность. Он  опустился в кресло, положил в тарелку кусок свинины, бросил, не поднимая головы:

— Рассказывай, что произошло сегодня.

Глава 24

Меня жгло изнутри, словно выскребли потроха и напихали углей. Кусок не лез в горло. Я отбросил вилку, смотрел, как Тарис стоит в опасной близости от Асурана. И тот тянет шею, приоткрывает клюв. Чертов предатель!

Я знаю все его повадки, все его жесты, все ужимки. Я знаю его так, как знают самое близкое существо. Каждый звук, каждый взмах крыльев, каждое движение зрачков. С тех пор, как он был немощным лысым пучеглазым птенцом. Он мой! Только мой! Птица, признающая лишь одного хозяина. Верная птица.

Тарис спокойно подошла к столу, забрала миску с мясом и снова направилась к Асурану. Бросила мне, словно между прочим:

— Что ты хочешь услышать?

Я молчал. Казалось, я опьянел, и меня окружали химеры. Казалось, они оба изменяли мне у меня же на глазах. Мои. Но в эту минуту не принадлежащие мне. Дичь! Безумная сиюминутная мысль. Я даже не подозревал, что мой разум может породить нечто подобное. Но я смотрел, закаменев, не в силах отвести взгляд, будто меня заколдовали. Пожар внутри вытеснил все. Даже слова архона.

Тарис подцепила кусочек мяса тонкими белыми пальцами и протянула Асурану. Тот взял. Аккуратно, осознавая, что не желает причинять вред. Прикрыл глаза, проглотил, тряся головой. Это повторялось снова и снова. Я видел, как Тарис слегка улыбалась, приподнимая уголки пухлых розовых губ. Я скользил взглядом по ее высокой груди, гибким рукам, длинным стройным ногам, затянутым в черные чулки с соблазнительным швом. Этот шов придумали будто специально, чтобы распалять воображение, когда взгляд касался тонких щиколоток. Хотелось до боли вцепиться в ее сочную задницу, сжать до синяков, до стона. Расплести тугую косу, чтобы волосы водопадом струились по спине. Было в ней что-то томительное, призывное. Распустилось, когда она перестала бояться. Будто из-под личины перепуганной девчонки пробивалась настоящая женщина. Истинная женщина. И она сводила с ума одним своим  присутствием. Я даже до боли вцепился в подлокотник кресла, понимая, что все это не сейчас, не сегодня. Но я едва держался. Без всякого наира. Без единой его капли. И я боялся, что он пробудится. Я не вытерплю. Не смогу. И стану для нее чудовищем.

Я плеснул вина, сделал несколько жадных глотков. Это немного привело в чувства, но я понимал, что если они оба продолжат дразнить меня — я сорвусь. Это было слишком.

— Хватит!

Асуран прижал перья, вытянулся на крепких ногах. Тарис вздрогнула, сжала миску обеими руками и смотрела на меня. Теперь я различал в ее взгляде беспокойство, и она снова превратилась в испуганную девчонку. В груди удовлетворенно екнуло, будто судно попало в воздушную яму.

— Вернись к столу.

Она послушалась. Поставила пустую миску на пол, опустилась на стул, неестественно держа правую руку, испачканную мясом. Я заглянул в ящик стола, достал тюбик дезинфектора:

— Вытри руки.

Она подчинилась, вернула тюбик. Я кивнул на тарелку:

— Ешь. И рассказывай.

Пруст не солгал. Слушая рассказ, в котором сама Тарис почти не видела ничего особенного, лишь удивлялась, я холодел. Асуран защищал ее. Так, как защищал бы меня. И это казалось немыслимым. Но вся эта ситуация таила нечто большее…

Перилл никогда не признает человека. С таким обонянием он просто не может ошибиться. Он безошибочно нашел ее в лесу — и это лишь подтверждение. Я отчетливо помнил, как Асуран набросился на нее в первый раз. Самая верная реакция, самая естественная — Тарис зашла на его территорию, на территорию его хозяина.

Но все это было до…

До метатора.

Асуран мог напасть на Пруста, защищая меня. Но не мог защищать человека. Не мог между человеком и виссаратом выбрать человека.

Я чувствовал, как меня морозит. Шумно дышал, слушая, как колотится в висках. Я поднялся, отошел к иллюминатору. Уставился в стекло, но видел лишь отражение в глянцевой черноте. Заметил, что Тарис перестала есть. Опустила вилку и настороженно смотрела на меня. Ее отражение в стекле двоилось. Она казалась прозрачной, нереальной. Две Тарис — одна призрачнее другой. Если бы я мог разделить ее надвое или получить копию. Подделку предоставить архону, а настоящую оставить себе.

Я резко обернулся, будто хотел убедиться, что она реальна. Тарис вздрогнула от неожиданности, выронила вилку. Смотрела огромными испуганными глазами, и я хотел утонуть в их лазурной глубине. Я представил, как они чернеют, совсем как ночь за окном. И едва не затряс головой. Нет! Есть ли вероятность, что Этери все же пробудится? Я не знал. И жирный урод не знал.

Но Этери никогда не любила Асурана. Относилась с пренебрежением, точнее, вынужденно терпела, смирившись с тем, что я ни при каких обстоятельствах не был согласен расставаться с птицей. Она никогда не стала бы кормить его или дотрагиваться. Я не видел Этери в этих жестах. И этот взгляд… Разве смогла бы Этери так смотреть? Своевольная, капризная. Она не знала, что значит отводить глаза.

Я отчетливо чувствовал напряжение Тарис. Оно раскатывалось волнами. Сильнее и сильнее. Проникало под кожу, заставляя меня дрожать. Разносилось по венам, накапливаясь в кончиках пальцев. Я отступил на шаг, с ужасом понимая, что это наир.

Глава 25

Я чувствовала, что вот-вот подступит паника, и не понимала как это предотвратить. Словно вновь щелкнули тумблером или выключателем электрического светильника. Из прихоти, просто так. Будто кто-то издевался. Во рту мгновенно пересохло, руки мелко дрожали. Меня лихорадило, окатывало острым запахом озона, словно накрывал волнами набирающий силу шторм.

Я не сводила глаз с лица Нордер-Галя. Видела, как он неестественно выпрямился, как зрачки уменьшились до крошечных точек, обнажая жемчужную радужку с четким серым контуром. Жилы на его шее напряглись, ноздри затрепетали.