Игорь Куберский - Массажист
Человеческое тело постепенно раскрывалось передо мной, как физическая карта мира, через него проходили меридианы, и на каждом из них были десятки точек, воздействуя на которые, можно было управлять его внутренними процессами. Тут были точки, отвечающие за работу абсолютно всех органов, точки, чтобы возбудить или наоборот – расслабить, каждый палец нес в себе совершенно уникальную информацию о нашем организме, и отсюда, прямо с кисти, с ладони можно было посылать нашим внутренним органам самые разные команды… А точки на лице… А мудры – определенным образом сложенные пальцы, вызывающие то или иное состояние организма, их можно увидеть у святых на древних иконах, что свидетельствует о корнях христианства, обрубленных потом ревнивыми и самовластными отцами церкви… И вправду, мудры были придуманы мудрыми людьми, задолго до нашей эры досконально изучившими наш организм и убежденными как в его самодостаточности, так и в его безграничных возможностях…
Тело человека стало представляться мне музыкальным инструментом, на котором можно было сыграть любую мелодию. Однако человек больше всего нуждался в гармонии, в установлении равновесия между верхом и низом, головой и чреслами, между левым и правым, тогда как на самом деле у него всегда преобладало что-то одно, создавая дискомфорт в угнетенной части. Гармоничный, он гораздо меньше был бы подвержен депрессии и стрессам, болезням и напастям, ведь только больное притягивает больное, а человек, излучающий положительное начало, положительно настроенный на контакт с Высшим разумом, который есть абсолютное добро, такой человек проживает в счастье и радости, и обычные беды, сопричастные обычной жизни, обходят его стороной.
В своем отношении к человеческому телу на массажном столе я прошел несколько стадий. Поначалу это было неприятие чужого. Я преодолевал это свое отторжение не без труда, но преодолевал, памятуя о том, что и меня ведь, чужого, когда-то массировали руки, чтобы вернуть к полноценной жизни. Да, тела подавляющего большинства моих соотечественников представлялись мне отвратительными. У каждого что-нибудь было не так – корявые ступни, острые колени, впалая или наоборот – птичья – грудь, дряблые мышцы, серая прыщавая кожа… Женщины ко мне приходили тогда в основном с комплексом тучности – массировать эти груды жира было почти невозможно, под жиром почти не прощупывалась мышечная ткань… А запах… – нездоровые эти, неправильно созданные тела, будто сама природа была плохой ученицей на уроках Творца и выполняла задания лишь на одни тройки, – эти нездоровые, неправильные тела мерзко пахли, и человечество, по крайней мере в той части, которую я относил к моим соотечественникам, представлялось мне больным и неспособным к выживанию и самосовершенствованию, – скорее наоборот, человечество, несмотря на заявки научно-технического прогресса, представлялось мне вымирающей частью общей природы. Но не просто вымирающей – оно представлялось мне раковой опухолью, разъедающей тело Земли, чтобы рано или поздно обрести общий с Землей конец. Одно время мне казалось, что План Бога не оправдался, что человек, его главный проект, имеет серьезнейшие конструкторские изъяны и потому обречен на гибель. В этом смысле был период, когда я рассматривал свою работу как противную воле и намерению Бога и свои неудачи приписывал его недовольству мною.
Не помню, кто из великих сказал: «Если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Но ведь так оно и произошло, и Бог был создан по нашему образу и подобию. Его вылепили, вырезали, нарисовали и поместили в дом, для него построенный. И Бог – это ни что иное, как наше собственное высшее начало, выношенное, выпестованное в горниле наших неудовлетворенных страстей и желаний, – его мы и поставили над своим собственным низшим началом, дабы спасти и сохранить самое себя. Надо сказать, что я никогда не был шибко верующим, да и христианином, собственно, не был. Я не был крещен, я не ходил на молебны в церковь, я склонялся скорее к буддизму или конфуцианству, но некое Высшее начало над собой все же признавал, иначе бы мне пришлось объявить себя центром мира и поступать соответственно – скажем, впасть в субъективный идеализм и считать все вокруг лишь проекцией твоего собственного сознания: какое, де, нам дело до того, что существует помимо нас, если мы в нем все равно не живем… Перестают же петь домашние птицы, стоит только накрыть клетку. Так, выключив сознание, мы выключаем мир. Умираю я – умирает и мир вместе со мной, и мне плевать на то, что он существовал до меня и будет существовать после, ведь истинная реальность – это только мой временной промежуток в мире, моя неповторимая жизнь, а все остальное – это лишь кладбище мифов и артефактов. И вот, не без усилий преодолев свой солипсизм, я вынужден был признать Высшее начало над собой, то есть Бога, и передоверить ему этот уже не мной творимый мир, вместе с ответственностью за все, что происходит в нем, ибо если бы я оставался его центром, эту ответственность пришлось бы нести мне. Признание Бога над собой было выходом из морального тупика. И все же иногда мне казалось, что Бог это лишь юридическая уловка человеческого сознания, попытка переваливать все с больной головы на здоровую. Разве человек не сам отвечает за свой грех? Разве это правильно, что Бог-сын берет на себя все грехи человеческие? Да и по силам ли это Богу? Практика показывает – что нет. Богу трудно, – размышлял я в такие минуты, – мы должны ему помогать. А то я вдруг начинал сомневаться в Боге – как странно он повел себя с самого начала в случае с тем же первородным грехом. Разве не он сам наделил наших ветхозаветных прародителей разнополой морфологией со всеми вытекающими отсюда последствиями. В таком случае как можно было изгонять за это из Рая? И не расплачиваемся ли мы до сих пор за эту его фатальную ошибку?
Нет, на такие глупости был бы способен лишь понятный мне, антропоморфный Бог, реальный же Творец должен был иметь внечеловеческое начало, природа его была непознаваема, да и едва ли она имела к нему хоть какое-то отношение. Что-то другое было над нами и нами же придуманным Богом – некие силы, которые и правили космический бал.
Вначале было Слово, говорит Священное писание, и все вроде с этим согласны, хотя мне лично кажется, что там написано: вначале была воля. Слово же было лишь морфологической формой воли, звуковым ее знаком. А если еще глубже, то Намерение-План-Воля – вот что на самом деле стояло вначале. Да, именно намерение, а то, что в Писании говорится про дух, носящийся над темной водой, следует понимать, как период исканий и сомнений Высшего разума, разрабатывающего план действий, чтобы потом волевым путем претворить его в жизнь. Все это было, конечно же, не недельным актом, а довольно долгим континуумом творческого горения, когда одно за другим просматривались и примерялись самые разные схемы и чертежи. Человек рождается в муках – в муках рождался и план. Гармония – это преодоление хаоса. Конструктивное – это преодоление инертного, и тут требуется энергия: часть ее уходит на то, чтобы сдвинуться с места, а оставшаяся часть, вырвавшись наконец в стихию света, усиливается, замыкаясь на мировую энергию, которая подпитывает все, что есть осмысленная форма. Мировая энергия, содержащая волевой импульс, и является морфологическим признаком Творца. Однако его первопричина от меня ускользает и, поняв, что это мне не по уму, я могу лишь повторить хорошо известное: «Все действительное разумно, все разумное действительно». Но я-то сам этому, пожалуй, не верю. Только и ясно мне, что над нами как бы два бога – как солнце и луна. Один бог давно ни за что не отвечает – он все это запустил, нажав кнопку, и считает на том свою миссию оконченной, другой же бог – это тот, которому мы препоручили свою ответственность перед самими собой и дали в руку плетку под названием карма, чтобы рано или поздно под ее ударами мы научились различать добро и зло.
