Ирина Горюнова - У нас есть мы
– Спасибо, мама. Я боялась, вы с папой будете против.
– Здесь не тот случай, доченька. Настоящего человека видно сразу. В конце концов, многие знаменитые ученые, актеры, режиссеры приезжали из глубинки и добирались до таких высот! Москвичи избалованы тем, что уже живут тут, а провинциалам нужно покорить столицу. Это закон природы, эволюция: сильный пожирает слабого, немощного, больного.
– Ты как-то цинично об этом говоришь, мама.
– Жизнь вообще цинична, малыш. Я тебе добра желаю.
– Знаю.
– Когда решили свадьбу устраивать?
– Скоро, мама. Я в положении. Не говорила тебе, потому что не знала, как ты отреагируешь.
– Поздравляю. Тебе бы сначала институт окончить. Четвертый курс. Может, аборт сделаешь?
– Ни за что! Это грех, убивать зарожденную в тебе жизнь. Возьму академку.
– Ну как знаешь. Твоя жизнь, тебе и решать.
– Спасибо, мама.
– Не за что, дорогая.
* * *Мы поженились тихо и без помпы – не хотелось привычных воплей «Горько!», пьяных драк и причитаний тетушек типа: «Лебедушка белая, на кого ж ты нас покидаешь…» Да и с финансовой точки зрения тратиться на свадьбу, когда скоро появится малыш, не слишком разумно.
* * *А потом я заболела краснухой. Это было страшно. Мы, близкие к медицине люди, понимали это лучше других. Острое воспалительное заболевание внутренних органов ведет к интоксикации, кислородному голоданию плода, а потом нарушается функция плаценты. В семидесяти процентах случаев при заболевании краснухой вирус вызывает тяжелые пороки развития. Алексей настоял, чтобы я сделала аборт.
После этого наши отношения охладились, стали сдержаннее. Я не смогла вернуться в институт – целыми днями валялась на кровати и ревела. Пытавшуюся было утешить меня маму я выставила за дверь комнаты с воплями: «Ты тоже хотела, чтобы я сделала аборт, ненавижу!» В тот период я ненавидела всех: Алексея, заставившего меня решиться на страшный шаг (а вдруг бы патологии не оказалось?), матерей, рожавших легко, а потом бросавших своих крошек, даже самих детей, которые маячили перед моими глазами и напоминали о том, что и у меня могло бы появиться свое маленькое родное чудо, ненавидела саму себя за то, что еще в юности баловалась черной магией, ведь теперь наступила расплата, быть может, именно за эти прегрешения. Хотя что там такого мы натворили? Крутили тарелочки, вызывали духов, гадали, пытались приворожить кого-то… но никого не убили, не сглазили, порчу не наводили, душу не продавали, сделок с дьяволом не заключали…
* * *Периоды отупения чередовались с бабскими истериками, взвизгами, корчами и головокружением. Я покупала себе коньяк и, тупо сидя перед телевизором, цедила его маленькими глотками, заедая лимоном, – иногда это был весь пищевой рацион за сутки. Я похудела и осунулась… я задавала Богу вопросы, но Он молчал, всегда молчал: слова падали в зияющую пустоту…
* * *Постепенно я стала приходить в себя, выбираться куда-то с подружками: в клубы, кино, театры. Но отношения с мужем оставались напряженными. Он делал карьеру – я же бросила институт и ничего не хотела. Смотреть на него было мукой, а уж позволить ему дотронуться, приласкать – и вовсе невозможно. Во мне что-то сломалось, и его желание близости воспринималось мною равным насилию. Когда мы занимались сексом, я стискивала зубы, не давала целовать в губы и считала секунды до окончания полового акта, вызывавшего во мне приступы неконтролируемого раздражения. Ему некогда было разбираться с «муравьями», царившими в моей голове, и пытаться помочь вновь обрести себя. Это приходилось делать самой. Вглядываясь в зеркального двойника, я осознавала пословицу «Врачу – помоги себе сам», но сил не было, собрать волю в кулак и изменить жизнь я и не могла и не хотела, напоминая себе доисторическую окаменелость, а потому пошла по пути наименьшего сопротивления – устроилась работать курьером в американскую юридическую фирму и целый день наматывала километры, шаг за шагом выбивая из себя все мысли и чувства, чтобы ощущать только безумную хроническую усталость и опустошить больную душу до состояния абсолютного вакуума.
Оказывается, если идешь, опустив глаза долу, начинаешь видеть совершенно другие вещи, чем когда смотришь вверх, в небо. Черные трещины в асфальте забиты мусором: пылью, фантиками, окурками, жалкими усиками пробивающейся травы… Мокрые слезливые переулки растекаются лужами под ногами, расплываются в потерявшем внезапно фокусировку взгляде… Человечьи ноги такие разные – по ним можно судить о характере человека, материальном достатке, узнать, радостен он или печален, спешит или никуда не торопится, идет на работу или на свидание…
Я с детства перешагиваю трещины, так правильнее – иначе можно попасть в пространство между мирами и потеряться там навсегда. Сбиваюсь с шага и перескакиваю очередную зазубринку струящейся трещины: «Врешь, не возьмешь! – И тут же: – Боже мой! Что я делаю? Так же недолго и сойти с ума! Надо что-то менять. Раз-два… поменять… Три-четыре – в этом мире…» Переход. «Надо наступать только на белые полоски! Зачем нам черные? Черные и белые, только не горелые… Хва-атит! Эть-два! Правой! Левой!..»
Никогда не садиться в метро во второй с головы поезда вагон – муж говорит, что взрывчатку подкладывают, как правило, именно туда, чтобы было больше разрушений. Если еду на работу с конечной остановки, лучше всего заходить в последнюю дверь вагона – и сразу направо, на противоположную от дверей сторону, в уголок: оттуда все видно и ты в относительной безопасности. К тому же входящие бабушки и дедушки (вторых меньше) предпочитают укоризненно нависать над местом крайнего пассажира. А кто здесь крайний? Не я!
* * *На работе находиться гораздо легче, чем дома. Там ты занят делом, тебя ценят, нуждаются в том, чтобы ты выполнил определенные действия. Ты улыбаешься, здороваешься, разогреваешь себе в микроволновке еду, делишься мыслями, хлебом, конфетами, флиртуешь с сотрудниками – короче, ощущаешь себя живой. Там я впервые снова ощутила мягкий невесомый толчок в сердце, когда моя рука случайно наткнулась на руку Влада, нашего юриста, и он засмеялся. Я подняла глаза и утонула в его внимательном, дерзком, мне показалось, даже шкодливом взгляде. С этого момента начался новый период моей жизни: «Возвращение к самой себе».
Принц с алыми парусами и белым конем под мышкой
В каждой душе живет тяготение к счастию и смыслу.
Фома АквинскийВозвращение к себе началось с обновления гардероба, изменения прически и наращивания ногтей. Я думала еще изменить цвет глаз и купить зеленые (или, например, васильковые) линзы, но по здравому размышлению отказалась от этой идеи – слишком неестественно и пошло это выглядит. Некоторая фривольность в одежде, слегка взлохмаченная модная стрижка, татуировка на левой лопатке (я решилась даже на тату, чтобы избыть непрекращающуюся внутреннюю боль), жонглирование словами и фразочками на грани дозволенного – не хватало, пожалуй, только хрустальных туфелек, но я с юности не любила каблуки и совершенно не умела на них ходить, поэтому ограничилась весьма комфортными и удобными мокасинами.
