Жозефина Мутценбахер - Мои 365 любовников
– Хо-о-рош хоботок-то?… Да-а… вам-м нравится… Сла-день-кий?.. Ку-шай-те на здоровье… ку-шай-те на здоровье… ку-шай-те на здоровье…
Парочка лизала ещё интенсивнее и только порой приглушённо похрюкивала:
– Мм… как хорошо… просто объедение…
Наконец он достиг оргазма; девушки с землянично-пунцовыми от напряжения лицами распрямились и вытерли сперму с губ. Лишь теперь, когда весь спектакль был позади, я снова почувствовала палец господина директора, который всё это время исправно и браво меня прочищал, и ощутила, как моя горячая влага стекает на его пальцы. Я защемила его ладонь между ляжек, не отпуская её, и при этом рукой сдавила Татьянину грудь. Татьяна с директором тоже не бездельничали весь этот период. Ведя наблюдение, они не без пользы ублажали друг дружку рукой.
Когда «господин учитель» со своими «школьницами» покинул салон, Татьяна вывела меня из узкого обводного прохода и пояснила суть происходящего. Как оказалось, в проходе часто находятся по шесть мужчин одновременно, только некоторые всегда уходят пораньше. Но если только к ним присоединяется порой кто-нибудь из нас, девушек, тогда набирается, как в данном случае, восемь человек. Так вот, эти господа выстраиваются в узком проходе, по периметру огибающем шестиугольный «живописный салон» и таким образом получают возможность за двадцать гульденов всю ночь наблюдать за происходящим. Это были, как правило, совершенно обыкновенные «дрочильщики» и «брызгальщики», как называли таких девушки с Пратера, однако Татьяна сообщила мне для обозначения их совершенно новое и смешное французское словечко «вуайер». Но будь то «вуайеры» или «суходрочники», мне было мало дела до них. Главное, теперь я узнала, откуда у мадам Ивонн такие огромные деньжищи: она прикарманивала все доходы от зрелищных мероприятий, не брезгуя, добавлять к ним ещё и наши пять гульденов! Я сделала кое-какие расчёты и пришла к выводу, что наша «добрая» мадам Ивонн складывала в кубышку по доброй сотне гульденов каждый день. Тут можно легко себе позволить быть приторно-любезной со своими девушками. Особенно сердечно она относилась ко мне, целый день от неё только и слышалось: «Пепи моя милочка», «Пепи моя душечка». Мы проживали не у неё, поскольку это не входило в наши обязанности, однако она крайне неохотно выпускала нас из своего поля зрения! При первом же удобном случае я тайком прокрадывалась в запретный для нас обводной проход, подглядывала и, отчасти из благодарности, отчасти озорства ради, немного растирала мужчинам хвосты, если те у них делались слишком уж твёрдыми. Это приносило кое-какие дополнительные чаевые, узнать о которых мадам, однако, не должна была ни при каких обстоятельствах. Кто в это время и забегал ко мне, так это Франц. То есть, забегать-то, конечно, он забегал, но мне не в удовольствие и крайне редко. Но когда этот старый пройдоха не появился у меня три дня кряду, я отправилась в кафе «Оберлехнер» и всё там порасспросила. И к своей большой радости выяснила, что девушки «засыпали» Франца, посадив его за решётку. Они шёпотом выложили мне всё по порядку. Франц оказался не просто сутенёром. Пять или шесть других бедных девушек он сходными угрозами и шантажом, как в моем случае, уже заставил подчиниться ему. И вот когда появилась одна новая девушка, Франц решил повторить с ней свой испытанный трюк с якобы «украденной» цепочкой от карманных часов. Он стащил её у одного господина, который повёл «новенькую» – её звали Милада – в гостиничный номер, но перед этим Франц умудрился в кафетерии выкрасть ещё и портсигар с тем, чтобы представить ни в чём не повинную Миладу конченой воровкой. Однако дело приняло совершенно иной оборот, гость велел вызвать полицию и забрал туда обоих, Франца и Милу. На допросе Франц очень долго выкручивался и отнекивался, подло вилял и по-свински повёл себя, утверждая, что Мила-де больна венерическими заболеваниями и является профессиональной воровкой. Однако здесь произошло нечто уж совершенно невиданное. Все девушки в «Оберлехнере», которым Франц поголовно и не один раз давал затрещины, и эксплуатировал в своих корыстных интересах, в один голос дали свидетельские показания против него и тем самым по-настоящему утопили его как щенка. Все как одна они встали против него и поведали обо всех его свинствах и непотребствах; и портсигар они так же нашли у него. И пошёл наш Франц как топор ко дну. Он был осуждён на три года за кражу, за принуждение к занятию проституцией, за укрывательство краденного, за угрозы, таящие опасность для жизни и бог знает за что ещё. Таким образом, я избавилась от него и действительно была рада этому. Ибо редко мне встречался человек настолько подлый и низкий, который так бы со мной обошёлся. А между тем, что плохого я ему сделала, какое зло причинила? Я была для него всего лишь «лошадкой», как сутенёры называют своих девиц. Он всего только раз, тогда в подворотне, «отштамповал» меня, а после того случая больше никогда ко мне не притрагивался. Он всегда лишь отнимал деньги…
***
Один клиент вернулся с рысистых бегов, где выиграл изрядную сумму денег, его портмоне чуть ли не лопалось от банкнот, и, находясь в превосходном расположении духа, он пригласил нас, всех четверых девчонок, выпить шампанского! Мы тоже были немало окрылены успехом, дурачились, шутили, смеялись и пели в салоне. И тут он сказал, что хотел бы сыграть с нами в увлекательную игру под названием «Угадай-ка». Суть ее заключалась в следующем: он будет сношать всех нас по очереди, нанося каждой только по одному удару, чтобы потом переходить к следующей. Нам же предстояло заранее отгадать, на ком из нас он кончит. Затем он пригласил нас выстроиться в ряд лицом к софе и, наклонившись, опереться на её край. Он поднял нам всем подолы лёгких платьев, образовав перед собою красивую шеренгу из четырёх смуглых и белых попочек. Его молодой, смуглый и могучий гренадёр уже, точно на параде, стоял по стойке смирно. Перед началом нам предстояло сделать ставку на одну из нас. Мы, не сговариваясь, сразу отдали предпочтение Кармен, которая в этой веренице стояла первой. Тогда он двинулся от одной девушки к другой, бережно вводя свою пику, и мы слышали, как постанывала каждая, когда его мощный гарпун входил в неё. Шевелить попой или вести контригру было строго запрещено. Затем следовала команда: «На старт! Внимание! Марш!» Соревнование началось: туда, сюда, обратно. Мы все оглядывались через плечо и старательно прогибали зады навстречу кавалеру. Каждая получала от него один единственный, короткий, крепкий и проникающий глубоко внутрь удар, и он оказался в состоянии трижды побывать в каждой, пока, на тринадцатый раз, на него не накатило, и он не брызнул, его горячий фонтан достался именно мне, а не Кармен. Таким образом, мы все проиграли. Однако, в качестве компенсации, он выдал всё-таки каждой по пять гульденов. Потом он предложил нам отыграться. Он поставит всем четверым по «клистиру», и тогда каждая из нас получит приз, изначально предназначавшийся лишь одной. И хотя в ходе неоднократных «отыгрываний» и регулярной раздачи нам всем по «Пятигульденовому призу» молодой повеса истратил добрую сотню гульденов, но сама ебля обошлась ему как бы даром, поскольку хозяйке он за игру ничего платить был не должен. К сожалению, этот молодой повеса появился у нас только один раз за все месяцы, – вероятно, это выходило ему слишком накладно. В общем, и целом, дела у меня с тех пор, как «моего» Франца упрятали за решётку, пошли блестящим образом. Однако незадолго до того, как я познакомилась со своим венгерским лейтенантом, мне довелось пережить ещё одно событие, которое потрясло меня до глубины души!
