Перепрошит тобой (ЛП) - Хайд Жаклин
— Ты что, все это время была внутри? — спрашиваю я, и чувство, давно мной не испытанное, просачивается прямо в кости, пока я смотрю на нее, стоящую на ступеньках у входа в магазин.
При виде ее ангельского личика меня охватывает облегчение, которое тут же сменяется яростью. Я сжимаю поводья своей сдержанности, почти взрываясь, когда вижу, с кем она провела время. Вот почему я не мог найти ее.
Молния рассекает небо, грянувший гром возвещает о потере мною самообладания.
— Привет, Фрэнк, — Одетт легко машет рукой, словно ее появление не является поводом для тревоги.
— Одетт, какой нежеланный сюрприз.
Ведьма пожимает плечами.
— Спонтанный визит, я не могла удержаться, когда услышала новости о твоей маленькой невесте. Я так рада видеть, что вы поладили!
Губа моя кривится от отвращения, я хмурюсь, пока разглядываю ее наряд. С каких это пор королева ведьм носит что-то столь повседневное? Джинсы, белая блузка и простые коричневые туфли — вот ее одежда, в то время как обычно она с ног до головы в дорогих платьях и на своих любимых каблуках.
Но что важнее — какого черта она здесь делает?
Я бросаю взгляд на Бернадетт, застывшую рядом с отвисшей челюстью, глядящую на Одетт снизу вверх, как и большинство людей. Ее гламур и чары действуют безотказно и чертовски сильно.
— Бернадетт, иди сюда, — говорю я, не сводя глаз с Одетт, пока моя пара наконец послушно подходит ко мне, туда, где я стою рядом с Бромом.
Глаза Бернадетт расширяются, но на этот раз она действительно слушается, будто чувствует, какое напряжение витает между мной и ведьмой. Она спускается с тротуара и быстро направляется ко мне, но все же оглядывается, не в силах удержаться.
— Кто она? — спрашивает Бернадетт, поравнявшись со мной на улице. Я провожу рукой по спине Брома и жестом подзываю ее ближе.
— Сука, — отвечаю я, обхватываю ее за талию, легко поднимаю и мягко усаживаю на спину Брома.
Она вцепляется в гриву коня мертвой хваткой, хотя в этом нет нужды. Бром стоит, не шелохнувшись, позволяя человеку устроиться поудобнее, но я чувствую, как под его шкурой ходят мышцы, как в нем копится то самое древнее, инстинктивное желание сбежать отсюда подальше.
Потребовались бы недели, чтобы распутать все слои отвращения и его причин по отношению к королеве ведьм.
— Я это слышала! — кричит Одетт.
— Она никто, кто стоил бы внимания, — говорю я Бернадетт, не желая, чтобы у нее сложилось неверное представление. Люди ветрены, и, несмотря на свои сотни лет, Одетт все еще выглядит молодой. Я бы предпочел совокупиться с Бернадетт тысячу раз и дать своим яйцам истлеть в прах, чем снизойти до прикосновения к королеве ведьм.
Шторм в ту самую ночь, после того как она нарекла меня Франкенштейном, был очень похож на то, что собирается над нами сейчас, с той лишь разницей, что на этот раз я не бессильный слуга. Фрэнк Натаниэль Штейн родился в ту же ночь, и он никому не подчиняется.
— Ой, Франкенштейн. Как ты ранишь мои чувства. А я всего лишь хотела узнать, почему твоя магия в последние дни так нестабильна, но, похоже, тебя следует поздравить. Анна была бы за тебя так счастлива, — слащаво кричит Одетт со ступенек книжной лавки.
— Франкенштейн, — выдыхает Бернадетт, услышав это прозвище, и ярость закипает у меня в крови.
Я мирился с этим именем с того самого рокового визита в будуар ее подруги.
Всего-то и понадобилось, чтобы она назвала меня Франкенштейном после встречи с Мэри Шелли, и имя прилипло намертво, я уверен, именно из-за моей реакции.
Я был в этом мире столько, сколько и не сосчитать, и куда дольше, чем существует история о заблудшем докторе и его отвергнутом творении, но Одетт заметила, как я возненавидел это имя, услышав историю, и наслаждалась моей ненавистью.
— Кто такая Анна? — спрашивает Бернадетт.
— Моя бывшая девушка, — отвечаю я не думая, пытаясь обуздать свою ярость.
Ветер усиливается, руки сжимаются в кулаки. Королева ведьм усмехается, и мои чувства заволакивает оранжевая мгла.
— Я ни разу не причинил тебе боль, Одетт, но сейчас очень этого хочу, — вырывается у меня, и я направляюсь к ней.
Я имею полное право поступить с ней так, как сочту нужным, раз она ступила на мою территорию, и она это знает. У сверхъестественного сообщества есть лишь один истинный закон, которому все безоговорочно следуют, — оставаться скрытыми от людей, и он не нарушен. Статус Бернадетт как моей пары перевешивает все остальное, независимо от того, позволю я связи закрепиться или нет.
— Вообще-то, у меня нет на это времени, и мне нужно кое-куда идти, — резко говорит Одетт.
На губах моих играет усмешка, пока я приближаюсь к ней, и сгусток молнии потрескивает на моей ладони.
— Надо было подумать об этом, прежде чем являться сюда, — говорю я, но в тот момент, когда я раскрываю руку, чтобы схватить ее, она исчезает, без сомнения использовав магию, чтобы перенестись куда-то в безопасное место.
— Святое дерьмо, — выдыхает Бернадетт позади меня.
Я оглядываюсь на свою новую пару, которая сидит с широко раскрытыми глазами на Броме, уставившись на то место, где только что стояла Одетт, и мой взгляд становится жестче.
Возле книжной лавки на меня накатила волна беспокойства, какого я не испытывал веками. Должно быть, это была пелена Одетт, окутавшая деревню, и это объясняет, почему я нигде не мог найти Берни. Одетт скрывала свое присутствие. Вероятно, чтобы попытаться выяснить, является ли человечка моей парой на самом деле.
— Она что, ведьма? — восклицает Бернадетт.
Внезапно все складывается в единую картинку. Зубы скрипят, челюсть сводит так, что в щеке щелкает сустав. В последнее время все больше сверхъестественных спариваются с людьми, и более чем вероятно, что во всем этом замешана Одетт.
Глава 22
БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ


Я в аду ромэнтези книги. По-другому объяснить это просто невозможно.
— Перестань извиваться, ты все равно никуда не денешься, и ты это знаешь, — Фрэнк вновь выходит из себя, его терпение лопнуло.
Мои брови гневно сдвигаются, но я не могу винить его, потому что я буквально извиваюсь на нем, как угорь, или как тот, кто отчаянно пытается согреться всю дорогу домой. Но чем ближе я пытаюсь прижаться, тем больше он пытается отодвинуться, и, честно говоря, это меня бесит.
Боже, если бы ведьма буквально не сказала мне, что у него была девушка, я бы никогда не поверила. Сверхъестественный парень он или нет, его отношение к лицам противоположного пола — полное говно.
— Я никуда не пытаюсь деться, кроме как в тепло, — огрызаюсь я, и раздражение к нему нарастает с каждой секундой.
У меня нет никаких угрызений совести по поводу обнимашек с врагом ради выживания.
И с тех пор, как мы покинули деревню, у меня возникла не одна фантазия о несуществующем световом мече46 и о том, как я использую большое тело Фрэнка в качестве буррито-одеяла47, и все из-за его выкрутасов.
Разъезжать по сельской местности на большой лошади с горячим самцом звучит заманчиво, пока ты не добавляешь к этому адски ледяной ветер и того, кто скорее замерзнет, чем поделится с тобой теплом тела.
Я бы обиделась, если бы не огромная выпуклость его члена, которая упирается в мою задницу каждый раз, когда мне удается притиснуться достаточно близко, чтобы почувствовать ее. Так что либо Фрэнк вовсе не так уж скован, либо просто не мерзнет так, как я.
И я почти готова поверить, особенно видя, как он сидит идеально прямо, будто палку проглотил, с вытянутыми руками, чтобы ни дай бог меня не коснуться. Но сто́ит мне дотронуться до его кожи, как выясняется, что он такой же ледяной, как и я.
Я надуваюсь, снова откидываюсь назад и снова чувствую, как он так же быстро отстраняется, что должно быть физически невозможно на такой лошади и в такой позе.