Алисса Наттинг - Тампа (ЛП)
Раздался условленный стук: один короткий удар. Я подошла и отперла дверь, встав сбоку, так чтобы оставаться вне поля зрения для наблюдателя снаружи. Дверь распахнулась и Джек вошел. Заперев дверь, он, не медля, развернулся, чтобы впиться мне в губы. Прошло почти полторы недели с момента нашего расставания — самый большой срок с тех пор, как мы увидели друг друга в первый раз. Бедное, отчаявшееся создание, ему сейчас было не до прелюдий. Меньше чем за минуту он расстегнул молнию и спустил штаны. Я прислонилась к раковине и выпятила к нему зад. Войдя внутрь, он вздохнул, втягивая воздух возвращения домой, и уткнулся лицом в мою шею, потираясь щекой о мои волосы. Все закончилось даже быстрее, чем обычно происходит опорожнение кишечника в этой комнате.
После этого его губы, задыхаясь, зашептали мне в ухо: «Подождем чуть-чуть и давай еще раз, хочешь?» Конечно я хотела, но я также волновалась, как бы не образовалась очередь: чем больше мы здесь находимся, тем больше шанс, выйдя наружу, предстать перед аудиторией.
«Нам нельзя тут задерживаться», — предупредила я. — «Придется потерпеть, пока не вернешься домой к папе».
Лицо Джека мгновенно окаменело, как будто его жутко обидели. «Ты же не виделась с ним, пока меня не было?» — в его вопросе прозвучала оскорбленность.
«Нет, разумеется. Сказала ему, что слишком занята семейными встречами, чтобы приходить». Я игриво ткнула Джека в бок и он засмеялся с облегчением.
«Отстой», — добавил он, качая головой. — «Отец на тебе свихнулся. Раньше ему было все равно насчет женщин. Я знаю, он считает тебя действительно красивой, но я не думал, что он на тебя так западет». Джек застегнул штаны, и помолчав в нерешительности, добавил: «Он все время о тебе говорит».
Я мягко притянула его за воротник футболки, наклонив голову набок; мои волосы упали на правое плечо, и я знала, что это выглядит привлекательно. «Джек», — успокаивающе обратилась я к нему, — «Он и понятия не имеет, кто я такая. Он меня совершенно не знает».
После этих слов Джек улыбнулся — сначала неуверенно, потом все шире и шире. «Ага», — кивнул он. — «Вот уж точно, не знает». Последний страстный поцелуй, наши жаждущие языки сплелись, заставляя нас задыхаться, и я отперла дверь. Мы решили, что если там кто-то окажется, я попробую отвлечь его внимание, спросив где мне найти магазин, а в это время Джек незаметно выскользнет наружу. Но за дверью поджидала согбенная старушка с ходунками.
«Сюда», — негромко направила я ее, пряча Джека за спиной, — «Позвольте, я вам помогу». Пока я, как заботливый гражданин, помогала ей пройти через двери, худенький подросток просочился мимо и исчез.
* * *На Рождество Форд завалил меня подарками, и я было уж начала подозревать, что у него тайный сговор с Джеком. Здесь были все прелестные принадлежности будуара — от атласных стрингов до кружевных бюстье с вызывающими вырезами. Мне, конечно, не терпелось предстать в этом великолепии перед Джеком. «Форд!» — только и могла я восклицать при каждом новом разрываемом пакете. На этот раз в моем голосе было искреннее ликование, я представляла как упадет челюсть Джека. «Какая ты скверная». — Он плотоядно ухмыльнулся, поднося ко рту стакан с виски. Кубики льда в нем стукнули.
Примерка была неизбежностью, я это знала, так что предварительно проглотила несколько таблеток успокоительного с клюквенной мимозой. Форд взялся за приготовление индейки во фритюре, так что весь вечер у меня не было никаких обязанностей, кроме как не забывать отирать Клинексом текущие слюнки и временами служить Форду в роли надувной куклы, чтобы поддержать его праздничное настроение. После обеда мы оба завалились спать: Форд из-за триптофана, а я из-за более сложного коктейля химикатов в моем организме. Проснулась я от его шуток со взбитыми сливками, первоначально предназначавшимися для тыквенного пирога. В голове царил полнейший сумбур. Мне удалось нацепить на себя костюм французской горничной (Форд дополнил его маленьким розовым венчиком из перьев, которым мне нужно было щекотать его член), представляющий собой трусики и бюстгальтер. Подыгрывая, я стала сыпать несвязными фразами, выученными в колледже (Peux-tu m’aider?[10]). Пожалуй, вот и все, что я запомнила об этом праздновании рождения Христа. Пробуждение было мучительным — меня одолевала жажда, которая всегда следует за ночью, которая стирается из памяти, оставляя только нескольких болезненных воспоминаний. Стертая память была моим подарком самой себе.
ГЛАВА 11
Этого никак нельзя было предвидеть. Утром воскресенья, предшествующего началу весеннего семестра, Джек позвонил и сообщил, что Бак уехал менять на машине масло. Чего мы точно не могли знать, так это того, что ожидание механика займет часы. Поскольку мастерская была всего в нескольких кварталах, Бак решил наведаться домой, пока машина в починке. Вместо громкого и протяжного механического лязга машины, которым Бак обычно извещал о своем приезде, что давало нам бесценные 30 лишних секунд, на этот раз он направился пешком напрямую в парадную. Ключ почти неслышно скрипнул в замочной скважине, отпирая герметично запертую входную дверь. Бак уже зашел в гостиную, когда мы услышали его насвистывание. В тот момент Джек был внутри меня, разложив на кухонном столе. Повсюду были разлиты оставшиеся после праздников соусы, размазаны остатки тыквенного пирога, которыми мы воспользовались как красками для тела. Мгновение мы таращились друг на друга, обездвиженные ужасом. Затем Джек соскочил на пол и надернул на себя футболку и шорты. Его боксеры остались валяться на полу за сушилкой. Я успела лишь натянуть лифчик, застегнув на три застежки, набросить блузку и подтянуть штаны. Когда фигура Бака появилась в дверях, его глазам предстала следующая картина: разбросанная повсюду одежда Джека, я, придерживающая незастегнутые на молнию джинсы, и последствия нашего буйного пиршества на столе. Когда его взгляд встретился с моим, я почувствовала, что мои руки, поддерживающие джинсы, начинают трястись.
Никто не проронил ни слова. Я могла видеть, как в голове Бака шевелятся мысли. Он знал, что только что увидел, но вместе с тем он не хотел этого видеть. Его мозг искал лазейку, надуманное оправдание, которое объяснило бы увиденное легко и просто.
Продолжая стоять, я похлопала себя по голому животу. «Уж извини за мой внешний вид», — сказала я. — «Расстегнула, чтобы проветриться. Нужно подышать после обжорства».
Прошли несколько секунд, в течение которых он не проявил никаких эмоций. Казалось, он решал, играть ли в мою игру. Его левый глаз задергался, как будто он смотрел застопорившееся слайдшоу: глаз пытался найти следующий кадр, но картинка все мигала и мигала, не меняясь. Он окинул взглядом шею и ключицы Джека, измазанные едой, потом посмотрел на стол и, наконец, снова на мои расстегнутые джинсы. Паззлы упрямо складывались в картину, которую Бак сильно не хотел признавать.
