Жрица Анубиса (СИ) - Хохлова Жанна
Именно в этот момент, как только её мысль оформилась, Сет обернулся к девочке и посмотрел так, словно бы понял её состояние или разгадал тайные игры её разума. А может, он знал, о чём она подумала, какие противоречия и сомнения гнетут всю её суть? Девочка поспешила спрятать глаза, опустив голову вниз, кожей ощущая прилипшую к ней колко-холодную усмешку мужчины.
Они прошли жемчужными воротами в сад. От охватившей её прохлады Инпут задрожала. Лёгкие раскрылись и задышали свободнее, а ей хотелось разрыдаться. Но она до крови прикусила губу и тенью следовала за богом пустыни, войны, олицетворением зла.
— Я не умерла… — прошептала она.
— Нет, — ответил он, чутким слухом уловив её слова. — Ты выбрала жизнь.
Они петляли по саду по просторной, чисто убранной дорожке, и Инпут невольно залюбовалась необычными яркими цветами коры деревьев и их листьев, заслушалась переливами на все голоса и лады песен диковинных птичек. Одна из них в своём любопытстве приблизилась к девочке, часто порхая крыльями, а странница в страхе отшатнулась от неё — пернатая выставила острые зубки и со злобой ощерилась на неё.
Сет обернулся к Инпут и усмехнулся. Она поняла, что рано расслабилась. Всё кругом выглядело безмятежно и мирно, но стоило присмотреться, и можно было заметить, как цветы пожирают насекомых и мелких животных, как более крупные из них, выглядывающие из-за кустов и деревьев, с ужасом взирают на хозяина здешнего сада, а на неё — с ненавистью. Слишком разумно. Девочку передёрнуло от страха, и она с трудом повернула голову вперёд, отрываясь от жуткого зрелища. Густая растительность стирала за ней дорогу обратно, тут же заполняя собой всё пространство, осторожно дотрагиваясь до её ступней и словно бы в отвращении отталкиваясь от её кожи, но не давала вернуться. Даже если бы у неё был выбор: сошла бы с пути, чтобы возвратиться в жуткое пекло? Страх усилился, сделавшись почти инстинктивным.
— Я — пленница? — хрипло промолвила она.
Но ответом ей послужила тишина. Сет всё так же безмолвно вёл её по только ему одному ведомому пути. Инпут хотела остановиться, но наступавшие сзади густые кусты гнали её вперёд, не давая возможности отступить.
— Я — пленница? — уже более требовательно.
Она пробовала догнать мужчину, задеть его плечо, но каждый раз, как только ей казалось, что она близка к цели, бог ускользал, и ей мерещилось, что она переливами грома над головой слышит его холодящий душу смех.
«Я попалась в ловушку, — мысли лихорадочно носились в её голове. — Надо бы взять себя в руки; он сказал, что я сама выбрала? Что? Жить? Зачем это Сету? Чем я смогла удивить бога пустыни?»
Через некоторое время их показавшееся ей бесконечным путешествие закончилось, а сама Инпут чувствовала себя отдохнувшей, словно бы она не шла, а спала, и только сейчас проснулась.
Ещё пара шагов, длинный изгиб поворота за огромной плеядой деревьев и зарослей жимолости, и они вышли к величественному дворцу с возвышавшимися над ним гигантскими трубами — малькафами*, в которых завывал ветер. Дворец казался одновременно крепостью и храмом. Его бесконечно длинные стены тянулись ввысь облачно-предгрозовой громадой. Блеск сада резко померк, и Инпут окунулась в серость. Нет, воздух остался таким же прозрачным и чистым, прохладным и свежим, а вокруг по-прежнему щебетал на все голоса сад, но враждебность его обитателей, только намечавшаяся по пути сюда, теперь потеряла самоконтроль и норовила укусить, больно задеть, а возможно, даже полакомиться.
Она поспешила вслед за Сетом. А тот остановился, и девочка буквально врезалась в его спину. Бог пустыни обернулся к ней и теперь взирал на неё сверху вниз, окатывая ледяным презрением.
— Входи в мою обитель, дева, — сказал он, и на его лице появилась зловещая усмешка.
Девочка обернулась назад и поняла, что дороги обратно не будет. И это случилось не сейчас, а там, ещё в пустыне, когда она ответила богу «да», согласившись последовать за ним. Двери дворца открылись. Он обошёл её вокруг и подтолкнул со спины, заметив её нерешительность. Тут же к ним, словно бы появившись из воздуха, подлетело несколько человекоподобных существ. Сердце девочки застучалось сильнее от иррациональности происходящего, ведь на их лицах отсутствовал рот. То пространство, где должен быть орган, просто обтянуто кожей. Инпут внутренне сжалась от пробравшейся снизу вверх по позвонкам холодной волне ужаса.
Сет повелительно вскинул ладонь и указал им на Инпут.
— Следуйте своей задаче, верные рабы, — произнёс он леденящим душу тоном, словно бы в любую секунду мог передумать помочь, мог убить.
Слуги окружили девушки и начали беспорядочно, как ей казалось, прикасаться к её коже. Но затем Инпут поняла, что они, как тутовые шелкопряды, врачевали её тело, при этом издавая звуки, похожие на слабый рокот мелких жучков. Их работа становилась ощутимо видимой. На месте ожогов и ран вначале появлялась бледно-розовая нежная плёнка, которая через короткое время стала полноценным кожным покровом. Они кружили девочку, срывая с губ восторженный смех. Инпут понимала, что становится живой в полном смысле этого слова. Слуги так же резко отошли от неё, когда их «работа» была выполнена.
Крутившаяся и смеявшаяся до этого времени, Инпут резко остановилась возле бога пустыни и без страха взглянула в его глаза цвета самой тёмной непроглядной египетской ночи. Тот усмехнулся.
— Докажи мне, что я не зря оставил тебя жить, — сказал он, прищурив глаза.
— Скажи мне сначала, пленница ли я? — спросила девочка, сжимая кулаки, готовясь к атаке, к смерти, к чему угодно.
Сет обошёл вокруг и вновь возник перед ней, темнота отступила от них. Девочка огляделась, увидев себя в храме. Незнакомом. Величественном. Мрачном. Но было сразу понятно, кому тот принадлежал. Здесь служили мистерии самому богу зла — Сету, басни о которых смущали её своим распутством и ужасами. Инпут медленно повернулась к мужчине.
— Ты не ответил, — напомнила она.
— У тебя есть чем говорить, — просто ответил тот, а Инпут вздрогнула, со страхом ощупав свои губы и вспомнив слуг, исцеливших её тело.
Сет подошёл к зажжённому жертвеннику и коснулся раскалённых углей голыми руками. Огонь не причинил тому никакого вреда.
— Я отвечу на все твои вопросы, дева, — проговорил тот и повернулся к девочке.
— Меня зовут… — начала было она, но Сет приложил палец к своим губам, жестом приказав умолкнуть.
Она растерянно взглянула в надменное лицо бога, бледнея с каждой секундой.
— Как тебя зовут? — спросил мужчина, каким-то шестым чувством Инпут поняла, что он знает, но требует её назвать, подчиняясь условиям создания этого мира — свободе воли человека.
— Инпут… — прошептала девочка, со страхом всматриваясь в его надменные, ничего не выражающие глаза.
— Хочешь остаться Инпут или?.. — Сет одновременно давал и не давал выбрать.
Та, что именовалась Инпут до сего момента, мотнула головой.
— Скажи, — властно и требовательно.
— Я не Инпут, — хрипло произнесла девочка, бледнея; казалось, будто старая кожа лопалась на ней, обнажая до костей, а неотвратимость происходящего добралась до души, коверкая и ломая всё, что было живого в ней.
— Что ты хочешь? — спросил Сет, в нетерпении сжимая ладони, но всё так же не подходя ближе.
— У меня нет имени, Отец Пустыни, — прошептала девочка обречённо.
По углам заметались тени, запрыгало пламя жертвенника, как будто от сильного сквозняка, ветер завыл снаружи, затухая в конце ослиными криками, что заставило Инпут вздрогнуть.
— Я нареку тебя, — проговорил тот властно.
Сет протянул ей руку, призывно посмотрев на девушку. Она нехотя подалась ему навстречу.
Девочка ухватилась за предложенную ладонь и безропотно последовала за мужчиной. Несколько залов, пройденных напролёт через огромные колонны, и стены с барельефами, изображавшими сцены кровожадности Сета, его многочисленных баталий, победы над змеем Апофисом, голову которого он сложил у ног всемогущего Ра. Но, несмотря ни на что, теперь девочка не чувствовала по отношению к нему того ужаса, который ей должно было внушать его близкое присутствие и окружающее. Всё, что писалось о нём в умных трактатах лучших жрецов его культа, казалось какой-то злой шуткой, возможно, выдумкой завистников. Все гнусные истории начинали стираться из памяти. Не такой уж он и плохой. Разве может зло совершать добрые поступки? Недостаток жизненного опыта девушки не давал ей в полной мере здраво рассудить о том, что зло совершает гнусные поступки, оборачивающиеся в конечном итоге добром только лишь потому, что не бывает поругаем источник жизни, Великий Хаос хранит молчание, но его законы непреложны: всё во благо.
