Монстр из отеля №7 (ЛП) - Роуз К.В.
Саллен реагирует быстрее и, мигом преодолев разделяющее нас расстояние, хватает меня за запястье. Я бегу за ним, и он бросается за припаркованный у торгового центра черный «Ниссан», что стоит на самом последнем месте в первом ряду огороженной цементным забором автостоянки.
Мы, как один, приседаем, Саллен все еще держит меня за руку своими затянутыми в перчатку пальцами.
Напряженно уставившись в самый конец ряда, мы видим, как парковка озаряется светом фар.
Саллен был прав; благодаря потолочным световым панелям, это, скорее всего, самое освещенное ночью место во всем центре Александрии. Для его мыслительного процесса лучше не найти. Но для двух прячущихся беглецов сейчас оно, возможно, стало еще опаснее. Нас могут тут поймать.
Мы оба молчим, я сижу на корточках и вдыхаю запах масла, бензина и парковочной грязи, от чего подступающая тошнота становится еще сильнее и мучительней. Может, это из-за успокоительного (я все еще чувствую жжение от инъекции) а может, просто от страха.
Хотя, возможно, тут кое-что посерьезней.
Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.
Не хочу его отпускать.
Шины автомобиля медленно скользят по влажному от ночного дождя асфальту. Свет его фар отражается от стоящей рядом цементной перегородки, и на мгновение, когда помимо колотящегося у меня в голове пульса, единственным различимым звуком становится тихое урчание двигателя, останавливается в нескольких шагах от нас, прямо перед входом в торговый центр «Медичи». Я не вижу саму машину, только зловещий, бело-голубой свет фар.
Я зажимаю ладонью рот, стараясь сохранить равновесие и сдержать тошнотворное, нарастающее у меня в животе чувство.
Саллен крепче сжимает пальцами мое запястье. Несмотря на то, что он в перчатках, мне кажется, что от его прикосновения воспламеняется каждый нерв моего тела.
Думаю, если бы он позволил мне к нему прикоснуться, я бы вообще загорелась.
Не отрывая ладони ото рта, я медленно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
Он встречается со мной взглядом, и у меня учащается пульс. Капюшон скрывает половину его лица. Даже сидя на корточках, Саллен намного выше меня, свободной рукой он упирается в асфальт, касаясь его тремя пальцами, чтобы удержать равновесие.
Мы молча смотрим друг на друга, и у меня возникает дикое, безумное желание расхохотаться.
Мы сидим на корточках за «Максимой» на крытой автостоянке. Прячемся от Райта в Бог знает какой утренний час. Мне дважды вкалывали какую-то хрень. Я едва держусь на ногах. Саллен пытался сделать со мной ужасные вещи, и все же ради этого парня я вырубила своего друга, и снова бы так поступила. Я ударила бывшего лидера преступной организации, от которой зависит моя семья. Саллен нес меня по улицам Александрии под проливным дождем. И теперь он вроде как держит меня за руку, и мы рискуем жизнями ради этих украденных, проведенных вместе мгновений.
И он такой невероятно горячий, на его скулах поблескивает пот, глубокие карие глаза пристально смотрят на меня, а широкие плечи напряжены в ожидании.
Это могло быть моей личной извращенной сказкой. Как-то раз в торговом центре «Медичи» с принцем Райта. Может, мне даже удалось бы уговорить его надеть Gucci, и мы бы действительно осуществили мечту…
Дверь с грохотом закрывается.
Я впиваюсь ногтями в щеки, а Саллен прищуривает глаза и очень медленно качает головой в знак предостережения.
Давление на мой мочевой пузырь увеличивается, и я, зажмурившись, наклоняясь к Саллену. Я ничего не могу поделать. Я как будто знаю, что он меня защитит, и сейчас именно этого и хочу.
Саллен отпускает мое запястье и, молча обхватив меня рукой, притягивает к своей груди. Я бы, возможно, поразилась, насколько полным стало наше взаимопонимание в этот ужасный момент, если бы в эту секунду на стоянке не послышался звук шагов.
Я вдыхаю аромат увядших роз, прижимаюсь щекой к сердцу Саллена и слышу, как кто-то приближается.
Медленно, шаг за шагом.
Сейчас мы вместе с Салленом за колесом «Максимы», но полностью нам вдвоем за ним не спрятаться. И если мы переберемся на другую сторону машины, то находящийся здесь человек уловит звук.
Мне ничего не остается, кроме как зажмуриться и дрожать в объятиях Саллена, как ребенок. И он прижимает меня крепче, как будто ему небезразлично, что случится с нами обоими.
Шаги приближаются.
Довольно неспешно, и это еще больше меня пугает.
Папа? Мама? Если это они, получится ли у меня уговорить кого-то из них спрятать Саллена?
Но тут я вспоминаю торжественный ужин в отеле в канун Хэллоуина, на котором нам пришлось присутствовать много лет назад. Саллена в его неизменной толстовке с капюшоном и черных джинсах. Я помню, как хотела исчезнуть вместе с ним. И то, как мой отец позаботился о том, чтобы у меня не было такого шанса.
Они всегда выберут Райт. Даже если на второй чаше весов окажусь я, выбор будет не в мою пользу, что уж говорить о Саллене.
Если это Вон или Айседора… та же хрень. Может, они более разумны и менее предвзяты, но все равно они его сдадут.
А если это Мадс или… Штейн… я…
Тут открывается дверь какой-то машины, и мои мысли обрываются. Затем чей-то голос произносит:
— Их видели недалеко от Александрийского университета, садитесь.
Дверь закрывается. Шаги поспешно удаляются, человек садится в машину, затем она трогается с места, громко взвизгнув двигателем.
От облегчения я теряю равновесие, испытываю что-то вроде эйфории, но не двигаюсь.
Только когда машина съезжает с пандуса и оказывается за пределами слышимости, я поднимаю голову и вижу, что Саллен тоже зажмурил глаза.
Он их не открывает, его длинные ресницы отбрасывают тень ему на скулы, кожа влажная от пота.
Я поражаюсь тому, какой он красивый, и как он этого не понимает.
И какое-то время я просто смотрю на него и задаюсь вопросом, что же он видит за своими веками.
Мы видим, что фургон не заперт. Он темно-зеленого цвета, в нем три ряда сидений и в среднем ряду два дополнительных кресла, на полу валяются крошки от давно съеденных закусок.
Он на втором этаже; нам пришлось подняться по лестнице, чтобы найти машину, в которую можно было легко проскользнуть, не разбив окно. Я видела, как Саллен морщился при каждом шаге, несмотря на то, что пытался это скрыть, пряча под капюшоном лицо.
Сейчас мы сидим на задних сиденьях допотопного фургона, двери заперты, и никакая охранная сигнализация не заорала от нашего проникновения.
Не знаю, кто нас искал (Саллен тоже не высказал никаких идей поэтому поводу), и почему они решили, что мы у Александрийского университета, но с тех пор на парковку не въехало ни одной машины. Знаю, что здесь должны быть камеры, и у Райта, вне всякого сомнения, есть ресурсы, чтобы к ним подключиться, но по какой-то причине нас еще не нашли.
Сунув руки в карманы юбки, я прижимаюсь к тонированному заднему стеклу и смотрю на выход к лестничному проему и лифтам, опасаясь, что нас обнаружат прежде, чем у нас появится возможность по-настоящему убежать.
— Ты знаешь, как завести машину? — тихо спрашиваю я.
От моего дыхания стекло на мгновение запотевает, а затем конденсат рассеивается. Здесь прохладно, но мне жарко, в животе не проходит тошнотворное чувство. Мне по-прежнему капец как хочется писать, но делать это перед Салленом… Думаю, я лучше подожду.
— Я добрался до отеля поездом. Я даже не умею водить машину.
Его хриплый голос серьезен, но я все равно улыбаюсь; иногда мне кажется, что все серьезные вещи, которые он говорит, — шутка. Но я помню, как он нависал надо мной, когда я была пристегнута ремнями к стоматологическому креслу; как касался меня губами и руками. Как рассказывал мне об ужасах своей жизни.
Я не знаю, шутит он или нет. И, возможно, сейчас мне следовало бы его бояться, но с тех пор, как мы вместе еле унесли ноги, между нами установилось хрупкое перемирие.
