Д Гудвин - Десять писем
— "Везде есть мирные люди"… Но ведь в записке тоже говорилось о "Мирных людях"! Значит…
Мне стало легче. К тому же у меня кинжал…
До меня начали доходить слова:
— …Борьба с нами невозможна. Вы понимаете, наша машина перемалывает и не такие куски, как вы…
Он говорил все это спокойным, монотонным голосом. Потом вынул вечное перо, что-то написал на бумаге и снова обратился ко мне:
— Итак, ваше имя?
— Вы его прекрасно знаете.
— Мадмуазель, прошу вас отвечать на вопрос, а то что мы знаем, вас не касается. Ваше имя?
— Элли Ришар. — Я решила отвечать на все вопросы, неотносящиеся к делу.
— Где вы родились?
— Во Франции, в Марселе.
— Родились во Франции, а имя у вас английское. Почему?
— Не знаю.
— Кто ваша мать? Где она?..
Вопросы сыпались градом и я едва успевала отвечать. Я сказала, что мать умерла, когда я была еще маленькой и помнить ее не могу. Рассказала, что у меня должен быть брат.
Рассказала как погиб мой отец и что со мной было потом.
Вопросам, казалось не будет конца, а я так устала, что едва держалась на ногах и мне трудно было сосредоточиться.
— Я вас прошу прекратить допрос. Сейчас я ничего не соображаю. Дайте мне отдохнуть.
Офицер на секунду задумался и нажал кнопку звонка. — Хорошо, Идите и хорошенько поразмыслите обо всем. До свидания!
Пришел солдат и мы вышли в коридор.
Ночь я провела в маленькой, но сносной камере. Узкая кровать и тощий тюфяк с колючим одеялом показались мне роскошью. Лежа на боку, я спала как убитая.
Молодость брала свое. Она терпеливо переносила все невзгоды, а нервы успокоились во время сна.
Проснулась я от того, что кто-то открыл дверь, вошел тюремщик все в том же капюшоне, поставил на столик кувшин с водой, миску, стакан молока и хлеб, и тот час вышел. Лязгнули замки и снова стало тихо.
Плеснув себе в лицо пригоршню воды из кувшина, я сьела свой жалкий завтрак и задумалась, как вести себя дальше. На что решиться, что говорить? Так ничего не придумав, я стала нетерпеливо поглядывать на дверь — мне захотелось в туалет…
Я вертелась по камере, стараясь об этом не думать, сжимала по временам бедра, но вскорее от нестерпимого желания у меня даже вспотел лоб…
Скрип открываемой двери показался мне музыкой.
— Мне нужно в туалет! — чуть не прокричала я тюремщику и замерла ожидая приговора.
Но он спокойно вывел меня из камеры и кивнул на дверь без окошечка, видневшуюся наискось через коридор. Не помню как я доплелась туда, как открыла дверь, забыв или не имея сил прикрыть ее за собой, и как одним движением опустила свои трусики и присела на корточки… Помню только необъяснимую минуту блаженства…
Повеселевшая, я вышла оттуда, нисколько не заботясь о том, слышал или нет тюремщик то, что я там делала.
"Опять допрос", — мелькнуло у меня в голове. Но теперь мы шли в другую сторону. Лестница вниз, опять тускло освещенный коридор…
"Неужели меня здесь оставят?"
И вдруг крик. Крик явно женский. Страшный, мучительный крик… Вот он перешел в животный визг и смолк. Меня вновь охватил ужас… "Лучше покончить с собой, чем слушать эти ужасные крики". Моя рука невольно нащупала кинжал, но тут я вспомнила слова: "Криков не бойся — это запись на пленку". У меня несколько отлегло от сердца. Но все равно страшно. Очевидно, они пугали меня, чтобы сломить сопротивление. Ну, что ж, буду терпеть сколько можно.
Неожиданно тюремщик открыл какую-то дверь, втолкнул меня в проем и дверь за мной захлопнулась.
Очутившись одна в странной комнате, если это помещение вообще можно назвать комнатой. Окон не было, но помещение было хорошо освещено электрическими лампами.
С потолка, на цепи свисал какой-то деревянный брусок с ввинченными в него металическими кольцами.
На мокром цементном полу, посередине помещения, виднелась канализационная решетка.
У стены стоял низкий стол, обитый белой жестью, я неподалеку от него стояли странного вида стулья, изготовленные из железных прутьев. Чуть подальше виднелись совсем уж странные и неприятные предметы из дерева и железа… И дубинки и колья… И веревки, румни, плети, прутья… Электрические шнуры, плиты, жаровни…
Стены были покрыты серой масляной краской и кое-где на них торчали какие-то кольца, скобы, крючья…
Меня охватил необъяснимый ужас, все усиливавшийся. Чем больше я всматривалась в непонятные для меня предметы, тем ощутимее, как мне казалось, шевелились волосы у меня на голове и тем сильнее выступал у меня холодный пот на лбу…
Я старалась не глядеть на эти предметы, но мои глаза невольно бегали по стенам… и тут я заметила слева от себя еще одну дверь.
Что там? Собравшись с духом, осторожно я подошла к этой неплотно прикрытой двери. Я прислушалась. Ни звука. Открыть? Страшно. Мне чудилось, что за дверью меня ожидает нечто более страшное, чем даже в этой жуткой комнате. Но впоследней оставаться тоже не было сил и я решилась. Толчком открыв дверь, я остановилась на пороге. Ничего страшного не произошло. Хорошо освещенная комната напоминала кабинет. Масивный письменный стол с телефоном, два кожаных кресла, приятной расцветки ковер на полу и даже две копии каких-то картин на стене — составляли обстановку этой комнатыкабинета.
За столом сидел человек и писал. При моем появлении он поднял голову и в нем я тот час узнала вчерашнего офицера-японца. Его очки с толстыми стеклами блеснули в мою сторону.
— Здравствуйте, мадмуазель! Я ждал вас, — вежливо произнес он, — проходите сюда! — Он уаказал на кресло и продолжал:
— Если вы будете благоразумны, то мы бястро закончим это дело и отпустим вас на все четыре стороны. А если нет… — Он многозначительно помолчал, — вам прийдется испытать несколько неприятных минут.
Он придвинул к себе чистый лист бумаги и взял перо.
Сидя в кресле я лихорадочно сооброжала, что мне делать. Говорить или нет? Впечатления от соседней жуткой комнаты заставили меня колебаться, но вспомнив, что у меня есть кинжал, который в любую минуту я могу вонзить себе в грудь, я почувствовала себя сильнее.
— Господин офицер, а где господин Хаяси?
Меня очень интересовал этот вопрос. Хаяси я боялась больше всего. Тень неудовлетворения пробежала по лицу японца.
— Я не знаю никакого Хаяси. Вас передали министерству внутренних дел и, в частности, в мой отдел. И заниматься вами буду я.
— Кто передал. — в упор и быстро спросила я.
— М-м… Вас это не касается!.. Впрочем могу сказать, что эта передача произошла по нашей инициативе. Отсюда сделайте вывод.
