Сол Стейн - Другие люди
Из глубины его груди вырвался печальный вздох.
— В шестнадцать лет, на земле Арарата я обвенчался по христианскому обычаю с девушкой, нашей очень дальней родственницей, которую звали Шушан Хароссян. Родом она была из Зейтуна, с прекрасными черными волосами, нежной кожей. Троих ее братьев, отца и мать турки угнали в пустыню, где они и погибли. Ее спрятал священник. Он же договорился с купцом, который привез ее к нам в Мараш, полагая, что там она будет в безопасности.
Когда мы увидели друг друга, нас словно поразило молнией. Все поняли, что, живя под одной крышей, мы не сможем сторониться друг друга, а потому нас быстренько обженили.
Не прошло и недели после нашей свадьбы, как пришли турки, три тысячи солдат, выкрикивающих: «La ilaha ill-Allah uhammed Rasula-llah». Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк. Турки дали нам знать, что не тронут тех армян, кто отречется от Христа. Возможно, такие трусы и нашлись. Но я не знал ни одного. Помолившись, мы решили вверить нашу судьбу в руки Господа. Отец отправил мать и младших детей в церковь, святилище, как он говорил. Но я слышал о том, что турки жгут церкви. Поэтому умолил отца разрешить мне и Шушан спрятаться в подполе, куда мы снесли принадлежащие нам ценности. Отец называл меня дураком, говорил, что мы погибнем в лапах турок, и, уходя, с такой силой захлопнул входную дверь, что задрожали стены. Он оставил нас, а сам побежал вслед за женой и младшими детьми в церковь.
Шушан, повинуясь указаниям молодого мужа, отнесла в подпол хлеб и сыр. А потом, когда уже слышались крики приближающихся турок, Шушан внезапно вспоминает, что мы не заперли дверь после ухода отца. Я ей говорю, что турки выбьют все двери, запертые или незапертые. Но Шушан, без моего разрешения, вылезает из подпола. Я слышу голоса турок, кричу ей: «Вернись, вернись!» — но поздно. Турок распахивает дверь. Высокий, с рябым от оспин лицом. Он видит Шушан, и она бежит в дом, подальше от люка в подпол, чтобы турки не прознали про тайник. Турок кричит солдатам, что неверные ушли, оставив им ангела. В дом вваливается шесть или семь этих мерзавцев. Двое пригвождают ее к полу, она вырывается, сердце у меня чуть не выпрыгивает из груди, потому что я все вижу в щелочку, их главарь спускает штаны, палка его торчит, он падает на колени, Шушан дико кричит, когда он, наклоняясь вперед, вгоняет в нее свою палку.
Я не могу смотреть на отца, когда у него влажные, как у женщин, глаза. Я сижу, сжав руки в кулаки, так, что белеют костяшки пальцев, а он, после долгой паузы, продолжает.
— Это секс. Все турки, пусть они сгорят в аду, перебывали на Шушан, которая за неделю до этого еще была девственницей. Почему я не поднялся с колен и не бросился с голыми руками на их мечи? Я струсил, оставшись в подполе?
В брошенном на меня взгляде папа словно просит прощения. Во рту у меня сухо, словно после долгого бега.
— Ты ничем бы ей не помог, — ответил я.
— Это еще не все. Их главарь идет к двери, чтобы позвать других солдат.
Моя жемчужина, Шушан, встает на колени, молит его: «Не надо, не надо», и тогда турок, овладевший ею первым, выхватывает саблю и одним ударом отсекает ей голову.
Мой отец, лошадник, сильный, крепкий мужчина, зарыдал от невыносимой муки, которую он носил в груди больше пятидесяти лет, которая приехала с ним из Армении в Америку. Тогда ему было шестнадцать, сейчас я лишь на три года моложе. Я готов сражаться, но с тем, чтобы побеждать, а не терпеть поражение. Такой уж я с самого детства.
— Те, кто укрылись в церкви, остались в живых? — спросил я.
— На час, не более. Они погибли в огне. Спасся только я.
Я встал, обнял отца, и мы вместе оплакали его потерянную возлюбленную, его признание в трусости и отсутствие справедливости в мире. Тогда-то я и нашел свое призвание.
— Мужчины не понимают, что такое изнасилование, — Франсина покачала головой. — И никогда не понимали.
Я молчал, но она ждала ответа.
— Не понимали. Послушайте, почему бы вам не прийти завтра в это же время? — После ее ухода я остался в темном кабинете, зная, что через полчаса появится моя дама. Она рассчитывала на обед и постель. Я ее накормлю, решил я, но вот с постелью, когда я вспомнил о переживаниях отца, у нее ничего не выйдет. Сегодня меня не соблазнить.
Глава 10
Козлак
Эта девица больше не попадалась мне на глаза. Должно быть, не высовывала носа из квартиры. И черт с ней, Мэри всегда под рукой.
Мэри повезла детей к матери. В их отсутствие она больше склонна к развлечениям.
И чего Джейсона так долго нет? Всего-то делов: взять выключатель в его каморке в подвале.
Ожидание мне не по нутру, и я позвонил на бензоколонку.
— Джим, ты остаешься за старшего, я сегодня уже не приду. Только помни, что счетчик точно покажет, сколько галлонов бензина ты отпустил после моего ухода. Деньги с собой не уноси, ха-ха. Ты знаешь, куда их положить. Да, я слышу, что им не терпится заправиться. До завтра.
Звенит дверной звонок. Вот и Джейсон с выключателем в левой клешне, отверткой и изоляционной лентой в правой.
— Привет, — здоровается он. — В какой комнате?
— В ванной.
С таким смотрителем я столкнулся впервые. Обычно это старики, но Джейсону не больше тридцати, похож он на повзрослевшего хиппи, симпатичный, с бородой, длинными волосами, носит джинсы, а не комбинезон, да еще этот протез. Я пытался разговорить его, узнать, откуда протез да почему, но выяснил немного. Протез оплачен за государственный счет и крепится на плечах специальной упряжью.
Он снял старый выключатель, и я спросил: «Не вывернуть ли пробки?»
— Если не суетиться, током не ударит, — ответил он.
Я сижу на бортике ванны, наблюдая, как он работает. Не на толчке же мне сидеть, правда?
— Слушай, Джейсон, почему ты иногда носишь протез, а иногда — нет?
— Это очень личный вопрос, — смеется он. — Вы знаете, что под моей опекой еще два дома. И, судя по числу автомашин на стоянке утром и вечером, можете подсчитать, у скольких жен мужья днем находятся на работе.
— У многих.
— Так вот, некоторые боятся протеза, а другие уделяют ему слишком много внимания, так что, когда я ищу себе очередную пташку, я оставляю протез дома. И знаете что? — тут он наклоняется ко мне, словно хочет поделиться суперсекретом. — Когда я голый, они находят культю очень привлекательной. Действительно, зажила она идеально, кожа гладкая и такая же чувствительная, как на головке большого члена. Есть такие, кто просит ее потрогать. Большинство мужчин не понимает женщин. Они куда как склонны ко всяким извращениям. И вот что еще. Женщинам всегда хочется, хотя с детства им внушают обратное. А вот если убедишь их, что все это — досужие разговоры, дела пойдут, как по маслу.
