Генри Миллер - Под крышами Парижа
Думаешь ли ты обо мне хоть иногда, вспоминаешь ли те прекрасные времена, когда мы были вместе? Надеюсь, что да, что порой и тебе меня не хватает, что ты лежишь в кровати, представляя меня рядом с тобой, как я отсасываю, играю твоим членом, как мы трахаемся. Мама тоже по тебе тоскует и мечтает, наверное, о том же, потому что то и дело о тебе говорит. Постоянно спрашивает, чем мы занимались, что происходило в те дни, когда мы спали вместе, даже что мы говорили! Вряд ли у нее кто-то есть, но Питер и ее ебет. Каждую ночь она забирает нас с Питером в свою постель и заставляет меня сосать ее. Мне, в общем-то, наплевать, даже самой приятно, только хотелось бы, чтобы ты тоже был здесь и ебал меня почаще…
И так далее. Первое письмо заканчивается словами «С любовью Таня». Второе длиннее. Таня открыла новое развлечение и спешит рассказать о нем.
…Ну разве не странно? Дело в том, что мне бы хотелось, чтобы это проделывал со мной ты. Все то, что делают другие. Наверное, из-за того, что у тебя такой большой член. Когда я думаю о том, какой он большой, у меня мурашки бегут по всему телу. Я думала о нас даже тогда, когда он делал это со мной!
Я так обрадовалась, что наконец появился мужчина, который меня по-настоящему отымеет (мама следит за мной как ястреб), что стала раздеваться, как только мы вошли в его комнату. Он хотел положить меня на кровать, чтобы поиграть, но я уже не могла терпеть, и ему пришлось ебать меня сразу. Я вела себя как сумасшедшая, он даже испугался, как бы я не выпрыгнула в окно или сделала что-то другое в таком же роде. О, как же прекрасно, когда тебя ебет мужчина! Питер так занят мамашей, тратит на нее столько сил, что на многое его уже не хватает. После того как ты уехал, мне впервые было по-настоящему хорошо. Он таскал меня по всей комнате! А потом, когда уже кончил два раза, сказал, что хочет показать новый трюк, только вот у него маленькая проблема — не стоит. Я взяла в рот и пососала, самую малость, и через минуту он уже был как огурец! Потом положил меня на пол, на какие-то мягкие подушечки, перевернул на живот и начал трахать в задницу.
Это было, конечно, замечательно, хотя и не так замечательно, как тогда, когда то же самое делал ты. Я даже немного расстроилась — что же здесь такого. А потом я почувствовала что-то новенькое и необычное. Сначала показалось, что он кончил в меня, но струя все била и била, и я поняла — он писает! Какое необыкновенное и удивительное ощущение! Его член заполнял меня всю, как затычка, так что ничего не вытекало и все оставалось внутри. Струя была такая жаркая, что казалось, прожжет меня насквозь. Я чувствовала, как она проникает во все уголки.
Он все не останавливался, и я уже чувствовала, что разбухаю точно беременная. Потом он закончил, медленно вытащил член и сказал, что если я захочу, то могу подержать все это в себе. Ты и представить себе не можешь, что я испытывала, лежа на полу как наполненный мочой пузырь, чувствуя, как внутри все переливается.
Потом он отвел меня в ванную, и там я как будто открыла кран и выпустила из себя все эти литры, а он встал передо мной и потребовал, чтобы я пососала его член…
Признаюсь, к концу письма у меня уже встал. Я так хорошо знаю маленькую стерву — можно сказать, заебательски хорошо, — что легко, как будто сам при этом присутствовал, представляю всю картину. Даже закрыв глаза, вижу каждый ее жест, каждое движение. Расхаживаю взад-вперед по комнате с торчащим, как у жеребца, хером. Не знаю почему, но мысль запустить струю в ее гладкую круглую попку не выходит у меня из головы.
Отправляюсь прогуляться, слегка приволакивая ногу. Для всех уличных шлюх я приманка, и они не дают мне проходу… уж профессионалки-то прекрасно видят, в каком мужчина состоянии. Однако сейчас мне нужна не проститутка. Мне нужна другая Таня — только такая, которая не вызывала бы сильной эмоциональной привязанности.
На улицах ее не найти.
У Эрнеста прекрасный вид из окна. Настоящий художественный класс, в котором позируют друг дружке студенты победнее, из тех, кто не в состоянии позволить себе профессионального натурщика. Когда я бываю у него, мы часто садимся и наблюдаем за ними. Мне по вкусу настроение, дух случайных участников этого уличного шоу. Проходя мимо модели, они восторженно свистят, пощипывают ее тугие грудки, щекочут между ног… Девочка хороша — упругая блондиночка с широкими бедрами, — и она вовсе не против. По словам Эрнеста, на днях натурщиком выступал какой-то парень, так девчонки извели его настолько, что на набросках, если только юные художницы остались верны правде жизни, бедняга должен был предстать со стоячим членом.
Как это чудесно, видеть, что искусство входит в жизнь. В Нью-Йорке, бывало, нередко устраивали как бы уроки рисования, на которые заявлялись разного рода типы, околачивающиеся по варьете. Заплатил пятьдесят центов у входа и можешь полчаса глазеть на голую пизду. При этом, конечно, все делают вид, что пришли вовсе не за этим, что их интересует нечто, называемое Искусством. Но юнцов под окном — они все еще дети, даже наставник — не проведешь, они-то знают, что им надо, и для них «модель» — это обнаженная девушка с волосиками вокруг пизды и соком между ног! Она — живое, нечто такое, что можно потрогать руками, во что можно вставить, и если мальчишки трогают ее, пощипывают зад и выполняют задания со стоячими хуями, то от этого и их работа, и весь мир будут только лучше.
Эрнест рассказывает, что ему всегда везло с видами, кроме одного раза. Тогда его окно оказалось напротив квартиры, где обитала парочка гомиков, настоящих, из разряда тех, которых опознала бы — повстречай она их на улице — даже ваша бабушка. Все было не так уж плохо, говорит Эрнест, пока они отсасывали друг у друга или у приходящих дружков, однако время от времени в доме появлялись морячки, которые, проведя ночь в утехах, на следующее утро жестоко поколачивали педиков. К тому же, жалуется он, по утрам в окне постоянно болтались выстиранные шелковые трусы.
Самым удобным было одно местечко, где он жил с проституткой по имени Люсьен. Заведение, в котором она работала, располагалось напротив, и Эрнест даже видел ее служебную кровать. Такая картина, по его словам, всегда действовала на него успокаивающе: глянул в окно и убедился — подружка при деле, трудится, а значит, за квартплату можно не переживать.
Далее дискуссия переходит на тему женщин, с которыми в то или иное время жил Эрнест. Составленный им список поражает, но потом выясняется, что он жульничает, занося в данную категорию каждую, в чьем обществе провел хотя бы десять минут.
— Черт побери! — говорит он, когда я ставлю под сомнение правомерность наличия в списке одной нашей знакомой. — Я же угощал ее обедом, так? И в тот вечер она спала в моей постели, так? Полный пансион. Если ты даешь им квартиру и стол, это уже считается совместным проживанием.
