GrayOwl - Звезда Аделаида - 2
Сттранно, уже день наступил вовсю и играет снежными, яркими отблесками, а Квотриус не чувствует в теле лёгкости, сопутствующей нежеланному, но столь необходимому ради высокорожденного брата, едино, соитию. И самого брата нет, сонного ещё, но уже улыбающегося ему, Квотриусу, счастливой улыбкой, коя так красит брата и придаёт ему вид ровесника, а не невинного юноши. Да, странно всё сие весьма и вельми.
Рабыня, разбудив и камерного раба, которому после утренней еды за отсутствием дел снова захотелось вновь вздремнуть - а чё делать-то, если его Господин дрыхнет, как последняя неженка? - удалилась. И много слов бранных на языке Истинных Людей понеслось ей вслед, да вот не разумела Альбина - красавица из красавиц, нечистого говора варваров. С детства говорила она только лишь на благородном наречии Господ своих - всёж-таки, не чужая, а зачатая с таким немереным трудом, о коем ей рассказывал сам высокорожденный отец, вгоняя её в краску.
- Эй, раб, подойди и расскажи мне, что было со мною ночью. - достаточно весело обратился Квотриус ко своему вечно сонному и заспанному камерному рабу - лентяю.
- Ты, о Гх`осподин Квотриус-сэ, спал беспобудх`о жх`олдбго, очинно. Выпить ты много ышке бяха, да пх`ямо с котла, да горячу, да какую-то, как пожух`хая тава светом. И с воню пх`отивной.
Квотриус вспомнил, что по какой-то ошибке сам выпил зелье, открывшее ему дорогу в мир Немёртвых, и испугался, ибо он вспоминал, что заносило его туда раза три-четыре и всё влекло за Порог. За два дня побывать два раза в шаге от гибели, когда в доме появилась новая женщина, расползшаяся, зато молодая и, наверняка, при таких-то объёмах, здоровая!
Он встал, обнаружив себя полностью одетым - в праздничную суконную тунику, кою соткала напоследок матерь его, да подпоясанным туго поясом многоцветным. Таким хотел он войти к молодой супруге высокородного брата, заранее незаслуженно отказавшегося от неё, ибо не согрешила Адриана против Господина своего и супруга своего ничем. Когда бы ей успеть согрешить, ведь знакомы они лишь четвёртый день? Или всё же грех некий, кроме лица уродливого и фигуры нескладной, был?
Он пошёл было в трапезную, но там был Северус, абсолютно пьяный и держащий в руках рог с брагой на самом донышке… и ненавистный до сих пор, а с некоторого времени, если порыться в собственной памяти, а оттуда извлечь воспоминания высокорожденного брата - ещё больше, Гарольдус. Так вот, с кем брат решил напиться с какого-то горя, вот, кого выбрал. Гарольдус тоже держал в ладонях, как-то по-странному, рог, полный… прозрачной воды. Видно, с супругою ничего не вышло у Северуса, как он и говорил, вот и печалуется теперь. Осталась супруга девицею и была ли ею или разлад у них случился на почве неразрешимого бесчестия невесты. Может, узнать хотела супруга молодая, отчего не желает поять её, грешную, супруг да получила по лицу, и без того некрасивому? Отчего так жесток его высокорожденный брат с нею, всего лишь трусливою, жалкою женщиною?
Но почему его-то, Квотриуса, не разбудили пораньше, избавив от напряжённой борьбы за жизнь? Неужли… позабыл о нём, ничтожном полукровке, брат его возлюбленный Северус, напиваясь в обществе этого, вообще не пойми кого - Гарольдуса-развратника, но, кажется, неопытного ещё или же уж познавшего вкус любови запретной?
Отчего же Северус позвал этого несносного, отвратительного на вид, гостя, коий столь по нраву ему, что и в радости, и в горе - вместе они? Разве не лучше было бы братьям выпить сладкого вина, а не этой жгучей воды жизни, от коей раздирает всё нутро, передавая чашу от уст к устам?
Что уж… так трагически не сложилось у драгоценного брата ночию сей, что пьёт он с этим бывшим рабом? Квотриус не забыл даже, при каких обстоятельствах, по рассказу брата, был найден Гарольдус. Сам-то полукровка лежал в это время без сознания от колотой раны подельника Гарольдуса, нанесённой, как и положено трусу и рабу, говорящей скотине, человеку-без-души, в спину.
Ни на один вопрос не нашлось ответа, но Квотриус решительно вошёл в трапезную, подумав во всём разобраться собственными силами, почерпнув их из разговора Северуса с этим презренным, юрким зверьком. И вытянул правую руку в официальном приветствии высокорожденному брату, впервые в жизни. Даже, когда брат принимал его в род Снепиусов, о, разумеется с подачи высокорожденного отца, не было такого официоза между братьями.
- Радуйся, о Господин дома и брат мой сводный, высокорожденный Северус! Радуйся, о драгоценный гость Господина дома сего, не ведаю я истинного происхождения твоего, а потому обращусь непосредственно и просто, по имени Гарольдус!
- Да что ж ты так… словно не родной дому сему, словно не вырос в нём? Сразу: «Радуйся» да «Господин дома», хорошо хоть про такое ненужное существо, как «брат»- надеюсь, всё ещё возлюбленный? - не позабыл, - подколол напыщенного братца развесёлый Северус, у которого ещё не начались признаки похмелья, а пьяная весёлость оставалась и бурлила в его крови.
-Эх, сейчас бы с Квотриусом перепихнуться, чем Мерлин послал, - с тоской о недостижимом подумал игривый Снейп. - [i] Нет, сейчас, после почти смертельного сна он не в таком уж лёгком на подъём (и Северус захихикал своей двусмысленной шутке) настроении всех членов, чтобы дать мне с ним «разделить его грёбанное ложе», а у меня в комнате, как пить дать, уже проснулась - она-то только натрахалась, но котелок Сонного зелья, судя по всему, сваренного неправильно, с нарушением «письменных инструкций» не выхлебала, а надо было бы. Тогда вместо свадебного, второго уже пира - когда ж вы нажрётесь и напьётесь, о милые и добрые высокорожденные мои? - были бы похороны. Её я бы будить не стал. А теперь эта удовлетворённая моими силами, фактически отнятыми у меня, блядь сидит и ждёт супруга. Или уже пряжу сучит для блезиру, вот, мол, какая я трудолюбивая да покорная жена для вашего Господина дома, моего мужа возлюбленного, единственного, покуда смерть не… Нет, это уже из другой оперы, но тоже по делу.[/i
Тем временем брат младший решил не уступать Гарольдусу первенства и спросил как можно спокойнее, хотя внутри у него всё так и клокотало от ненависти его и ревности к этому счастливчику, четыре с лишним года бывшим ребёнком в рабах, работавшим, ну почти, как как взрослый, и оставшимся в живых, а всё потому, что Квотриус не знал, как сильно и помногу помогал Гарри тогда на удивление добрый и очень покладистый, отзывчивый Том:
- Позволено ли мне будет возлечь на подушки за стол и дождаться трапезы вместе с вами, о высокорожденный брат мой и ты, о многоуважаемый гость Господина достославного дома сего?
- Да будет так, Квотриус. Ложись и да пребудут все божества милостивые и справедливые с тобою. Но что это с тобою случилось? Ты не ласков, называешь меня лишь вовсе не обязательными в разговоре друг с другом титлами? Ревнуешь к Гарольдусу? Но, пойми, я был пьян, как ламия, напившаяся крови, так и я напился жгучей воды. От горя обо всём и всех, кроме супруги своей, воистину незабвенной, позабыл, а тут и Гарольдус - лёгок на помине. Он и отвёл меня в трапезную, сам бы я ни за какие медовые коврижки не дошёл. Речь Северуса стала сбиваться на народную латынь. Так ему было легче изъясняться. Ну, не говорить же, в самом деле, как злоречивый, толстогубый Верелий!
