Сол Стейн - Другие люди
— Извините, что так поздно. Не даю вам лечь спать.
— Все нормально.
— Мне необходимо поговорить с вами, — я привыкла обращаться к невидимому Коху, а тут он сидел ко мне лицом, как любой другой человек.
Я разглядывала свои ногти, не зная, с чего начать.
— Наверное, все думают, что изнасиловать могут кого угодно, но только не тебя.
— Да, — кивнул Кох. — Точно так же воспринимают и смерть.
Я уже сожалела, что приехала к нему.
— Соберитесь с мыслями, — подбодрил он меня.
Я продолжала молчать.
— А может, вы хотите лечь на кушетку? Чтобы все было как обычно?
Да, как хорошо лежать на кушетке, вдыхая знакомый запах кожи.
— Я могу заснуть.
— Поспите, если вам того хочется.
Я думала, что не смогу уснуть под взглядом старика. Тем более, заставляя бодрствовать его самого. И все же, безмерно уставшая, я старалась ни о чем не думать, очистить свой мозг от людей и зданий, представить себе горизонт, то место, где небо смыкается с океаном, бездонную спокойную голубизну. Но внезапно голубой океан потемнел и погнал на меня огромные, в белой пене, волны.
Должно быть, я закричала.
Я сидела на кушетке, тяжело дыша, вся в поту.
— Расскажите мне, — спокойный голос Коха. — Прилягте.
— Я не могу.
— Вы боитесь?
Да, да.
— Боитесь чего?
Я купалась в поту, но во рту пересохло, а в горло словно насыпали песку.
— Что разбудило вас?
— Вода, — я бессильно откинулась на кушетку.
— Какая вода?
— Вода, в которой тонешь.
Он помолчал. Я слышала его дыхание. Нет, то было мое дыхание. Учащенное, как после бега.
— Расскажите мне об этой воде.
И я рассказала ему.
— Совсем маленькой, в три или четыре года, родители повезли меня вместе со старшими сестрами в Техас, к дяде Джиму. Я помню, как мы долго ехали на поезде до Сент-Луиса, а потом пересели на другой поезд. Техас показался мне пустыней. Иссушенная, потрескавшаяся земля. Когда мы гуляли, я всегда держалась за руку отца. Я помню очень громкие раскаты грома и ливень, обрушившийся на землю. Мы ушли довольно далеко от дома дяди и промокли насквозь. Дядя Джим что-то кричал моему отцу, отец велел маме нести меня, а сам взял за руки моих сестер, они были старше, а вода уже заполнила пересохшие русла ручейков, в мгновение ока превратившихся в бурные реки. Мама споткнулась, уронила меня, тут же подхватила вновь, а я хотела быть с отцом, но он ушел вперед с сестрами, и вдруг стало так темно, что я уже их не видела, я боялась, что мои родители на найдут друг друга, и ревущей воды. Я не сомневалась, что кто-то умрет, и мне не хотелось, чтобы умирал папа, мама или я сама. А потом ливень прекратился так же внезапно, как и начался, остались лишь потоки быстро бегущей воды, и, слава Богу, мы увидели впереди дядю Джима, который успел сбегать домой и вернуться на пикапе-вездеходе. Мои сестры уже сидели в кабине, а отец бежал ко мне и маме. Под тем ливнем погибли четыре человека, трое из одной семьи, но мы все остались живы и добрались до дому промокшие и перепуганные. Но у меня до сих пор не укладывается в голове земля, превращающаяся в бурную реку.
Доктор Кох молчал. Я слышала как тикают часы.
— О чем вы сейчас думаете? — спросил-таки он.
— Пока я не сплю…
— Да?
— Пока я не сплю, я не утону.
— Сон опасен для жизни.
— Да.
— Отсюда бессонница.
Я вспомнила, как в доме дяди Джима моя мать пела мне колыбельные в первую ночь после потопа. Я помнила, как отчаянно боролась со сном.
— Для ребенка то было ужасным потрясением, — заметил доктор Кох.
— Для всех, — поправила я его. — Моя мать долгие годы с ужасом вспоминала о том дне.
— Речь сейчас не о том. Давайте вспомним, когда бессонница проявилась особенно сильно?
— Когда я впервые надолго уехала из дома.
— То есть когда мама и папа уже не могли вытащить вас из воды.
— Звучит нелепо.
— Все наши возвращающиеся кошмары с одной стороны нелепы, но с другой позволяют познать себя. Я так рад.
— Рад?
— За вас. Теперь, когда мы докопались до первопричины, ночью вы будете спать. Вы выпустили джинна из бутылки. Иногда потрясение, вроде того, что произошло с вами сегодня, помогает открыть ворота памяти. Ваша бессонница неслучайна. По необъяснимой логике подсознания, она — ваш спасательный круг. Благодаря ей вам не утонуть.
— Это разные вещи.
— Вы о чем?
— Я не тонула. Я лишь боялась утонуть. Меня изнасиловали. Такого я и представить себе не могла.
— Из-за изнасилования бессонницы у вас не будет.
— Откуда вы знаете?
— Потому что для вас это не причина для беспокойства. Некоторых насилие травмирует, даже ломает, но вы женщина сильная.
Я не сильная!
— Могу я сказать, как, по-моему, вы должны воспринимать случившееся?
Я знаю, как я его воспринимаю.
— Почему вы так расстроены? Вы должны испытывать облегчение.
Я вне себя от ярости.
— Я понимаю ваше состояние. Ужас. Кошмар. Но все это эмоции. Воспринимайте насильника как неудачного сексуального партнера, которого нужно поскорее выкинуть из головы.
Я готова его убить!
— Ничего вы не понимаете!
Я вновь покрылась потом.
— О, понимаю, понимаю. Весь этот год я наблюдал, как растет ваша сила, уверенность в себе. Думаю, что пришло время перейти к другой проблеме, не спеша, осторожно. Я хотел поговорить с вами об этом.
Не уходите в сторону. Вы же должны мне помогать!
— Я хочу, чтобы вы расслабились. Вот так, сядьте. Хорошо. Посмотрите, как побелели костяшки пальцев. Разожмите кулак.
Не надо! Я не хочу, чтобы меня заставляли что-то делать.
— На текущий момент, — доктор Кох отпустил мою руку, — вы достигли поворотного пункта. Вы говорили о потопе, он был причиной вашей бессонницы. Теперь вы можете повернуться от демонов ночи к возможностям дня. Видите ли, моя дорогая, я давно уже думаю, что, будь вы актрисой или, скажем, танцовщицей, то есть личностью, стремящейся реализовать свой талант, вы бы знали, каково ваше призвание.
О чем он, черт побери, талдычит?
— Если б у вас был особый дар, все горело в руках, вы бы знали, как его реализовать. Вы бы и тут стремились к совершенству.
Сейчас у меня одно стремление — впиться ногтями в твою толстую физиономию.
— Вы бы осознали, сколь важна для человека удовлетворенность занятием, которому он отдает лучшие часы жизни. Но увы, в сложившихся обстоятельствах вы лишены даже экономических стимулов. Ваша семья хорошо обеспечена, работа для вас всего лишь хобби. Ни деньги, ни талант не толкают вас на поиски своего призвания.
