А. Моллой - История Икс
Живущий внутри меня историк пребывает в восторге: освещение полностью соответствует периоду возведения этого палаццо — семнадцатому или восемнадцатому веку. Некий ценитель реставрировал или же невероятным образом сохранил эти осветительные приборы, возможно за немалые деньги.
Не сомневаюсь, что это был Марк. Мужчина, носящий столь элегантные костюмы, знает толк в том, как с изяществом обустроить дом.
Но если историк во мне ликует и восхищается вкусом Марка, то растерянная девушка переживает до потери сознания. К черту канделябры! Мне нужны ослепительные неоновые лампы, способные прогнать тьму, рассеять тени. Чтобы никто не смог хихикать, притаившись в черном углу.
Наконец слуга ровным голосом объявляет:
— Пришли.
Мы стоим перед довольно непримечательной серой дверью. Слуга со скрипом поворачивает ручку цвета слоновой кости и приглашает меня внутрь.
— О боже! — непроизвольно выдыхаю я.
Красота внутреннего убранства комнаты резко контрастирует со скучным видом двери. От свечей в стеклянных сосудах с чугунной решеткой исходит мягкий свет. Стены декорированы в стиле Помпей: фресками с длиннохвостыми птицами и прыткими антилопами, что окружили молодых римлянок с угольно-черными глазами. Обнаженные девушки застыли в танце, их окутала аура эротики и притворной застенчивости. Насыщенно-алые бордюры с виноградными лозами завершают композицию.
— Снимите вашу одежду и наденьте вот это, — произносит слуга.
Он дает мне сложенное платье из гладкого шелка, столь невесомое, что его будто и нет на моей ладони.
— Но…
— Всю одежду. Когда будете готовы, пожалуйста, выйдите через эту дверь.
Слуга указывает на второй выход, замаскированный среди алого декора Помпей: он представляет собой хитроумную римскую дверь, которая выглядит как фальшивая. Элегантный trompe-l’oeil[43].
— И запомните еще одно, — монотонно добавляет мужчина. — Если вам в какой-либо момент захочется все остановить, произнесите: «Морфей».
— Что?
— Если вдруг вам… будет некомфортно, вы должны громко сказать: «Морфей». Если вы не сможете говорить, хлопните три раза в ладоши.
Так вот. Слуга закрывает первую дверь и оставляет меня одну. В отдалении слышу приглушенные звуки музыки. Пение хора прекрасно, мелодия будто льется сквозь века, живая, но умиротворенная, некое подобие литургии.
И звучит она очень кстати. Как в мире этой великолепной музыки может произойти что-либо плохое?
Икс, просто сними одежду. И все. Мне нужно снять одежду.
В мерцании свечей я освобождаюсь от футболки, кроссовок «Конверс», белых носков и джинсов. Оделась я так, как мне сказали. Единственная моя прихоть — белье. Я выбрала очень красивые трусики. Зачем? Может, я всего-навсего подозревала, что большей части одежды на мне не будет, так что и не стоило тратить на нее время.
И вот я полностью обнажена.
Простое шелковое платье, что мне дали, весит не более трех унций. Я как на Луне. Мгновение любуюсь аккуратными строчками, а потом надеваю наряд через голову. Тонкая материя с аристократическим вздохом спускается до колен. Шелк изумительный, такой мягкой и дорогой ткани я еще не встречала.
В неровном свете платье напоминает огненно-оранжевое, почти красное зарево. А еще оно прозрачное. Отчетливо виден треугольник внизу живота, гладкий после депиляции воском.
Я не смогу. Просто не смогу. Уступая робости, я вновь натягиваю черные кружевные трусики, затем закрываю глаза и считаю до семи.
Успокойся, Икс, успокойся.
Такое чувство, будто в горле песок, ладони увлажнились от нервного напряжения. Полированный паркет холодит голые ступни. Я открываю дверь-обманку, спрятанную в красной стене.
Делаю шаг внутрь.
За порогом очень странный свет: непрерывное мерцание, нескончаемый вихрь отблесков. Поначалу ничего не понимаю, и лишь через несколько секунд меня осеняет: я в фарфоровой комнате.
Изучая историю Неаполя, я читала про такие комнаты — фарфоровые кабинеты. Они были созданы самыми богатыми представителями знати на пике славы и могущества города. Безумно непрактичные, почти неподлежащие уборке, однако неповторимым образом очаровательные. Белый фарфор стен и потолка украшен дикими нарциссами и извивающимися синими морскими драконами, также сделанными из фарфора. Комната освещается канделябрами из дерева и серебра. Четверо слуг — из плоти и крови — держат их в руках.
Проверяю еще раз. В каждом углу комнаты вижу симпатичного молодого человека в униформе. Вероятно, это ливрея семьи Роскаррик. Слуги неподвижно смотрят прямо перед собой, а не на меня. Единственный свет в комнате исходит как раз от их канделябров.
Посреди комнаты, спинкой ко мне, стоит огромный деревянный стул, без каких-либо прикрас. Он возвышается, как трон для короля Темных веков. Воздух пронизан музыкой, которая льется из невидимых колонок: призрачная, божественная, эротичная.
— Икс, подойди, — доносится от стула голос Марка.
Я рада, что не сняла трусики. Иначе под этой прозрачной тканью я была бы совершенно голой. Босоногая, обнаженная, стыдливая, как девушки с фресок на Вилле мистерий. От прохладного воздуха фарфоровой комнаты мои соски твердеют. Как бы я ни противилась себе, все равно прихожу в возбуждение. Постыдно. Но это так.
Обхожу стул и останавливаю взгляд на Марке, его лицо спрятано в тени, виден лишь благородный профиль.
— Не смотри на меня.
— Что мне надо делать?
— Нагнуться, Икс.
— Что?
— И лечь мне на колени. Первая из мистерий являет собой обыкновенное подчинение, публичное. Я отшлепаю тебя перед моими слугами.
Мне хочется засмеяться, однако обстановка не располагает к шуткам. Возмутительно! Он собирается меня отшлепать? Перед слугами?
Ну уж нет!
— Ты можешь уйти. Или подчиниться.
— Марк…
— Ты должна обращаться ко мне Celenza. Во время мистерий ты можешь называть меня лишь Celenza.
— Марк…
— С итальянского это переводится как «ваше превосходительство», а первая буква произносится как «ч». Так что либо зови меня Celenza или сир, либо уходи. Со всеми вытекающими последствиями.
Хочу убежать отсюда. Феминистка внутри меня приказывает немедленно уйти. И все же — признаюсь — я отчасти желаю, чтобы Марк отшлепал меня. Я ли это? Может, всему виной опьяняющая музыка, мерцание свечей и фарфоровой комнаты? Или же я всего-навсего испытываю к Марку страсть и соглашусь на что угодно?
Голова идет кругом. Мне хочется, чтобы кто-то решил все за меня. Хочется подчиниться. Лишь бы скорее все закончилось.
