Вадим Смиян - Месма
« Я хочу спать… Августа!»
« Тебе плохо?..» - с мягкой озабоченностью спросила женщина.
« Нет, мне хорошо… Но я очень… очень устала…»
« Сейчас, милая… сейчас мы с тобой закончим, и ты будешь отдыхать.»
Августа отпустила Галкину руку и теперь подняла свою руку, обнажившуюся по локоть. Отогнув длиннопалую кисть, она поднесла свою руку прямо к лицу девушки. Затем острым концом трубки решительно разрезала иссиня-белую кожу вблизи собственного запястья. Галка, будто завороженная, наблюдала, как по ее поднятой руке от запястья вниз медленно потекла полоса черной крови… Августа приставила к ней свою трубочку, направляя ее кончик к Галкиному рту.
«Теперь твоя очередь, - сказала она торжественно. – Пей, милая… Пей, не бойся..»
Галя, немного поколебавшись, прильнула к трубке. Черные глаза Августы смотрели на нее спокойно и властно, не мигая, словно заглядывали в самую душу, и Галка чувствовала, что у нее нет сил противиться ее воле. Она сделала глоток… и в горло стремительно полилась холодная солоноватая кровь – такая опьяняющая и живительная…
« Пей… пей…- звучал у нее в голове чарующий полушепот Августы. – Отведай моей кровушки.Пей, милая… Это для тебя, моя горлинка…»
И Галка пила – жадно, с хищным наслаждением, пила взахлеб. И ей стало даже чуть досадно, когда Августа с мягкой властностью отстранила ее голову от своего запястья.
« А теперь спи…- раздался ее ласковый шепот. – Спи, милая… Тебе отдохнуть надо…»
Галя блаженно вытянулась на постели всем своим гибким и длинным телом, сладостно вздохнула.
Длинные гибкие пальцы Августы коснулись ее лица своими прохладными, чуть подрагивающими кончиками.
« Спи, мой птенчик… Спокойной ночи тебе…»
Галка улыбнулась, не поднимая век.
« А ты ведь не уйдешь от меня, правда?..»
« Не уйду… Я всегда буду с тобой, моя милая…»
« А ты не обманешь? Меня всегда все обманывают…»
« Да ну? А ты, глупенькая, всем и веришь?..Кто ж обманул-то тебя?»
« Вот Виталик… Виталик меня обманул… Уехал в Москву, не пишет, не едет…»
Ответа не последовало.Наступила долгая пауза. Галка испуганно спросила:
« Августа!..Ты здесь?..»
« Я здесь, милая, здесь… Забудь ты про своего Виталика. Не будет его…»
« Как не будет? – испугалась Галя. – Он ко мне больше не приедет?»
« Приедет, приедет… только не будет он у тебя…»
« Почему?! Другую девушку найдет – там, в Москве?..»
« Ну почему другую… Все куда проще. Ты убьешь этого Виталика, вот и все…»
« Я убью Виталика?..Августа… Как такое может быть! Я… люблю его…»
« Ну и что? – голос Августы звучал леденяще холодно. – Это ничего не меняет… ты убьешь его»
« Но почему?..За что?..А если я не захочу?»
« Захочешь… Очень захочешь. Он – всего лишь твоя жертва, и не больше. Большего он не стоит.Потому-то ты и убьешь его… И очень жестоко».
…Галка постепенно проваливалась в тягучий, обволакивающий сон. Слова Августы почему-то не произвели на нее сколько-нибудь пугающего впечатления. Она убьет Виталика? Ну и что? Странно, конечно, очень необычно… но разве в последнее время она сама не предавалась каким-то непрошенным мыслям об этом? И не просто предавалась – она наслаждалась ими! Особенно, когда садилась рисовать… или когда поздно вечером ложилась в постель. Эти мысли сперва пугали ее, но с течением времени обрели некую сладострастную направленность, завораживали ее, томили… Она носила их в себе, лелеяла их, переживала – и вдруг кто-то другой взял и так просто, так буднично заговорил с ней об этом, как о деле давно решенном! Удивительно… И этим другим была она – Августа ! Как хорошо, что она теперь знает ее имя! Августа не бросит, не оставит ее… И не предаст.
Галина улыбалась во сне, и была при этом потрясающе красивой! А в окно ее комнаты грустно смотрела выглянувшая из-за туч луна…
Глава 3. Превращение
Утро воскресенья выдалось не по-осеннему теплым и солнечным. Галка, поднявшись с постели, подошла к окну и залюбовалась прекрасным видом, открывшимся ей. Небо поражало нежнейшей голубизной, а деревья… Несмотря на последнюю декаду сентября, желтизна совсем еще робко коснулась ярко-зеленых крон, и при утреннем безветрии все они замерли в особо чарующей сонной неподвижности.
Галка ласково улыбнулась ясному осеннему утру.
Мать уже встала, и до слуха Гали доносилось уютное звяканье посуды. Девушка сразу вспомнила вчерашнюю острую обиду и нахмурила брови. Однако, стоило ей только взглянуть снова за оконное стекло, как настроение сразу улучшилось. Знакомый с раннего детства фонарный столб с покрытым трещинами стволом, так же, как и одинокий дощатый столик под ним, где пенсионеры любили забить вечернего «козла», еще по-летнему густо-зеленые старые липы, стоящие вдоль дороги аккуратным рядком - вся эта картина вызвала у нее приступ умиления.
Она прошла на кухню. Антонина уже сидела за столом в домашнем халате, и приготовилась чаевничать – перед нею стояли чашка, заварной чайник на блюдце, плетеная корзинка с овсяным печеньем…
- О! – оживленно воскликнула она при виде входящей дочери. – Картина называется «Явление Христа народу»! Ты вовремя, доча: чайник как раз вскипел…
Галка с удовольствием вдохнула аппетитный аромат горячей заварки и свежего печенья. Она вдруг очень остро ощутила, что голодна, хотя при этом не могла сообразить – чего именно ей хочется. Наверное, еще не пробудилась как следует. Но ничего – крепкий чай ее взбодрит.
- Давай садись! – доверительно сказала мать, прихлебнув из чашки. – Чай заварен, как раз настоялся! И хороший чай, индийский, черный и мягкий, а не этот грузинский, который наполовину с палками да сучьями…
Галка взяла с полки чашку, неторопливо присела на стул, расположившись напротив матери. Она внимательно взглянула на Антонину, ожидая заметить хоть бы тень какой-либо неловкости или сожаления… Почему-то Галка надеялась, что, отдохнув и выспавшись, мать осознает, что была груба и несправедлива к ней, а потому если и прощения не попросит, так хотя бы скажет ей что-нибудь ласковое. Однако Антонина лишь сосредоточенно пила горячий золотистый чай маленькими глотками, заедая печеньем – ее ничто не беспокоило, и ощущала она себя вполне комфортно.
- Я смотрю, ты чувствуешь себя неплохо? – спросила Галя, наливая чай себе в чашку.
- Да слава Богу, - отозвалась Антонина. – А ты, поди, думала, что своими фокусами с говенной водой и ожившей посудой надолго меня уложишь, что ли? Ничего, я баба крепкая. Всякого повидала.