Роузи Кукла - С милой рай и в шалаше
Все это вспомнила, я все ведь запомнила. И ее грудь, ее тело, запах ее женского угощения моему рту и наслаждение языку. В ней все это было: и тело, и грудь, и угощенье. В ней все было, только потом я, по роковым обстоятельствам, домой. Умер внезапно отец.
И вот так, только что я парила, летела, а тут стук! Упала, припала на мертвое тело отца!
Спасибо его семье, нас пустили к нему и дали проститься. Потом допустили в их осиротевшую семью. Горе всех объединило. Во мне все замешалось в тягучую массу: тело Глаши, поцелуи Марианны, отец, его дети и тетя Надя, жена, переживания и горе матери и я сама. Долгая и печальная масса всего, что копилась, застыла во мне надолго. Я окончила школу, живя в семье у отца, тети Нади, которая приняла меня, слава богу, как родную дочь отца. А моя мать ушла, уехала, не смогла пережить. Потом вышла неожиданно замуж за француза — месье Роже. Уезжая, меня обнимая, все твердила, что любит, но я знала, что она в положении уже снова и будет рожать там вдалеке. А я оставалась с семьей отца, куда вскоре переехала насовсем. Мать сначала писала часто, а потом, после рождения Марселя, моего очередного брата, писала редко. Ну, вот так жизнь сложилась у меня. А вы говорите, что я не Райка? А вот насчет шляйки, то сами решайте!
Все это вспоминала и не знала, что будет потом в сексуальном плане, какое продолжение у меня?
Куклы
Как оказалось, мы не первые были покупки в доме у доктора, и нас уже встречали другие куклы.
Нашему любопытству не было предела. И хоть Милку сразу же проводят в комнату наверху и меня следом, но я все никак не могу отделаться от ощущения, что я вещь новая в этом доме. Мы как приехали, то нас сразу же взял под опеку высокий и строгий одноглазый араб. Прямо циклоп! Все делалось быстро по его командам, и не успели мы опомниться, как нас уже вела по коридорам большого дома очень красивая молодая девушка с цветком в волосах.
Я уже понимала немного обычаи и поняла, что эта красавица от того без платка, что она в собственном доме. А на улице все женщины их носят, как у нас в церкви, платки, повязанные, но так, что только у них лица видны, а волосы старательно спрятаны, видимо, так им надо, а иначе нельзя.
Но и нас еще во дворе у капитана закутали платками и Али, как мне показалось, радостно сажал нас в машину. И пока ехали, а он вез уже нас в кабине, не в кузове, то я уж ему все сказала, что думала о его бизнесе.
Он ехал молча, только я видела, чего ему стоило меня слушать и не перебивать. Я ему так и сказала, что он молчит, гад, потому, что большими деньгами от него попахивает. Но сказала ему, что он ими и подавиться за его обман и предательство. Как он меня выдержал и не сорвался? Видимо, ему такие денег дали за нас, что он готов был хоть часами слышать бред обозленной бабы.
Мы поднялись наверх в ту половину дома, где жили женщины, как я поняла. Потому что красивая девушка остановилась под дверью и что–то спросила в закрытую дверь. Оттуда ответили, и нас чуть ли не втолкнули в комнату большую, без окон, а с нишами, зарешеченными вместо стекол. Мы стояли, и на нас смотрела женщина пожилая, так похожая на доктора. Мама его, так я подумала. Она что–то спросила, но мы пожали плечами. Она снова, по–арабски что–то, мы снова пожимаем плечами. Тогда девушка, наша провожатая, стала жестами пояснять, и я первая догадалась, что нас решили сначала помыть, переодеть, а потом уже накормить. Но я тут же, как поняла, жестами показала, что Милка больная и ей надо лечь и спать.
— А..а..а. — Тянет недовольно пожилая. И потом долго и нудно что–то говорит, разглядывая нас. Потом она встала, подошла к нам. Мы по сравнению со многими, и не только женщинами, но и мужчинами, тут просто великанши. Рост наш с Милкой, он ведь для подиума, а не для рабства.
Хозяйка обошла нас, пару раз отгибала балахон, что на нас, а потом засмеялась, увидев на мне тряпку вокруг бедер. И тыкая в мою набедренную повязку пальцем, стала скалиться и ржать.
— Ну что ты старая ржешь? — Я ей как–то невежливо и с усмешкой.
Она тут же строго что–то нашей провожатой, и та чуть ли не силой, пихаясь больно в спину, вытолкала нас в коридор.
— Ну что, можно сказать, приняли в свой гарем. Так? — Говорит Милка с горькой усмешкой. А что это ее так рассмешило? Она что, корова старая, не поняла ничего, что мы…
— Да ладно уже, пошли! Где тут у пигмеев этих нам жилище или нас сразу в Зиндам?
— Какой Зиндам? Ах, этот, как у Алладина — тюрьма.
При этом провожатая на нас посмотрела, видно знакомы слова услышала, как я поняла. А потом снова за собой…
По дороге нас завели в дамскую комнату, как я поняла. Ну что вам сказать, срамота, каменный век. Вся комната, правда, чистая и в кафеле, а у стены желобок с дыркой в углу. Ни тебе бумаги, ни сиденья, вот! Только шланг висит. Ну что же, подобрали полы и присели вслед за девкой… Она быстрее нас циркнула и тут же за кувшин. Воды на ладошку и … похлопала себя там еще, встала, юбкой нижней прихлопнула между ног, вокруг себя, ее сдвинула и… Как засмеется!
А что, не смешно разве же? Мы с Милкой, чуть ли не в обнимку над дыркой тужимся. Она от боли исходится, ей и мне не смешно, а этой дурочке весело! Ну, пока мы привыкли, то не раз еще попадали впросак над этой самой дыркой. Главное, мы с Милкой сделали верный шаг и нас… на них свысока!
Милку сразу же раздели догола и тут же еще две девушки молодые ее обтерли мокрыми полотенцами, потом через голову длинную рубашку, но не рассчитывали на рост. Она ей чуть ниже колен. Девки смеются, а мне не до смеха. Я вижу, как Милке нехорошо. Отпихнула этих дурочек и Милку осторожно уложила на коврик, а под голову ей валик какой–то, вместо подушки подсунула. Милка стразу закрыла глаза.
— Ничего, главное — мы вместе, а там посмотрим. Тебе надо выздороветь, набраться сил и мы отсюда как сиганем!
— Правда?
— А то, как же? Пусть только попробуют, сволочи, к нам полезть, я им такой гарем устрою…
Ну ты как? Ну вот, поспи, а я соображу что–то насчет поесть…
— Пить? Сейчас я. А ну ты. — Пальцем подманила девку. — Давай воды или чего там у вас есть? Да, да! Ну ты и паровоз? Что ты пыхтишь, что не понятно? Ну и что ты стоишь, неси! Быстро!
— Стой, стой! Вы что это? Кто вам разрешал тут командовать, а? — Говорит, входя в комнату доктор. Потом все на арабском и быстро.
Девки метнулись, а доктор рядом с Милкой присел, ноги скрестив и взяв руку, начал мерить пульс. Потом вслед за ним пришла женщина, как я поняла — медсестра. И они уже все вдвоем. Я стояла невдалеке и видела, как они возятся с Милкой, причем доктор спрашивал ее, а она отвечала, смущаясь, что лежит перед ними такая, с раздвинутыми ногами. Я не видела, так как она к ним ногами, а ко мне головой, но все время ей вертела, как бы проверяя, искала меня глазами. А я ей кивала приветливо головой и молчала. Наконец доктор поднялся и подошел.
