Пэппер Винтерс - Слезы Тесс (ЛП)
Да пошло все, первый раз за прошедшую неделю кто-то просто хочет поговорить со мной, без приказов или требований.
— Владелец этого поместья. Он... ну, он, хозяин.
Мне не понравилось, как это прозвучало. Я хотела услышать слова типа порядочный и хороший работодатель. Горничная покраснела и замолчала.
В тишине мы прошли по самому длинному коридору, который я когда-либо видела в жизни, и поднялись по еще одной лестнице, прежде чем остановились перед белоснежной лакированной дверью.
— Это твоя. Я застелила новое постельное белье и подготовила все к твоему приезду.
Как давно они узнали, что я приеду? Несколько дней назад? Или недель? Накрахмалили простыни и выгладили полотенца для нежеланной взятки? Кто преподнес украденную женщину как презент, и за что? Мой разум крутился вокруг мыслей о продаже наркотиков или незаконном обороте оружия, что-то такое ужасное, что оправдает проданную девушку, как залог. Хитрый ублюдок Кью.
Я ожесточилась против использования его имени. Кью. Что за смехотворное имечко.
Я открыла двери и резко остановилась. Я хотела рассмеяться. Конечно, я была окружена изысканным богатством, но ведь я была всего лишь скромной рабыней и не заслуживала такого пространства, света или изысков.
Суровая и пустая, спальня не зазывала и не согревала. Односпальная кровать, платяной шкаф и полки выглядели равнодушными и неприятными, но белье пахло чистотой, и воздух был свежим.
В сущности, это было клеткой, но я была благодарна, что у меня появилась собственная комната с чистой кроватью. После недели у торговцев в мексиканской тюрьме, эта комната казалась пятизвездочным отелем.
Сердце пронзила резкая боль при мысли о Брэксе. Он не вынес бы мысли о том, что я здесь живу. Даже наша крошечная, однокомнатная квартирка была уютной и стильной. По выходным Брэкс составлял самодельные проекты, последний осуществленный им — кровать из старого эвкалипта. Эта небольшая комната находилась в особняке, который принадлежал тому, кто не смущаясь, использует меня по любой своей прихоти.
Воздух сгустился, и я перестала пытаться быть сильной. Слезы заполнили глаза и вырвались наружу. Моя жизнь никогда не будет прежней.
Горничная настороженно подтолкнула меня к кровати.
— Тише, тише. Не плачь. У тебя есть собственная ванная, и мы можем украсить комнатку по твоему желанию, — она положила свою теплую руку мне на плечо, приобнимая, и я покачнулась.
Теперь я была здесь, в пункте назначения моей судьбы, и я растеряла силы. Я хотела оставаться сердитой и собранной, но жалость к себе и поражения одолели меня.
Легкое прикосновение заботливой женщины ослабили меня.
Я начала рыдать.
В мои руки, в подушку, во сне.
На следующее утро я была предоставлена самой себе. Я приняла душ и одела свой мешковатый свитер. Не зная или не заботясь, купили ли для меня одежду. Неповиновение в такой малости подогревало огонь, который тлел глубоко внутри меня.
Я не стала надевать носки и пошла босыми ногами по лестнице. Я могла только предположить, что меня разместили в крыле для персонала. Шум в пять утра, звуки включенного душа и подготовка к рабочему дню убедили меня в этом.
Не то, чтобы я спала. Я была в тумане слез и проснулась с ужасной головной болью, но слезы очистили меня, оставили устрашающе пустой и готовой встретиться лицом к лицу с моим будущим.
Все же одна вещь изводила меня. Я не имела опыта во всех этих понятиях «раб-хозяин» и удивилась, что Кью позволил мне свободно передвигаться без наблюдения. Вероятно, это своего рода шовинистские игры разума и упоения властью.
Меня не могло подвести мое обоняние, когда я вошла в зал и последовала за звуками звенящих столовых приборов. Аромат свежесваренного кофе манил меня, несмотря на волнение. Мой рот наполнился слюной, желая кофеина.
Обогнув угол, я остановилась, когда в поле зрения появилась кухня. Выложенная бледно-зеленой плиткой от пола до потолка, она была похожа на цветное зеркало. Он был такого же цвета, как глаза Кью.
Я должна была признать, что у моего странного хозяина был вкус. Белая качественная мебель с серебряными ручками сияла, как свежий снег, благодаря солнцу, льющемуся из панорамных окон. Три духовки из нержавеющей стали, огромная варочная панель и холодильник настолько большой, что был способен вместить в себя целую корову, заполняли большую комнату. В другой комнатке с температурным датчиком и деревянными полками, располагались бесчисленное количество бутылок вина. Несомненно, где-то рядом был виноградник, если конечно, мы действительно находились во Франции.
Девушка, которая была так добра ко мне вчера вечером, улыбнулась из-за столешницы:
— Bonjour (прим. пер. – Доброе утро), голодна?
Я не думала, что могла бы поесть, учитывая все эти странности, но в любом случае, кивнула. Мне нужно было поддерживать в себе силы, и я не смогла вспомнить, когда в последний раз ела. Нет, погодите, вспомнила — в ту ночь, перед тем, как Кожаный Жилет попытался меня изнасиловать. Гребаный мудак.
Я скривила губы, обдумывая, как так быстро превратилась из девочки, которая никогда не сквернословит, в сапожника. В некотором смысле, это поддерживало во мне силы быть такой неотесанной и грубой.
В животе заурчало, лишая меня контроля.
Горничная захихикала:
— Предполагаю, это и есть твой ответ. Но прежде, чем мы накормим тебя, хочу сообщить: хозяин попросил, чтобы ты присоединилась к нему. Он в столовой, — она махнула головой в другой конец зала. Пара стеклянных, скользящих дверей закрывала декадентскую столовую в староанглийском стиле.
Кью сидел во главе стола. Его лицо закрывала широко раскрытая газета.
Когда я увидела его, возникло ощущение, будто колючая проволока сжалась вокруг желудка. Дом в каком-то смысле успокоил меня, но я никогда не свыкнусь с тем, что буду принадлежать кому-то, буду чьей-то рабыней.
В любом случае он не покупал меня, меня приняли как взятку. Любопытство взыграло во мне, побуждая узнать, за что ему дали такую взятку, но я оттолкнула это желание. Мне было плевать, поскольку я не собиралась здесь надолго задерживаться. Я найду способ сбежать, и скоро.
Я покачала головой, вновь посмотрев на горничную.
— Я не хочу видеть его.
Служанка замерла, погрузив руки в тесто.
— У тебя нет выбора. Он зовет. Ты идешь. Таков закон.
— Закон? — дернула я бровью. Я тут же возненавидела это слово. Закон был тем, чем руководствовались полицейские. Слово подразумевало безопасность, а не правила, продиктованные безумным мужчиной.
