Эрин Ноэль - То, что скрыто (ЛП)
Пересекая комнату легкими шагами, я вхожу в ванную и в ужасе останавливаюсь, заметив свое отражение. Кровь. И немало. По всей его футболке. Черт! Осторожно я отрываю белую футболку от своих открытых ран и снимаю ее через голову. Со вздохом я подхожу ближе к зеркалу и осматриваю старые царапины вперемешку со свежими. Я внутренне сжимаюсь, увидев, сколько новых прибавилось в этот раз. Глубокие полосы от моих ногтей — именно поэтому я всегда держу их коротко постриженными — тянутся от груди к животу, большая часть из них сочится кровью. Я не представляю, что мне делать. Мне нужно промыть и обработать раны, но я не хочу ни тревожить Мэддена, ни копаться в его личных вещах, чтобы найти какой-нибудь антисептик. И потом, даже если мне удастся их очистить, встает вопрос, что мне надеть. Я уже испортила одну его футболку, и единственная одежда, которая у меня осталась, это вечернее платье, которое я надевала вчера.
Чувствуя себя униженной и загнанной в тупик, я смотрю на израненную себя и начинаю тихо плакать. Я не представляю, как смела задуматься о том, чтобы жить нормальной жизнью. Даже если Винсент Риччи и его семья никогда меня не найдут, от себя не убежишь.
Какое-то движение в зеркале пугает меня. Резко обернувшись, я вижу Мэддена, стоящего на пороге, с открытым ртом, странная смесь отчаянной озабоченности и неистовой ярости сияет в его глазах.
— В душ. Сейчас же. Потом поговорим.
Глава тринадцатая
Ghosts That We Knew ~ Mumford & Sons
Мэдден
У меня нет слов. Нет гребаных слов. Мозг с трудом верит той картине, что разворачивается перед глазами, так, словно предполагает, что они мне лгут. Я ошарашен, шокирован, потрясен, у меня нет слов. Это один из тех случаев, когда я не знаю, что сказать или сделать. Часть меня хочет подбежать к окровавленной, сломленной девушке, которая стоит в моей ванной и всхлипывает, глядя на себя в зеркало, и успокоить ее, сказать, что все будет хорошо, что я все исправлю, все, что бы это ни было. Другая же часть меня хочет кричать во все горло, ругая ее за то, что она причиняет себе вред, а потом пойти и убить человека, который довел ее до того, что она с собой делает, кем бы он ни был.
Крики и бормотание Блейк предупредили меня о том, что она проснулась. Но после ее признания относительно разбитой губы, я знал, что она страдает ночными кошмарами, и старался лишний раз не беспокоить ее. Было очевидно, что в понедельник она еще не была готова рассказать мне о том, что провоцирует ее страхи или причину, лежащую в их основе, но я не хотел давить на нее. Я все больше и больше понимаю, что в отношении этой девушки должен следовать своему же совету — медленно, но верно. Сильная страсть, которую она вызывает во мне — чувство настолько глубокое, что это почти пугает — подтверждает мне, что когда она станет моей, это будет того стоить.
Как только я услышал, что она встает с кровати, то пошел проверить, все ли у нее в порядке, полагая, что, проснувшись в незнакомом месте, Блейк может быть немного сбита с толку; тем не менее, никогда, даже в самом ужасном сне, я не мог представить себе, что увижу ее такой. Помимо признаков очевидного недоедания, кровь ручьями сочилась у нее из многочисленных ран и царапин, стекая на миниатюрный живот. Именно об этом мне следовало позаботиться в первую очередь. Поднеся руку к своим взъерошенным волосам, я провожу пальцами сквозь спутанные пряди, отчаянно пытаясь придумать план действий. Блейк замечает мое движение в зеркале и поворачивается, чтобы взглянуть на меня, паника и унижение тяжелой тенью лежат на ее лице.
— В душ. Сейчас же. Потом поговорим, — рявкаю я гораздо грубее, чем намеревался.
Она тотчас опускает голову, чтобы спрятать свои слезы, и скрещивает руки на груди, тем самым прикрывая ее.
— Извини за все это, — удается просипеть ей сквозь рыдания. — Я просто хочу домой.
Бросаясь к ней, я не решаюсь прикоснуться, не желая причинить ей еще больше боли. Я мягко поднимаю ее подбородок, заставляя взглянуть на меня.
— Не извиняйся, сладкая девочка, — шепчу я, успокаивая ее. — Давай промоем твои раны, а потом мы сможем обо всем поговорить. Я не хотел быть резким с тобой.
Я нежно целую ее в обе залитые слезами щеки, прежде чем отвести за руку в душ.
— Струи воды в душе будут сильно щипать. Лучше очистить раны салфетками, а затем обработать спиртом, — возражает она, очевидно зная в этом толк. — Я сама могу позаботиться об этом, Мэдден.
Я замираю на полпути и поворачиваюсь к ней, чертовски хорошо осознавая, что мои глаза наполнены жалостью, и я ничего не могу с этим поделать.
— Хорошо, но, пожалуйста, позволь помочь тебе.
Блейк слегка кивает мне головой, тогда я открываю бельевой шкаф, достаю из него пару тканевых салфеток и веду ее обратно к раковине. В первый раз, смочив салфетку, я встаю на колени напротив нее так, что ее раны оказываются у меня прямо перед глазами. Пока я занимаюсь обработкой, тщательно смывая красные полосы с костлявого тела и впалого живота, она продолжает крепко сжимать руки вокруг груди. Я замечаю, что не все царапины свежие, это подтверждает то, что для Блейк произошедшее уже стало обыденностью. Прикусив язык, я стараюсь никак не упомянуть о ее худобе, потому что не хочу еще больше усугублять ситуацию, заставляя ее чувствовать себя еще хуже, чем уже есть. Вместо этого, я мысленно делаю заметку, кормить ее при каждом удобном случае.
После пятнадцати минут, проведенных в молчании, вся кровь, наконец, вытерта, и я беру из аптечки бутылку медицинского спирта. Снова встав на колени, я внимательно вглядываюсь в нее, чтобы убедиться, что она готова к боли. Ее глаза крепко закрыты, и Блейк нервно жует нижнюю губу. Ее хрупкость и беспомощность очень сильно действуют на меня. Я хочу, нет, зачеркните, мне нужно все исправить для нее так же сильно, как необходимо сделать следующий вдох, и я не имею гребаного понятия, почему. Это до чертиков пугает меня.
Чувствуя на себе мой взгляд, Блейк постепенно открывает глаза и смотрит вниз на меня своими разрывающими сердце сапфировыми глазами.
— Я готова, — мягко произносит она.
— Я не хочу сделать тебе больно, сладкая девочка, — искренне отвечаю я.
— Все в порядке. Я привыкла, — затем, еще раз закрывая веки, она запрокидывает голову назад и собирается с силами.
Так легко, как только могу, ватными тампонами, пропитанными спиртом, я касаюсь царапин. Чувствуя, как несколько раз напрягаются и вздрагивают от боли, причиняемой антисептиком, ее мышцы, я хочу остановиться, но знаю, что это надо сделать. Когда каждый миллиметр ее изорванной в клочья сливочной кожи обработан, я нежно беру Блейк за выступающий таз, все еще прикрытый парой моих боксеров, и начинаю нежно касаться губами гладких, чистых, не израненных частей ее живота. Мои действия ни в коем случае не несут сексуальный подтекст, я просто хочу успокоить и утешить ее, облегчить боль и заверить, что она меня не напугала.
