Шахразада - Халиф на час
– Да будет так, крошка! Я прошу тебя оказать уважение гостю нашего города и сопровождать его в его странствиях и в поисках необходимых мелочей.
– Благодарю тебя, о лучший из торговцев! – воскликнул Клавдий.
А халиф ликовал. Ибо даже простого разговора станет довольно, чтобы понять, как к нему относится прекрасная как сон и желанная, как счастье, Джамиля.
Поднимался ветер, но двое, идущие по улице, этого не замечали. Ибо Аллах подарил им первую в их жизни совместную прогулку. И дар этот был столь драгоценен, что ни мгновения его нельзя было упустить.
Макама четырнадцатая
Прохладный ветерок трепал концы пестрого платка Джамили. Но ни она, ни халиф не обращали никакого внимания на погоду – она вышли в город, в истинный Багдад, которого Гарун аль-Рашид ранее никогда, оказывается, не видел. И как этот пышный, грязный, живой, громкоголосый, роскошный, играющий сотнями солнечных зайчиков город отличался от того, который халиф Багдада уже готов был называть своим городом. Ибо в первую прогулку, как все яснее он понимал сейчас, он не увидел ничего. Сегодня же, сопровождаемый Джамилей, он убедился, насколько ошибался.
Ошибался, но вовсе не печалился. И как, о Аллах всесильный, можно печалиться, если рядом с тобой – ожившая греза, девушка, ради которой ты готов свернуть горы, снять звезду с неба, наконец, назваться другим именем?! И потому, вновь пораженный увиденным, халиф наслаждался новыми открытиями.
Но Джамиля хмурилась. К счастью, не ее спутник заставлял тревожно биться ее сердечко. Впервые за десять лет девушка видела, как быстро затягивают черные грозовые облака прозрачно-высокое небо над городом, чувствовала, как крепчает ветер, уже не колышущий, а рвущий в клочья занавеси на все еще распахнутых окнах. Вот ее щек коснулся холод. Вот в воздухе послышался запах влаги.
«О Аллах, нас ждет дождь! – подумала Джамиля. Но резкий порыв ветра, подтвердив ее опасение, вызвал к жизни и настоящий страх. – О нет, это будет не просто дождь… Это будет ливень! Но где же нам укрыться от него? Как уберечься?»
Девушка посмотрела по сторонам. Удивительно, ей казалось, что это она ведет Клавдия по городу, но улицы, что лежала перед ней, она не знала.
– Аллах милосердный, как же нам выбраться отсюда?
– Выбраться, моя прекрасная? Но зачем?
– Вскоре начнется настоящая буря, глупый иноземец. А этих кварталов я почти не знаю. Похоже, что мы где-то у полуночных стен Багдада.
– О прекраснейшая, вот тут я, как ни странно, могу просветить тебя. Эти места мне знакомы. Вокруг нас то, что на моей родине называется деловыми кварталами: сюда на службу приходят ростовщики и банкиры, купцы и смотрители караванных путей.
Джамиля побледнела – она очень хорошо представляла, как далеко от дома оказалась. И мысль о том, что придется возвращаться под проливным дождем, пусть даже и не в одиночку, заставила ее впасть в уныние.
– Но почему ты так опечалилась, о Джамиля? – спросил халиф. О, он, оказывается, был не менее проницателен, чем любой другой мужчина. Особенно когда дело касалось его девушки. Ну, конечно, еще не совсем его девушки. Но Гарун аль-Рашид уже успел привыкнуть к мысли, что эта тоненькая красавица с необыкновенным украшением на шее и удивительными глазами – его суженая. И потому уподобился всем влюбленным, которые видят даже тень печали на лице своих избранниц. Причем чаще всего видят именно тогда, когда никакой печали нет.
– Увы, мой добрый Клавдий, – произнесла девушка. – Я далеко от дома, вскоре нас застигнет непогода… И мы нигде не сможем укрыться. А до моего дома ох как неблизко. И мы можем превратиться в двух мокрых куриц еще до того, как доберемся до горящего очага и сможем хоть слегка согреться.
О, как радовали слух халифа слова «мы можем»! Как бы он хотел, о нет, он бы мечтал, чтобы эти нежные уста всегда говорили только так: мы… «Полцарства, о нет, почти все царство отдал бы я за это… И да хранит меня Аллах всесильный и всемилостивый, если не сдержу этого слова!»
Тут Гарун аль-Рашид вспомнил о глупом Абу-ль-Хасане. «И, если мальчишка справится, если сможет он судить и миловать, вести себя подобно халифу и править моими подданными, я оставлю все как есть! И тогда смогу наслаждаться прекраснейшей из женщин, назвав ее своей женой, став для нее мужем, опорой, защитой… Аллах всесильный, я уже мечтаю об этом! И о дюжине ребятишек с моим лицом и золотым характером Джамили!»
Халиф столь глубоко погрузился в эти сладостные мысли, что не почувствовал первых капель дождя, упавших на его лицо. И, если бы не вскрик девушки, он продолжал бы планировать свою счастливую жизнь до того самого дня, когда разлучит его с Джамилей Разрушительница всех грез.
– О Аллах, глупый иноземец! Мы сейчас промокнем до нитки!
Халиф рассмеялся и, схватив девушку за руку, потащил ее по знакомой улице. Там, в самом ее начале, и распахнул свои двери тот самый постоялый двор, что приютил иноземного купца Клавдия. О да, вовсе не зря было потрачено сегодняшнее утро! Ибо теперь купцу Клавдию, нет, халифу Гаруну аль-Рашиду, было где спрятать свою любимую от гнева всех стихий.
К счастью, им удалось почти не промокнуть. В тот самый миг, когда ливень обрушился на жаждущий влаги Багдад, купец и его милая и усердная провожатая уже устроились у жарко пылающего очага в личных покоях Клавдия. И, о чудо, сам хозяин постоялого двора принес в роскошные комнаты согретое со специями вино и огромный поднос яств.
Теплое вино сделало свое дело. Руки Джамили согрелись, губы порозовели, на щеки вернулся нежный румянец.
«Она самая прекрасная, самая желанная, самая удивительная на свете! – думал халиф, любуясь тем, как Джамиля болтала и грызла твердую, но сладкую грушу. – Как бы я хотел, чтобы она позволила мне поцеловать себя… О Аллах милосердный, я мечтаю о ней, но боюсь спугнуть ее, словно дикую серну! Как же мне быть?»
Точно в ответ на эти мысли халифа Джамиля отложила грушу и каким-то новым, оценивающим, невероятно страстным взглядом окинула Гаруна аль-Рашида. Он понял, что иной возможности может и не представиться и, склонившись, запечатлел на самых прекрасных устах в мире первый поцелуй.
Едва слышный вздох вырвался из груди девушки, но губы уже искали новых поцелуев. Джамиля в единый миг превратилась из пугливого зверька в страстную, жаждущую любви женщину.
– Я так долго ждала тебя, мой любимый, мой единственный, мой…
Но более она не смогла сказать ни единого слова – халиф наконец сумел поверить своему счастью и наслаждался теперь необыкновенными поцелуями – первыми, но жаждущими, пылкими, но невинными, обещающими и дарящими наслаждение.
