Обнаженная. История Эмманюэль - Кристель Сильвия

— Ты поживей бы вертелась, а то как дохлая рыба!

Хюго в хорошем расположении духа; просматривая отснятый материал, он отпускает сальные шутки.

Дохлая рыба? Мне не смешно. Рыба, обезличенное существо? Разве я бесчувственная? Я слишком отдалилась от объекта? А что, Хюго хочет, чтобы я позволяла всем то, что берегу для него одного? Больше пальцем не шевельну, пусть другие совокупляются с истеричными воплями, если им так нравится. Но не я и не здесь. Таким будет мой стиль, мой знак отличия, то слабое сопротивление, которое я однажды смогу выразить, объяснить, прокомментировать в подробностях. Я останусь отрешенной, даже холодной, я покажу свою зрелость, я буду попадаться на крючок и срываться, меня не поймать никогда. Пусть они и дальше хотят меня, ловят меня на крючок: если уж я рыба, то крупная.

— Даниэль! Объясняю тебе! Твоя жена вернулась из долгого путешествия, ты ее хочешь, ты расслабленный, и она может сделать с тобой все, что пожелает. Ты садишься на край постели, уже по пояс голый, и медленно откидываешься. Это расслабление, медленное, полное чувственности. Ты, Сильвия, как только Даниэль присел на постель, садишься на него и, когда он собирается вытянуться, целуешь так, будто губами хочешь его задержать. Потом ты осознаешь, чего он хочет, и предупреждаешь его желание. Медленно сползаешь вниз по его телу, осыпая его поцелуями, и проскальзываешь ему между ног. Поняла?

— Да…

Я прошу немного шампанского, первый бокал выпиваю почти до дна, потом — для храбрости — второй. Я улыбаюсь. Дальше будет сцена ниже пояса. Жена Даниэля Сарки, моего мужа по фильму, приехала на съемки, она явно нервничает, и Даниэль тоже. Он весь в поту, ее появление, которое явно не ко времени, не прибавляет ему настроения. Это всего лишь кино, да, и все-таки это моя кожа, мои губы, мои груди.

Мотор! Я не помню текста, его мало, я должна с непристойной интонацией спросить мужа, думал ли он обо мне, но точно вспомнить не могу. Я прерываю сцену как раз тогда, когда Даниэль готов растянуться на постели.

— Мне очень жаль, я забыла текст.

— Да ведь не прерывают из-за этого сцену, милашка. Не забывай, что тебя в любом случае продублируют. Голос будет не твой, так что просто шевели губами, если слов не помнишь, это не важно. Говори не важно что, не важно, на каком языке, но только шевели губами.

Джаст старается сохранять спокойствие. Мне грустно. Голова кружится. Мне нравится этот текст, слова как будто звенят, текучие, загадочные, эротичные, они нам подходят. Просто шевелить губами на не важно каком языке — это абсурд. Я должна опуститься к низу его живота, сцена должна быть скандальной, а слова — черт с ними. Я знаю, что меня продублируют, ведь у меня сильный акцент, а Эмманюэль — настоящая француженка с Монмартра. Но мне хочется говорить, выразить себя, продемонстрировать понимание.

Эта роль, о которой я мечтала, как о трамплине, навсегда ограничила мои возможности. Мое тело оказалось интереснее моих слов. Меня лишили слова как способа выразить чувство. Меня выбрали только за тело, оно было лакомым кусочком, но ведь это лишь кусочек меня. Я актриса немого кино, с усеченными крыльями, мне не дали выразить себя.

Мои роли в «говорящем кино» так и не завоевали успеха, хотя их было больше, чем «немых». Они оказались забытыми, отвергнутыми. Мне не оставили выбора. Я была актрисой без голоса, мне приклеили ярлык. Я принадлежала мечте, а ее ведь невозможно сокрушить.

Шампанское рекою — и я обо всем забываю. Я повинуюсь, все завертелось опять. Когда-нибудь меня услышат. Я шевелю губами, пряча свой молочный зуб, вытягиваюсь на постели, заворачиваюсь в простыни, смелею, над всем смеюсь. Даниэль очень аккуратно играет со мной любовь, точно от крика «Мотор!» до крика «Стоп!». Под пристальным наблюдением супруги его возбуждение строго дозировано.

Меня разбирает дикий хохот. Ситуация гротескная. Битых два часа мы с коллегой по работе, красавчиком и очень милым мужиком, который нервничает так, что с него пот фонтаном брызжет, отбиваемся друг от друга в постели на глазах у наших законных спутников жизни, сидящих от нас в нескольких сантиметрах. Хюго забавляется, ничуть не ревнуя, жена Даниэля смирилась, но сидит с остолбенелым видом, следя за этим элегантным шоу. Когда изумление проходит, она проявляет нетерпение, и Даниэль опять сильно потеет. Когда сцена, наконец, отснята, я слышу, как из ее груди вырывается вздох облегчения. Она просит у Хюго почитать экземпляр сценария, который он держит в руках, и, кажется, даже открывает его. Но как далеко все это может зайти?. Как она это переживет? Она умна и предпочитает уйти.

Сегодня мне предстоит мастурбировать. Вчера я присутствовала при сцене, в которой мастурбировали сразу две женщины. План был очень крупный, только рука и лобок. Эти женщины родом отсюда, они танцовщицы из клуба, профессионалки секса.

А сегодня это должна сделать я. Мне предстоит мастурбировать самой. Я прошу дать мне сигарету, мои закончились. Сигареты ищут по всей съемочной площадке, ни у кого нет «блондов» без фильтра. Мне приносят самокрутку в медной миске.

— Как мило, а что это такое?

— Тайская сигарета, мисс! Very good! [6]

Прекрасно, спасибо. Я прошу дать мне передохнуть немного, чтобы спокойно выкурить эту крепко скрученную сигарету. Тут, кажется, экзотика абсолютно во всем. Меня удивляет непривычный вкус. Сигарета гаснет в пепельнице, а я куда-то улетаю. Нетерпеливое лицо Джаста то вытягивается, то сплющивается. Голос Хюго вдруг далеко-далеко, он выговаривает слова медленно, тяжело, это голос привидения. Маникюрша закончила работу. Руки, которые совсем близко, стали неземной красоты, но почему я как будто вижу стремительно вырастающие ногти? Я чувствую себя так славно и свободно, словно попала в мультфильм. Вокруг различаю только раздувшиеся, многоцветные пятна, они беспрестанно движутся. Все кажется мне размякшим, смешным и наивным.

— Сильвия! Сильвия! Пора! Сильвия?

Сильвия продолжает сидеть неподвижно. Я не в силах ответить на зов. Да и зачем все это? Куда-то идти? Я слушаю болтовню, слова вокруг сливаются в тихие пересмешки, я смеюсь, закрывая глаза, я смеюсь.

— Что ей такое дали?! What did she have?

— Тайский stick! Тайский stick!

Местная травка, смешанная с сушеными грибами и небольшой толикой табака. Я оказалась выбитой из колеи и пролежала в прострации весь остаток дня. Меня били по щекам, отпаивали кофе, и я слышала, как колотится сердце. Глаза слегка закатились. Зато на следующий день я все-таки совершила акт мастурбации, так что остаток тумана в голове оказался весьма полезен.

Когда я смотрела фильм в Англии, то на этой сцене не смогла удержаться от хохота. Как же очевидно, что мои возбужденные глаза полны не любовной лихорадки, а наркотического дурмана! Этот нервический смех помогает мне справляться со смущением. Я живее чувствую все бесстыдство этой сцены, она кажется мне длиннее, чем есть на самом деле, когда я смотрю на этот акт неразделенного одиночества, на эту жажду физического, самоудовлетворяющего наслаждения.

Мой тайский stick сбил график работы у всей группы. В качестве извинения я устроила для всех вечеринку в отеле.

Сегодня меня изнасилуют. Я ненавижу эту сцену. Я всегда избегаю насилия, физического давления. У меня партнер-непрофессионал. Это красивый молодой мужчина из местных, выбранный за свое точеное тело. Он, кажется, не понимает, что происходит. На нем нет ничего, кроме холщовой набедренной повязки. Сцена в курильне. Это один из заключительных этапов приобщения к таинствам секса, в которые меня отправил Ален Кюни. В воздухе клубы опиума. Юноша от нетерпения переминается с ноги на ногу, он готов к бою. Джаст жестами объясняет ему суть сцены, показывая, какие движения надо сделать. Эмманюэль не хочет быть изнасилованной, но ее ненасытное тело жаждет этого.