Татьяна Ахметова - Запретные сказки
— Ну, хозяйка, слава Богу! Я с ними разберусь, пусть приходят.
Дождались вечера. Кузнец собрался и пошел в кузницу, развел огонь в горне, положил туда клещи и стал женихов поджидать. Вот поп отправил всенощную, схватил рясу и бегом из церкви в кузницу. Нагоняет его староста.
— Куда вы, батюшка?
— А помалкивай, свет! Согрешил перед Богом, иду к кузнечихе на ночь, и деньги вперед отдал.
— Ах, батюшка! Ведь и я туда же иду!
— Ничего, свет! Пойдем вдвоем, еще веселее будет.
Стали подходить к кузнице, нагнал их цыган.
— Гэ, куда вы, отцы духовные?
— Помалкивай, цыган, мы идем к одной бабе на ночь — вот в эту кузницу. Нас ждет такое удовольствие!
— Ага, батеньки, я и сам к ней бегу!
— Ну, пойдем с нами.
Пришли все трое.
— Ну, кому теперь вперед в трубу лезть?
Поп говорит:
— Мне, свет! Я ведь постарше вас.
— Ну, полезай, батюшка.
Поп снял с себя рясу и скинул долой сапоги и брюки. Староста с цыганом взяли зацепили его веревками под руки и хотят спускать в трубу. Поп говорит им:
— Как только, братцы, я сделаю свое дело, так и закричу: фык! а вы меня шмыг! И тащите назад.
Только стали опускать попа в трубу, кузнец накалил клещи посильнее и схватил батьку клещами-то за муде, закричал поп благим матом:
— Фык!
Они его шмыг и вытащили назад.
— Что, батенька, так скоро отработал? — спрашивает цыган.
— Ах, свет! Какая у нее пизда-то горячая, только дотронулся, так словно порохом обожгло. Я еще никогда такой не пробовал!
— Ну, теперь я полезу! — сказал староста.
— Полезай!
Староста разделся. Поп с цыганом подвязали его под руки и давай в трубу опускать. Кузнец взял клещи, схватил и этого жениха за муде.
Староста заорал:
— Фык!
Они его шмыг и вытащили назад.
— Ну, цыган, — говорит староста, — не жалко двадцати рублей, было за что заплатить, полезай теперь ты.
— Я, батюшки, не по-вашему стану работать: пока три-раза не отваляю — не отстану от нее. Смотрите же, батеньки, не тащите меня, пока три раза не скажу:
— Фык!
— Хорошо.
Стали опускать цыгана, кузнец услыхал, что третий жених лезет в трубу, взял с горна горячие клещи, схватил цыгана прямо за муде. Цыган во все горло орет:
— Фык!
Не тащут. Цыган в другой раз:
— Фык!
Не тащут. Цыган в третий раз:
— Фык! Еб вашу мать! Тут не ебут, а живого пекут!
Поп и староста шмыг — и вытащили цыгана. Муде все у него облезли! Напустился цыган на батьку:
— Ты, пес, козлячая борода! Почему не сказал, как там потчуют? Черт тебя бери, пусть бы у тебя одного яйца были поджарены. Ох, батеньки, мне-то больше всех досталось!
— Ну, ничего, подлая баба нас обманула, так пойдем же теперь к ней в избу, а с нею, шкурою, по-своему разделаемся.
Оделись они кое-как и потащились к кузнечихе, пришли в избу и застали ее одну.
— Что ты, шельма, с нами сделала?
— Ах, миленькие! — отвечает кузнечиха, — я ведь и сама не рада, что моего мужа домой черти принесли: воротился ни с того ни с сего, да с вечера и пошел в кузницу работать. Садитесь-ка, голубчики, я маленько приготовлюсь; ночь длинная, вся наша будет; а муж теперь в кузнице до белого дня пробудет.
Уселись гости. Вдруг идет домой кузнец, притворился пьяным, стучится в дверь и ругается на жену:
— Отворяй, блядища!
Как услыхали шум да крик — гости повскакивали:
— Куда же нам теперь деваться?
Кузнечиха говорит:
— Не бойтесь, голубчики, я вас спрячу, ведь он пьяный, скоро уснет. Ты, батюшка, скидывай поскорей с себя всю одежду и становись голый в переднем углу: я скажу мужу, что икону купила!
Поп сейчас скинул с себя долой рясу, брюки, сапоги и сорочку, стал в переднем углу, словно святой, и косу и бороду распустил.
— А я куда денусь? — спрашивает староста.
— А я куда? — кричит цыган.
— А вы, голубчики, скидывайте с себя одежду догола. Тебя — говорит старосте, — я привяжу веревкою к жерди и скажу мужу, что большой кувшин купила; а ты, цыган, полезай вот в эту кадушку с гущею; там просидишь — он тебя и не увидит!
Разделись они догола; кузнечиха прицепила старосту веревкою к жерди, а цыган полез прямо в гущу. Отворила кузнечиха дверь мужу, он входит, ругается и кричит:
— Жена, давай ужинать!
Посмотрел, в углу стоит поп.
— А что это за черт у тебя стоит?
— Господь с тобой! Какой черт? Это икона.
— А сколько за такую заплатила?
— Завтра узнаешь, ложись-ка спать.
Кузнец зажег свечу, подошел к попу, взял его за кляп и спрашивает у хозяйки:
— А это что за штука?
— Эта штука, чтоб свечку ставить.
— Ну, дай-ко сейчас поставлю!
Взял свечку и ну лепить к хую. Свечка не пристает — все отваливается.
— Надо этот подсвечник накалить: тоща лучше пристанет!
И стал свечкою конец поповского кляпа прижигать. Поп как перднет, прыгнул через стол и вон из избы, так голый и удрал!
— Ах ты, блядища, — закричал муж, — ты ведь купила не икону, а черта, смотри, ведь он ушел — и деньги пропали!
Потом подошел к жерди:
— А это что висит?
— Кувшин большой для воды купила.
— Какой, черт, кувшин — это настоящая бочка! Да крепок ли он?
— Я стучала в него кулаком — хорошо звенит!
— Дай-ка я поленом попробую: не разобьется ли?
Взял полено и со всего маху как начал дуть старосту по ребрам. Староста только на веревке качается. Вдруг веревка оборвалася; староста головою об пол, вскочил и убежал вон.
— Ишь, накупила! — говорит кузнец. — Дай-ка квасу напьюсь.
Подошел к кадушке и видит: цыган в гуще по горло сидит, одно рыло выставил наружу. Кузнец крестится:
— Вот до чего с тобой дожил; верно, ты эту гущу держишь в кадушке с тех пор, как замуж за меня вышла: видишь, в ней уже черти завелись!
Взял — накрыл кадушку с цыганом кружком и заколотил накрепко гвоздями. Сидит цыган голодный день и другой; а на третий день запряг кузнец телегу, встащил на нее кадушку и поехал к озеру. Приехал и остановился здесь. Скинул свои сапоги, засучил штаны, влез в воду и ходит с кнутом около берега, будто что ловит. Немного погодя едет мимо барин.
— Здорово, мужичок!
— Эка, барин, зачем здоровался; только охоте моей помешал.
— Какой охоте?
— Да вот сейчас было взялся черт за крючок, да как услыхал твой голос и клевать не стал, назад воротился.
— Что ты врешь?
— Чего врать-то! Я уж одного поймал и в кадушку посадил; а другого ты испугал.
— А покажи мне того, что поймал!
— Не покажу, барин.
— Вот тебе пятьдесят рублей.
— Мне дома и свои господа дадут сотню.
— Ну, бери сто рублей!
Кузнец взял сто рублей с барина, открыл кадушку: как выскочит оттуда цыган весь в гуще, да тягу и дал.
— В самом деле черт! — сказал барин и плюнул, — сколько лет на свете живу, а только в первой раз увидел черта!
Кузнец воротился домой и говорит жене:
— Ну, хозяйка, ведь я продал цыгана за сто рублей; теперь надо еще продать попову рясу, и дело ладно будет.
Надел на себя попову рясу, взял попову палку и рано утром пошел к попову двору. Поп увидал кузнеца и думает:
— Дело-то будет плохо, если прихожане узнают. — И стал просить кузнеца:
— Сделай милость, свет, не смеши людей!
— Что дашь? Хочешь выкупить за сто рублей?
— Ни то за сто, полтораста дам!
Кузнец отдал попу рясу и палку и взял с него полтораста рублей. Пошел к жене и стал с нею жить да поживать.
ЖИДОВКА
Пошел парень на работу; увидел на дороге кабак и заехал ночевать. А тот кабак держал жид; у него была жена. Вот стемнело, и легли они спать на полу. Показалось жидовке жарко, она спросонок раскинулась и посбросила с себя все: лежит с открытой пиздой. Взяла мужика охота; он не думал долго, влез на нее и давай валять. Жидовка думает себе, что это муж ее качает, говорит:
— Волько, волько!
А парень отвечает:
— Какого ты черта волькаешь? Жид проснется! Жидовка схватила его за голову, пощупала — а пейсиков нет!
— Ай вей, волько?
— И так потихонько! — сказал парень, отработал и слез долой.
СОЛДАТ И ЧЕРТ
Вышел солдат в отставку и поехал на родину, а солдат-то был горе мое горе: какие были деньжонки, все спустил в разные стороны. Идет дорогою.
— Дай, — говорит, — я с горя горилки тяпну! Продам последний ранец и развеселю я свою душу.
Ладно, ранец побоку — и урезал полбутылки начисто. Пошел путем-дорогою, брякнулся спьяна наземь и стоит на четвереньках, никак не может подняться! Прибежал черт:
— Что ты делаешь, служивый?
— Сам видишь — ебу!
— А что ж у тебя хуй торчит наружу?
— Не попаду!
— Да ты кого ебешь?
— Да кого скажешь, того и стану.
