Би Сяошен - Цвет абрикоса
— Господин Фын! Вы уж меня не забудьте! Ответьте на наши с Цяонян чувства. Не будьте бесчувственны!
Затаившаяся в глубине комнаты Цяонян, услыхав о своих глубоких чувствах, кои она питает к студенту, радостно подала голос:
— Вместе с Юйин придем к вам. Хороший она человек! Как младшая и старшая сестры вместе будем служить вам.
Студент согласно кивнул головой. Юйин сказала ему:
— Следуйте за мной. Вначале войду в комнату я, а потом вы.
— Понял, — ответил студент и пошел следом в спальню.
Подойдя к кровати, где лежала Чжэньнян, Юйин потихоньку сказала ей:
— Сестрица! Тот человек пришел. Ныне я соединяю вас. Полагаю, что завтра ты будешь благодарить меня.
— Ради неба святого! Замени меня.
— А ты отдайся ему, отдайся. Я ухожу. — И с этими словами она выскользнула из комнаты.
Студент закрыл за ней двери. Он снял верхнее платье, потом нижнее. Скользнул под одеяло и прижался к теплому телу Чжэньнян. Чжэньнян почувствовала, что ее обняли, притянули к себе, она ощутила чьи-то губы. Кончик языка коснулся ее языка.
— Юйин — храбрая и благородная душа, — начал разговор студент.
Но Чжэньнян не отвечала. Чувства взыграли в ней, ее охватило желание любви. Она запустила руку под одеяло и нашла то, что искала. Поистине она держала в руках горящий факел! А уж до чего был твердостоящ! От удивления охнув, она подумала про себя: «Да он вдвое больше того орудия, коим обладал мой муж! К тому еще и горяч».
Студент склонил голову к ней, нащупал губами грудь. Другую руку погрузил в лоно. Чжэньнян развела ноги и высоко подняла их, открыв ему двери в пещеру. Студент лег на нее, расположив удилище меж бедер. Он потихоньку стал входить в нее, слушая, как та вскрикивает. И лишь когда та, раскрыв рот, охнула вовсю, вошел в нее под корень. Она приподняла себя, подставляя ему лоно. Студент подумал: «Сколь прекрасна она и какая страстная, даже в сравнении с Юйин и Цяонян». И, подумав так, он отдался дивному ощущению желания и замер на ней. В нем двигалась только его, нефриту подобная, плоть. Его удилище, точно обладающее своей душой, возросло в две изначальные длины и заполнило утробу Чжэньнян до предела. Он начал делать дыхательные упражнения. Стоило ему вытащить его — тот сокращался, стоило погрузить — тот мигом возрастал. Наконец он коснулся сердечка цветка. Чжэньнян еще никогда не приходилось испытывать ничего подобного. Тело обмякло всеми мышцами и стало послушным ему. Студент приударил в работе посильнее, что скоро возымело свое действие. Он так заиграл ее, что Чжэньнян раскрылась: казалось, в ней одной соединились десять тысяч утроб, будто все сто костей и суставных сочлений вмиг в ней ослабли. В сердце ее царила радость. «Юйин не врала, когда расписывала своего постояльца, — подумала она. — И вправду с ним необычайно хорошо. Дивным талантом обладает этот молодец, да и сам он, похоже, удивительный человек». Ее распахнутое лоно набухло и сочилось влагой, что истекала непрерывной струйкой. Погружая в лоно свой жезл, студент ворочал им, как кочергой, и ему слышалось, что там что-то клокотало и булькало. Чжэньнян трепетала от радости, и, не сдержав этих новых для себя ощущений, она воскликнула:
— Дорогой! Вы так заиграли меня, что я вот-вот умру. Похоже, существует старая связь судьбы между мной и тем предметом, который составляет наилучшую вашу часть. Эта одна ночь с вами стоит года с любым распутником.
Ею овладело странное чувство. Подумала: «После такой ночи ни с кем другим уже не сможешь делить ложе». Волна страсти охватила ее. Она закрыла глаза и отдала ему себя. Студент почувствовал к ней нежность. Его рука бродила меж раскинутых грудей, скользила по животу, наслаждаясь нежностью бархатной кожи, и наконец спустилась к лобку. Он погрузил руку в лоно и, побродив там, сказал:
— Сестричка! Сколь роскошны и пышны здешние ваши владения! — Он взял точеную ручку Чжэньнян и, вложив ей в руку удилище, приказал направить его в лоно.
— Они созданы друг для друга: мой уд и твое лоно. Чжэньнян провела рукой по его янскому орудию.
— Эйя! И вначале был не мал, а теперь так и вовсе непомерных размеров! Цуней шесть-семь, а то и больше. А тверд, точно из железа. И как горяч! Он будто пьет мою влагу.
Молодые люди получали огромное удовольствие от того, что забирались в свои самые сокровенные места. И так, лаская друг друга, они вновь возгорелись желанием и вдохновились. Студент преисполнился намерением еще раз насладиться Чжэньнян. Он взял в руки ян и погрузил его в нее. Из лона изливалась влага страсти. Студент крякнул и будто насквозь проткнул ее. Потом принялся играть в «черепашью головку», то удлиняясь, то сокращаясь. Чжэньнян взвизгнула и закричала во весь голос:
— Вот сейчас я чувствую полное ублаготворение! — Тут же торопливо спросила: — Отчего ваше орудие стало таким большим? Сейчас умру! Откуда ты взялся, добрый человек? Как зовут и какого роду? Ответьте мне. Вы владеете дивным искусством, ведь не от рождения оно у вас? Так скажите, что это за способы?
Услыхав ее вопросы, студент подумал: «Моя сестрица умна и сообразительна. А впрочем, и другие догадывались».
— Красавица настолько умна, что не станет пытать меня. А потом, как мне разговаривать: пребывая в ней или мне надлежит вытащить сей предмет?
— Пусть будет там, где он сейчас. Зачем его вытаскивать?
— Значит, красавица не хочет, чтобы его вытаскивали?
— Не хочу, ибо скорее умру, чем расстанусь с ним. Пусть пребывает во мне, а вы рассказывайте.
— Ладно. Так вот, не так давно я прочел одну строку, имя сочинителя не помню. Пусть красавица отгадает, кто сочинитель.
— Что же это за строка? Я все стихи помню наизусть. И тогда студент прочел:
Весна играет бликами рассвета,
и девушка, как уточка цветастая, в шелках…
— Это мои стихи! — перебила его Чжэньнян. — Откуда вы их знаете?
— А пусть красавица прислушается к голосу и интонациям того, кто склонился над ней? Разве мой голос не напоминает ей кого-то?
— Ах как нехорошо!.. Вы? Вы мой двоюродный брат!
— Верно. Я ваш двоюродный брат. «Родственник! А теперь и еще более родственник! Что делать? — подумала Чжэньнян. — Провела с ним полночи в постели, предавалась любовным ласкам и так и сяк, преподнесла ему себя так, что дальше некуда, а он, оказывается, мой братец». Она устыдилась и, наверное, покраснела, с точностью сказать невозможно, ибо было темно. «Но раз уж так случилось, — подумала она, — что проку стыдиться или горевать».
— Господин Фын! Ваша сестра поистине человек дурного поведения. Она заслуживает, чтобы вы покинули ее или сослали в дальние края. Судьба моя — из самых несчастных. Горька моя жизнь. К счастью, сегодня Юйин придумала способ, как мне прийти сюда. Молю вас, не смейтесь надо мной!