Леди варвара (ЛП) - Диксон Руби

— Я имею в виду каждое слово. — И поскольку она так близко и так соблазнительна, я протягиваю руку и убираю прядь ее вьющихся, растрепанных волос с ее лица, а кончиками пальцев провожу по ее подбородку.

— Но если это заставляет тебя нервничать, мы не будем этого делать.

Она закрывает глаза и слегка наклоняет голову в мою сторону.

— Это приятное ощущение.

Все мои шутки, мой юмор исчезли перед лицом ее красоты и уязвимости.

— Тогда можно мне прикоснуться к тебе? — Она слегка кивает мне, и я провожу пальцами по ее лицу. Ее кожа такая же мягкая, как я себе и представлял, только текстура отличается от моей. У нее круглая и полная щека, в отличие от моего собственного костлявого лица с жесткими надбровными дугами и острыми скулами. Она везде мягкая. Ее глаза остаются закрытыми, когда я прикасаюсь к ней, но ее полные губы приоткрываются, и я не могу удержаться, чтобы не провести по ним кончиками пальцев. Они еще мягче, и я не думал, что это возможно.

Она дрожит, совсем чуть-чуть.

— Я нахожу тебя красивой, прелестная Кейт, — шепчу я ей. — Я мог бы смотреть на тебя часами и никогда не устану от этого. — Я позволяю своим пальцам скользить вдоль ее подбородка, затем вниз по мягкой линии ее горла. — Но я признаю, что это вызывает у меня желание прижаться своими губами к твоим.

— Правда? — У нее перехватывает дыхание.

— Больше всего на свете. — Однако я этого не делаю. Я хочу, чтобы она хотела этого так же сильно, как и я. Я продолжаю исследовать ее, поглаживая пальцами вверх и вниз по ее руке, а затем наклоняюсь ближе к ней, чтобы вдохнуть ее сладкий аромат. Она тихонько ахает, когда мой нос задевает ее, тело напрягается.

Но я только прижимаюсь носом к ее носу, а затем снова глажу ее по щеке.

— Ты бы тоже хотела прикоснуться ко мне, красавица Кейт?

Она выглядит застенчивой и снова прикусывает свою пухлую нижнюю губу.

— Я не знаю. Я знаю, но…

— Здесь нет никого, кроме тебя и меня. Я никогда никому не расскажу, если ты решишь, что я недостаточно мужествен для тебя.

Кейт хихикает, и этот звук приятен моим ушам.

— Слава богу. Я так волновалась из-за этого, — поддразнивает она, и когда я хватаюсь за грудь, словно раненый, ее смех усиливается. — Иногда я задаюсь вопросом, бываешь ли ты когда-нибудь серьезен, Харрек.

— Только когда я должен, — признаю я с усмешкой. — Но я очень серьезно говорю о том, как сильно ты мне нравишься.

Улыбка медленно появляется на ее лице.

— Ты мне тоже нравишься, — тихо говорит она. — Пожалуйста, не делай мне больно, хорошо?

— Причинить тебе боль? — Я хмурюсь, пытаясь представить, как это сделать. — Моими губами?

Ее смех разносится по всей пещере.

— Нет, динь-а-линь (прим. динь-а-линг — фраза из песни Ding a Ling — Bobby Rydell). Причинить мне боль, солгав мне.

Она назвала меня дингалинг. Интересно, это прозвище привязанности? Мне это нравится, звучит музыкально.

— Зачем мне вообще лгать тебе, мой милый дингалинг?

Ее брови опускаются, а затем она фыркает от приглушенного смеха.

— Теперь ты пытаешься отвлечь меня, не так ли? — Но я говорю серьезно. Ее смешки стихают, и она слегка вздыхает. — Просто каждый раз, когда мне кто-то нравился в прошлом, это было… получалось не очень хорошо. Дети могут быть жестокими. Она выглядит грустной. — В старших классах меня часто дразнили, потому что какое-то время я была выше всех девочек и всех мальчиков, и поэтому надо мной часто издевались. Иногда мальчики притворялись, что я им нравлюсь, а потом возвращались к своим друзьям и смеялись над тем, как я попадалась на их глупую шутку.

Я не понимаю и половины из того, что она мне говорит, но я понимаю суть, стоящую за этим.

— Я бы никогда не стал подшучивать над тобой перед другими. — Меня тошнит от одной этой мысли. Чтобы заслужить женскую привязанность? Чтобы она присоединилась ко мне в мехах в качестве пары по удовольствиям? Нет большего дара, кроме самого резонанса.

— Я знаю. Я знаю, что здесь все по-другому и люди не такие. Но когда ты дразнишь меня, это заставляет меня думать о подобных вещах, и я беспокоюсь, что на самом деле я тебе не нравлюсь. Что ты просто смеешься надо мной. — Ее рука скользит к моей груди, прямо над сердцем. — Я думаю, это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Знай, что даже если я охотник, который временами может быть глупым, я бы дорожил всем, что ты мне дашь. — Я кладу свою руку поверх ее. — И если я говорю или поступаю определенным образом, то это потому, что я зависим от твоего смеха.

Уголки ее рта приподнимаются.

— Мне тоже нравится твой. И мне нравится твоя улыбка. — Ее рука тянется к моему лицу, и она касается моей щеки, имитируя то, что я сделал с ней мгновение назад. — Мне многое в тебе нравится

— Нравится, какой я на вкус?

Ее улыбка становится шире.

— Я еще не пробовала тебя на вкус.

— Тогда очевидно, что ты упускаешь отличный опыт. Может, мы займемся совокуплением губами, и я смогу тебе это доказать?

Кейт смеется.

— Много думаешь в этом направлении?

— В моем сознании много направлений, но все они ведут прямо к тебе.

Ее взгляд теплеет, и ее глаза скользят по моим губам. Ее губы слегка приоткрываются, и я решаю, что это мой момент. Возможно, она не спросит, потому что слишком не уверенна. Она может отвесить мне пощечину, если понадобится, но я должен попробовать ее губы на вкус.

Она издает тихий задыхающийся звук, когда мой рот касается ее, но затем она снова крепко прижимается своими губами к моим, и я доволен. Я замираю, позволяя ей взять инициативу в совокуплении ртом. Она делала это раньше, так что, несомненно, она должна быть хорошо осведомлена. Ее губы касаются моих, и она мягко прижимается ими к моей нижней губе, а затем к верхней, снова и снова. Это завораживает, и я чувствую ее нежный аромат, чувствую прикосновение ее кожи к своей, ее тело, прижатое к моему собственному. Это не захватывающе, но очень приятно, и я понимаю, почему люди делают это постоянно.

Но потом… кончик ее языка касается моего рта.

И я единственный, кто остался задыхаться.

Мы отрываемся друг от друга, и она съеживается.

— Это было плохо? Мне жаль…

Было ли это плохо? Как она вообще может думать, что ее губы на моих — это плохо? Я не хочу слышать ее тревог. Они не обоснованы. Я зарываюсь рукой в ее гриву и снова прижимаюсь губами к ее губам, заставляя ее замолчать. Она издает негромкий звук, а затем уступает мне, приоткрывая губы. Я провожу языком по ее рту, страстно желая исследовать ее.

Вкус Кейт сводит с ума, ничего подобного я раньше не пробовал. Мне хочется зарычать от желания… но я не могу перестать целовать ее. Мой язык скользит по ее языку, и я понимаю, что здесь она тоже мягкая. Здесь нет таких выступов, как на моем языке, и я нахожу это одновременно очаровательным и совершенным. Она стонет мне в рот, когда мой язык ласкает ее, и, должно быть, я правильно совокупляюсь ртом, потому что это превратилось из приятного в невероятное. Мой член напрягается под набедренной повязкой, отчаянно желая погрузиться в нее. Я хочу заявить на нее права как на свою. Я хочу попробовать на вкус каждый кусочек ее кожи.

Моя.

Моя милая Кейт. Вся моя.

Ее язык осторожно касается моего, и я облизываю его, желая, чтобы она знала, что мне нужно больше этого. Мне нужно больше от нее. Я мог бы часами водить своим языком по ее губам и никогда не насытиться такими прикосновениями, доставлять ей удовольствие своим языком. Тихие звуки, которые она издает, сводят меня с ума так же сильно, как и ее вкус. Снова и снова мы целуемся и соединяемся губами, пока у нас обоих не перехватывает дыхание.

Когда я, наконец, поднимаю голову от нее, глаза Кейт блестят в слабом освещении пещеры, и я вижу, что ее рот блестящий и влажный, припухший от моих ласк. Я стону и наклоняюсь, чтобы прикусить ее губу, не в силах сопротивляться.