Люсинда Кэррингтон - Девяносто дней Женевьевы
Услышав это грубое словечко, которое обычно употребляют только мальчишки-школьники, Женевьева сначала удивилась, но потом поняла, что это заводит ее еще больше. В динамике вновь раздался громкий голос Синклера.
– Покажи ему! – приказал он тоном, не терпящим возражений.
Она не стала долго раздумывать и сразу дернула за оборки. Блузка моментально расстегнулась, обнажив ее грудь. Женевьеве казалось, что она играет в каком-то фильме, ведь в реальной жизни таких вольностей она себе никогда не позволяла – подобное было не в ее характере. Водитель машины, наблюдавший за ней с довольной усмешкой, от изумления широко открыл рот. Обхватив руками грудь, Женевьева слегка приподняла ее. Мужчина, сложив губы трубочкой, тихонько присвистнул.
– Она просто восхитительна, правда? – спросил Синклер. – И она любит, когда ее гладят и тискают.
Женевьева снова услышала его голос в своем динамике.
– Наклонись, дорогуша. Пусть он потрогает тебя.
И снова у нее возникло ощущение нереальности происходящего. Женевьева повернулась к окну машины. Водитель, поерзав на сиденье, протянул руку и дотронулся до нее. Он сжал ее грудь, а потом, обхватив ладонью, слегка приподнял ее, как бы проверяя, насколько она тяжелая и упругая. Большим пальцем он прикоснулся к набухшему соску и гладил его до тех пор, пока сосок не затвердел. Женевьева почувствовала, как учащается ее пульс, а дыхание становится тяжелыми и прерывистым.
– Все, хватит.
Мотоцикл покатился вперед, и водитель уже не мог до нее дотянуться. Он снова схватился за руль.
– Заставь ее лечь на заднее сиденье, – предложил он. – Я хотел бы потрогать еще кое-какие места.
Закрытый темным щитком шлем повернулся.
– Прибереги свои ласки для жены. – В голосе Синклера прозвучало удивление. – Поезжай домой и заставь ее стонать от наслаждения.
– Я не могу… – запинаясь, пробормотал мужчина. – То есть она не согласится…
– Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь предлагал ей заняться чем-то необычным? Отправляйся домой, к жене, и попробуй воплотить в жизнь все свои безумные фантазии. Удиви ее, хотя бы раз в жизни. Клянусь тебе, за это она будет любить тебя еще сильнее.
Синклер нажал на газ, и мотоцикл с рокотом понесся по улице. Чтобы не упасть, Женевьеве пришлось крепко обхватить его за талию. Ее грудь прижималась к мягкой и теплой коже его комбинезона. Юбка развевалась на ветру у нее за спиной. Теперь одежда совершенно не прикрывала ее тела. С таким же успехом она могла бы ехать абсолютно обнаженной.
– Остановитесь! – закричала Женевьева.
– Зачем?
– Я хочу застегнуть юбку и блузку.
– Думаю, что вам не стоит себя утруждать, – ответил Синклер. – Мы почти приехали.
Они остановились у высоких ворот. Синклер слез с мотоцикла и открыл их.
Мотоцикл медленно въехал на какой-то двор, напоминавший заброшенную строительную площадку. Это был маленький, вымощенный камнями участок земли, окруженный ветхими сараями и гаражными воротами.
Синклер посмотрел на Женевьеву, и она соскользнула с заднего сиденья. Он опустил подставку на мотоцикле, а потом закрыл ворота. Женщина долго возилась с пуговицами, пытаясь застегнуть блузку. Синклер подошел, встал рядом с ней, широко расставив обтянутые черной кожей ноги, и стал наблюдать за этим процессом. Лица его она не видела – его по-прежнему закрывал темный щиток шлема.
– Вам понравилось? Вы почувствовали, как это возбуждает? – спросил Синклер, с интересом глядя на нее.
Женевьева посмотрела на него.
– Что именно? То, что я вела себя как продажная девка, разъезжающая на мотоцикле? Конечно нет!
Он засмеялся.
– Леди, вы лжете.
Она знала, что он прав, однако ни за что не призналась бы ему в этом. Ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе. Да, это ее завело. Женевьева была уверена в том, что ее никто не узнает, и поэтому чувствовала себя абсолютно свободной и раскованной. Она и представить себе не могла, что ласки незнакомого мужчины, который с таким усердием гладил ее грудь дрожащими пальцами, могут так ее возбудить.
Расстегивая шлем, Женевьева размышляла о том, что Синклер приготовил для нее на этот раз. Может быть, он собирается затащить ее в один из этих заброшенных сараев и уложить прямо на каменный пол? А иначе зачем ему было привозить ее сюда? Да, ему явно не хватает воображения. Мог бы придумать что-нибудь поинтереснее.
– Не снимайте шлем, – произнес Синклер. – Сядьте на мотоцикл.
Удивившись, Женевьева подошла к байку и, перекинув ногу, села на заднее сиденье.
– Не так, – сказал Синклер, подходя к ней. – Повернитесь и сядьте ко мне лицом.
Она повернулась, прислонившись спиной к бензобаку и расставив ноги в стороны. Синклер вытащил из карманов два шелковых шарфа. Заставив Женевьеву поднять руки над головой, он усадил ее так, как ему было нужно, и привязал ее руки к рулю мотоцикла.
Посмотрев на нее, Синклер поднял ее юбку и осторожно погладил клитор.
– Ах-х-х! – еле слышно выдохнула она, когда он прикоснулся к ней затянутыми в кожу пальцами.
Женевьева думала, что он расстегнет брюки, запрыгнет на мотоцикл и войдет в нее, избавив от сексуального напряжения, которое с каждой минутой становилось все сильнее. Это блаженство будет длиться долго-долго, а потом наступит кульминация. Она также надеялась, что сначала он все-таки немного ее поласкает.
Однако ласкать ее Синклер не стал. Он отошел от мотоцикла.
– Вы почти готовы, – сказал он и повернулся к ней спиной. – Джентльмены, она ваша.
Четверо парней вышли из сарая. Все они были в футболках и джинсах, все были стройными, подтянутыми и мускулистыми. «Чтобы накачать такие мышцы, нужно регулярно упражняться с гирями или поднимать штангу», – подумала Женевьева. Парни встали вокруг мотоцикла, по двое с каждой стороны, и она увидела, что они с восхищением разглядывают ее.
– Займитесь ею и доведите дело до конца, – приказал мужчина в кожаном комбинезоне.
Парни стали так, чтобы можно было легко дотянуться до нее, и начали играть с ней, не спеша и со знанием дела. Один из них целовал ее руки. Его губы прокладывали влажную дорожку от запястья до локтя, языком он ласкал нежную кожу на тыльной стороне ладони. Второй парень ласкал ее лодыжки. Расстегнув ремешки, он снял с Женевьевы туфли и, подняв ее ногу, прижался губами к пальцам. Он по очереди брал в рот каждый ее палец, лаская его языком. Третий парень целовал шею Женевьевы под ремнем шлема. Он ласкал ее груди, поглаживая пальцем возле самого их основания. Он намеренно не прикасался к соскам, хотя они уже стали твердыми от возбуждения. Четвертый мучитель ласкал языком ее пупок. Женевьеве хотелось, чтобы его губы спустились ниже, к клитору, но этого не произошло. Он проводил языком по ее коже, щекоча и слегка постукивая по ней. Его пальцы мучили и дразнили ее бедра, но даже не дотрагивались до лобка. То, что чувствовала Женевьева, когда несколько мужчин одновременно ласкали, дразнили, возбуждали ее, находя эрогенные зоны, о существовании которых она даже не подозревала, невозможно было описать словами. Это было нечто невероятное, невообразимое, потрясающее.
