Евгений Кабанов - МИССИОНЕР
Ну и последнее. Истоки всего, что вы прочтёте в романе "Миссионер", вы найдёте в народном творчестве. Мне приходилось слышать, что это "народный роман". И это истинная правда. Не зря я использовал в нём и такой жанр народного творчества как частушки, и такой широкий пласт фольклора как анекдоты. Кстати, анекдоты используются в романе не шутки ради, а чтобы показать, что та или иная конкретная ситуация имеет народные корни, либо углубить и представить более широко тему, либо заложить основу для последующих ситуаций. В общем-то, по большому счёту, и сам роман является большим анекдотом. Или, если хотите, сказкой. Во всяком случае, в нём есть много общего с русскими заветными сказками, собранными Александром Афанасьевым… Надеюсь, что его не скучно будет читать.
Все имена, фамилии, прозвища, а также некоторые географические названия в романе – вымышленные. Так что, если кто-то сталкивался с ними в жизни, прошу считать это случайным совпадением.
Глава I
До отправления скорого поезда Москва-Одесса оставалось несколько минут. Несмотря на то, что плацкартный вагон, в котором оказался Аполлон, как водится на железных дорогах Советского Союза, рассчитан на 54 места, даже с закрытыми глазами можно было определить, что пассажиров в наличии было почему-то раза в два больше. Во всяком случае, когда, преодолев завалы узлов и чемоданов, получив под рёбра и по заднице с полдюжины пинков и толчков, наслушавшись удивительных, зачастую совершенно новых для своего ещё не привыкшего к нелитературной русскоговорящей среде слуха речевых оборотов от тех, кому сам в свою очередь умудрился – не по злому умыслу, конечно, а по объективной необходимости – наступить на концы нижних конечностей, Аполлон добрался, наконец, до своего купе, то увидел, что из нагромождения неодушевлённых объёмистых предметов торчат уже шесть вполне одушевлённых голов. Время приближалось к полуночи, освещённость же в вагоне была весьма скудная, поэтому детали этих самых голов поначалу разглядеть было невозможно. Да было совсем и не до того. Аполлон подсознательно осознал, что попытки членовредительства, предпринимаемые суетливыми пассажирами по отношению к нему, совсем не умышленные, и на каждый пинок локтем либо коленкой в пах или в солнечное сплетение поворачивался и, превозмогая боль, вызванную сим физическим дискомфортом, с вымученной, но искренней ослепительной улыбкой повторял:
– Извините, пожалуйста!
Впрочем, во всеобщей суматохе на этот его жест вежливости мало кто обращал внимание, а тот, кто обращал, смотрел как на недоумка. Все были заняты тем, чтобы поскорее занять остававшиеся ещё свободными места.
Аполлон, опять же интуитивно, сообразив, что в этой толчее протестовать по поводу принадлежащего ему места бессмысленно, пристроился на краешке сидения на полутора половинках своего мягкого места – больше не помещалось – и стал терпеливо ожидать, когда все успокоятся. Вскоре он забыл, что находится в не совсем комфортабельных условиях, поглощённый новизной и необычностью происходящего вокруг.
Упитанная до шарообразной формы тётка – этакая матрёшка в экспортном исполнении: ни обойти, ни перепрыгнуть, – наклонившись так, что её впечатляющий зад, занявший весь проход в купе, почти коснулся носа Аполлона, стала копаться в своей, соответствующей габаритам хозяйки, сумке. Соблазнительная задница то удалялась от Аполлонова носа, то приближалась на душещипательное расстояние, невозмутимо-откровенно оттопыриваясь и покачиваясь, и из сумки на столик перекочёвывали различные аппетитно пахнущие пакеты и свёртки.
Поскольку Аполлон был вынужден лицезреть упругие, плотно обтянутые юбкой, идеально округлые полушария, которые занимали всё его поле зрения, в нём стал пробуждаться извечный природный инстинкт, недостатком которого он никогда не страдал. Когда в очередной раз тётка повернулась, чтобы положить свои припасы, краешком глаза Аполлон заметил, что она не такая уж старая и совсем даже недурна собой. И когда аппетитные полушария снова приблизились к его лицу, он почувствовал, как кровь ударила ему в голову, и в джинсах шевельнулся и приподнял головку его "малыш". У Аполлона уже начала было разыгрываться фантазия, на отсутствие буйства которой он также не жаловался, когда над самой его головой послышался возмущённый возглас:
– Чё задницу отставила? Весь проход загородила.
В проходе стоял долговязый худосочный дядька с огромным рюкзаком в одной руке и с чемоданом и сумкой в другой.
Матрёшка повернулась, выпрямившись, окинула презрительным взглядом мужика и неожиданно резким голосом возопила:
– Да твои манатки ни в какой проход не пролезут! Ещё удивительно, как такой кащей столько тащить может.
– Чё? Зато в твой задний проход весь этот вагон войдёт! Наела пердильник! Да на тебе самой без остановок и пересадок можно до самой Одессы переть, а ты тут одна полвагона занимаешь. Да, видно, пока ехать будешь, то и весь займёшь, – мужик кивнул на заваленный пакетами столик.
– Ты чё варежку раззявил? Нет, посмотрите на него, люди добрые, – тётка окинула возмущённым и одновременно наивно-изумлённым взглядом присутствовавших при этой сцене пассажиров, – сам своим барахлом весь вагон завалил, а других оскорбляет…
Она хотела ещё что-то добавить, но её фальцет потонул в возмущённом гуле голосов напиравших на мужика с рюкзаком пассажиров. Продолжая перебранку с толстухой, дядька протиснул, наконец, свои пожитки в следующее купе и скрылся из виду за движущейся людской стеной.
В этот момент поезд тронулся, и спустя некоторое время движение по проходу прекратилось. В полумраке, царившем в вагоне, Аполлон смог, наконец, более детально рассмотреть своих попутчиков. Как уже известно, их было почему-то шестеро вместо троих, положенных по инструкции. Пожилая пара – ничем не примечательный, разве что лысиной, мужчина и неплохо сохранившаяся дама – была занята поисками билетов, видимо сунутых куда-то в суматохе. Шарообразная тётка, постепенно успокоившись, принялась извлекать из своих пакетов различную снедь. На расстеленной на столике газете появилось с десяток яиц, жареная курица, большой кусок окорока, полдесятка помидоров, столько же огурцов, дюжина румяных пирожков, кольцо домашней колбасы, пучок зелёного лука и буханка белого хлеба. Весь этот аппетитно пахнущий натюрморт дополняла выстроившаяся у окошка батарея бутылок с лимонадом. Ещё трое пассажиров, сидевших ближе к проходу, оказались довольно юными созданиями мужского пола, видимо, знакомыми друг с другом, так как время от времени негромко перебрасывались между собой тихими короткими фразами. Из этих реплик Аполлон сделал вывод, что эти трое были без билетов.
