Извращённое чувство (ЛП) - Макинтайер Эмили
Он просто питается смертью.
И смерть всегда побеждает, так или иначе.
Мой взгляд перемещается с отца на французские двери, расположенные вдоль дальней стены и ведущие в заднюю часть нашего поместья. Я сосредотачиваюсь на том, как мерцают звезды на фоне черного неба и как темно-синие огни большого бассейна создают призрачное сияние на всем, к чему они прикасаются.
Всё, что угодно, лишь бы не дать себе сосредоточиться на проблемах, от которых я, кажется, не могу убежать.
Дебби хихикает и привлекает моё внимание на то, что она практически мурлычет мужчине, сидящему рядом с ней.
Джулиан Фарачи5.
Его темные глаза, черные, как бездонные пропасти, уже смотрят на меня, прожигая насквозь мою маску вежливого спокойствия и раздевая меня до тех пор, пока я не чувствую себя маленькой, никчемной девчонкой, готовой к тому, что её раздавит его ботинок.
Я помню, когда он впервые появился, нанятый главным исполнительным директором «Sultans», когда мне было пятнадцать, и, как наивная девочка, которой я была восемь лет назад, я влюбилась. Он был властолюбивым двадцативосьмилетним мужчиной, и всякий раз, когда я приезжала домой из школы-интерната на каникулы, я боготворила его, ослепленная его внешностью и поглощенная властной натурой, которая сочилась из его пор.
Но мне потребовалось всего один раз подслушать, как он пытался убедить моего отца держать меня взаперти, чтобы бабочки у меня в животе перестали трепетать в его присутствии.
Она приносит вред бизнесу. Ты не должен позволять своей дочери появляться и отвлекать тебя, когда ты должен быть сосредоточен на происходящем здесь. Жаль, что она не мальчик. Кому ты всё это оставишь?
Эта последняя фраза стала гвоздем в крышку гроба моей влюбленности в Джулиана Фарачи, и всё, что я чувствовала с тех пор, было немногим большим, чем ненависть.
На самом деле никаких потерь. К тому времени я всё равно обратила свой взор на своего лучшего друга.
Мои глаза сужаются, пока я смотрю на Джулиана, раздражение вонзается в мою кожу, как иглы. Он ухмыляется, поднимая бокал с вином и наклоняя его в мою сторону, татуировки на его другой руке меняются от движения костяшек пальцев, когда он проводит ими по своим растрепанным черным волосам.
Маленькая капля воды из моего напитка попадает на тыльную сторону моего запястья, и я быстро ставлю стакан, отводя глаза от его насмешливого взгляда, параллельно засовывая дрожащие пальцы под бедра.
Мой телефон вибрирует у меня на коленях, и я наклоняю голову, видя уведомление от парня, который владеет моим сердцем с тех пор, как мы были детьми.
Эйдан6: Ты прекрасна
Мое сердце трепещет, и я невольно улыбаюсь, оглядываясь вокруг, чтобы посмотреть, где он. Его мама стоит в углу комнаты, её светлые волосы собраны сзади в тугой пучок, так велено ходить всем сотрудникам в нашем доме, и её взгляд направлен вниз.
Он работает с ней сегодня вечером?
— Ясмин7.
Резкий голос моего отца прорезается сквозь туман, и я резко отвожу взгляд, встречаясь с глазами двадцати человек за столом, которые теперь сосредоточены на мне.
— Прости, — я заставляю себя улыбнуться и поднимаю руки, чтобы сжать столовое серебро. — Должно быть, я пропустила мимо ушей то, что ты сказал.
— Губернатор спросил, что ты думаешь о новом приобретении твоего отца, — голос Джулиана холоден, но в то же время мягок, как масло, и у меня по спине пробегает холодок. С его стороны невежливо иметь такой голос и такое лицо, как у него, когда его душа настолько прогнила. Он смотрит на губернатора Кассума, сардонически улыбаясь. — Ясмин понятия не имеет о тонкостях нашего бизнеса. Она была занята, резвясь в… — он бросает на меня взгляд. — Где это было? В Орегоне, в колледже?
Моя вилка стучит о тарелку, когда я кладу её на стол и обращаю своё внимание на губернатора Кассума, мои зубы стискиваются от того, что мне приходится сдерживаться, чтобы не швырнуть нож через стол в надежде, что он вонзится Джулиану в его холодное, мертвое сердце.
Несмотря на то, что все, кажется, думают, я на самом деле знаю, что происходит в бизнесе моего отца. Он может пытаться скрыть его от меня, но то, что я выросла рядом с таким могущественным человеком, как он, означает, что я видела и слышала больше незаконных сделок, чем должна была.
Помимо этого, то, что Мемфи Романо, по слухам, главарь итальянской мафии, каждый год лично привозит подарки к праздникам, на самом деле не так уж и необычно.
Однако для большинства людей в мире мой отец просто специализируется на продаже идеи любви с помощью драгоценностей по завышенной цене. Одного названия бренда достаточно, чтобы произвести впечатление, но добавьте к этому броские слоганы и миллионы долларов, ежегодно вкладываемые в маркетинг, обеспечивающий то, что всё телевидение и рекламные щиты украшены бриллиантами «Sultans», и он станет воплощением элегантности и блеска.
«Превратите свою любовь из необработанной в эффектную с бриллиантом «Sultans»».
— Я бы не стала предполагать, что знаю все тонкости бизнеса моего отца, — говорю я, делая акцент на слове моего исключительно ради Джулиана. — Но если вы спрашиваете моё мнение о моральных последствиях продолжения торговли алмазами в зонах конфликтов, то я буду более чем счастлива поделиться с Вами своими соображениями.
Кто-то усмехается слева от меня, и мой взгляд возвращается к Джулиану. Его острый подбородок подергивается, подчеркивая короткую щетину, которая подчеркивает его загорелое лицо.
Теперь моя очередь ухмыляться, что я и делаю, приподнимая уголок рта и свирепо глядя на правую руку моего отца. Его глаза сужаются, раздражение отражается на его лице, как вспышка фотоаппарата. Мне чрезвычайно приятно видеть, что я задела его за живое своим замечанием, именно так, как я и надеялась.
В конце концов, я произнесла вслух тихую часть, ту часть, которую ты никогда не должен был произносить на самом деле.
Все за этим столом знают, что, несмотря на то, что бриллианты, которые продает «Sultans», помечены как «бесконфликтные», это не означает, что они на самом деле бесконфликтны. Они просто… регулируются. И я достаточно хорошо знаю бизнес своей семьи, чтобы понимать, что регулирование — это скорее дымовая завеса, чем реальность. Это было так с тех пор, как мой дед иммигрировал из Ливана и построил «Sultans» с нуля, налаживая отношения с теми, с кем ему было нужно, чтобы получить доступ к алмазной промышленности.
Мой отец, посмеиваясь, снимает напряжение.
— В наши дни дети бегут в университет и думают, что они готовы покорить весь мир. Это просто ещё один пример того, почему мужчины должны управлять страной, а женщины должны оставаться дома и заботиться о детях.
Жар обжигает мои щеки, и я снова опускаю взгляд на свои колени, когда вокруг стола раздаются смешки. На самом деле я не смущена. Я привыкла к женоненавистнической риторике моего отца, и, несмотря на то, что он говорит, я знаю, что он любит меня. Может, он и не очень хороший человек, но он всегда был добр ко мне, и я люблю его, несмотря на его устаревшие идеи и не слишком удачную деловую тактику.
Удивительно, на что мы способны не обращать внимания, на что мы готовы пойти, когда дело касается наших любимых.
Взгляд моего отца смягчается, когда он смотрит на меня.
— Ты станешь замечательной матерью с таким заботливым сердцем, habibti8.
Правда в том, что я даже не хочу быть матерью. Всё, чего я хочу, — это фотографировать. Но это неприемлемая карьера для дочери Али Карама9. Не уверена, что какая-либо карьера была бы приемлемой. Мой отец счастлив как огурчик, зная, что я вернулась домой навсегда и покончила с «опытом» получения высшего образования.
Джулиан наклоняется и начинает говорить с моим отцом, в то время как другие высокопоставленные лица заводят свои поверхностные разговоры, которые ничего не значат и не делают ничего, кроме как тешат собственное эго, и вот так все внимание отвлекается от меня. Мой телефон снова вибрирует.