Дом из пепла и стекла (ЛП) - Уэбб Силла

Это горячая и грязная работа — чистить камин. Пот струйками стекает по вискам, и я вытираю его, размазывая сажу и пепел по лбу и линии роста волос. Даже в холодной сырости кухни работа заставляет меня потеть. Зола прилипает к железу камина как клей, что делает его чистку особенно трудной. О, новая дровяная печь для отопления дома — моя мечта. Было бы намного чище.

У меня уходит больше часа на подготовку камина к предстоящему дню, а затем я готовлю плиту. Поставив галочки в своём мысленном списке, я сажусь за огромный потёртый стол и выпиваю стакан освежающего апельсинового сока.

Мой палец скользит по глубокой бороздке в дереве. Она в форме сердца, которое моя пра-пра-прабабушка сделала ножом, как мне сказала мама. Она была молода — всего шестнадцать лет, и была влюблена в пирата, который неоднократно появлялся с краденым товаром. Конечно, такие вещи были запрещены, поэтому она сделала гравюру как акт бунта, когда ей сказали забыть его. Говорят, что в конце концов она вышла за него замуж, потому что не отступила, и их любовь никогда не угасала.

Тогда, когда она была ещё подростком, стол был новым и очень дорогим. Мне нравятся знаки, которые на нём есть. Они сделаны моими предками. Моей кровью. Никого из них уже нет. Я последняя с обеих сторон.

Если у меня не будет детей, то две древние родовые линии исчезнут. Поскольку я не рассчитываю, что мой день рождения пройдёт без каких-либо происшествий, я сомневаюсь, что это произойдёт.

Я должна собрать вещи и просто уехать. Я не глупая, я могу найти работу, заработать денег, а потом позволить себе адвоката, который будет представлять меня и пытаться вернуть то, что мне принадлежит.

Но мысль о том, чтобы уехать отсюда, делает мои ноги свинцовыми. Это мой дом. Моё всё.

Моя семья и её воспоминания запечатлены в каждом сантиметре этого места. Вплетены в ткани. Они нарисованы на витражах в парадной гостиной. Древние родственники, построившие дом, сохраняют своё изображение на стекле до тех пор, пока стоит дом. А ещё есть сад — это моя личная любовь. Сейчас, глубокой осенью, он спит, но весной буйствует красками. Последние несколько лет я ухаживаю за садом вместе с садовником, который приходит три раза в неделю. Я также работаю в оранжерее, выращивая комнатные растения. Это моя страсть. Мысль о том, чтобы переступить порог этого поместья и больше никогда не возвращаться, практически невозможна. Однако оставаться здесь становится всё более опасно.

Иветта впала в отчаяние. У неё нет денег. Она хочет продать дом, но не может, потому что он в моё наследство. Однако у неё есть доступ к моему трастовому фонду и, скорее всего, она уже прожгла большую его часть. Ума не приложу, как мой отец мог быть настолько глупым, чтобы оставить столь бестолковую женщину распоряжаться моими финансами. Почему они с матерью сочли за мудрость составить завещание, согласно которому я не могу самостоятельно распоряжаться своими делами до двадцати двух лет — уму непостижимо. У меня есть своя теория на этот счёт. Мама всегда хотела, чтобы я получила образование, и, думаю, она боялась, что, если я унаследую поместье Рейвенбрук до двадцати двух лет, то буду просто развлекаться и превращусь в какую-нибудь развратную мусорщицу деньгами, богатенького ребёнка.

Если бы она только могла видеть, что сделал отец, когда она умерла, и что означают для меня с тех пор их решения о завещании.

Но, опять же, я не могу винить его слишком строго. В конце концов, он был омрачён горем и старением, а тут появилась Иветта — молодая, такая милая поначалу, с радостью помогающая в любой мелочи. Она менялась так медленно, что этого нельзя было заметить. Подобно бабочке, превращающейся в уродливую гусеницу, она по частям сбрасывала свою прекрасную внешность, укрываясь в коконе, который она создала для себя в лоне нашей семьи.

Потом мой отец умер и жизнь превратилась в ад.

— Доброе утро, Синди, — говорит моя мачеха, входя в комнату.

Мой желудок сжимается, словно собираясь извергнуть съеденный ранее тост. Ненавижу её. Ненавижу. Ярость, которую я испытываю к ней, настолько сильна, что переросла в отвращение. От неё мне хочется блевать так же, как вчера от дохлой, раздувшейся крысы на подъездной дорожке.

— Доброе утро, Иветта, — отвечаю я с фальшивым дружелюбием.

Эта игра уже надоела и мне нужен план.

Проблема в том, что для того, чтобы уйти на своих условиях, мне нужны деньги, а Иветта держит ключ к ним ещё полгода. Ещё шесть месяцев она может спускать их на всякие мелочи, и я не могу ничего сказать. Если я уйду, то могу быть уверена, что она разберётся с моим трастовым фондом и потратит его до копейки. Тогда останется только дом, и я не смогу вернуть его под свой контроль без юридической помощи. По условиям завещания его нельзя продать, но можно разрушить, совсем запустить, пока не останется никаких вариантов.

— Доброе утро, Синди, — Дейзи практически вбегает в комнату, и я улыбаюсь ей. Она — луч солнца и счастья. Моя сводная сестра немного пустоголовая, она проводит дни, утопая в сплетнях и покупая новейшие косметические средства, одобренные влиянием, но, в отличие от старшей сестры и её матери, она достаточно милая. Я не знаю, как такая поганая семья, как у неё, смогла произвести на свет такого ангела, по крайней мере, в сравнении с ними. Иветта садится за стол, и я принимаю это как сигнал к тому, чтобы отойти. Я не могу смотреть на неё, если это не нужно.

Вместо того, чтобы со всей ненавистью смотреть на мачеху, я беру один из двух пыльников и направляюсь к толстым полкам, расположенным вдоль задней стены. Полки, которые раньше были заполнены кулинарными книгами, семейными фотографиями и прочими домашними вещами, теперь стали домом для огромной коллекции стеклянных и хрустальных предметов, которые коллекционирует Иветта. Я аккуратно стираю с них пыль, стараясь не разбить ни одной, хотя желание закричать и сбросить их с полок просто непреодолимо. О, увидеть, как они разбиваются об пол, превращаясь в осколки, было бы чудесно.

Но тогда Иветта станет только злее. Я уже ношу шрамы от несчастных случаев, которые она устраивала вокруг меня. Ожог здесь, ругань там. Несколько недель назад, через два дня после того, как я разбила её стеклянную лошадку, она «случайно» пролила горячую воду на моё предплечье. Мне пришлось лечить руку в центре неотложной помощи.

Иветта вела себя там бурно, даже умудряясь где-то из глубины своей бесплодной души выдавить слёзы печали, чтобы обмануть всех окружающих, что она — любящая мачеха.

У Иветты всегда есть возможность правдоподобно отрицать, что она причиняет мне вред.

— Давай я тебе помогу, — Дейзи собирается взять запасной пыльник, но мать ругает её.

— Мне нужно, чтобы ты помогла мне с завтраком для гостей, Дейзи. У Синди всё под контролем.

— Доброе утро, Синди.

Уф. Трио в сборе, когда мой заклятый враг проходит в комнату. Столь же прекрасна, сколь и зла, и настолько холодная, насколько Дейзи тёплая. Айрис. Злая сводная сестра из сказки стала реальностью.

— Доброе утро, Айрис, — я улыбаюсь ей так же холодно, как стекло в моих руках.

Иветта явно была склонна к цветочным именам, когда девочки были маленькими. Дейзи подходит, но Айрис следовало бы назвать как-то более подходяще. Возможно, Венерина Мухоловка.²

Айрис садится за стол и роется в сумочке, которую положила перед собой. Она достаёт пилочку для ногтей и начинает обрабатывать один из своих когтей.

— У меня сегодня встреча, мамочка. Ты можешь проследить, чтобы в зале для завтраков не было гостей?

— Конечно, дорогая. Что-нибудь интересное?

— Бренд по уходу за кожей, желающий работать со мной.

Айрис — инфлюенсер. Она рассказывает о своей замечательной жизни, якобы усердно работая в бутик˗отеле «Усадьба Эшли». Иветта придумала такое название, так как сказала, что настоящее название нашего дома слишком жуткое, и она перемежает свои влоги о работе над макияжем здесь с советами о красоте и моде. Она сделала эту усадьбу, мой родовой дом, своей копилкой. Это потрясающий дом, и, надо отдать должное Айрис, она знает, как заставить его сиять на видео и фотографиях. Тем не менее, мама бы перевернулась в гробу, если бы увидела, что семейный дом превратился в дешёвую уловку из фальшивых фрагментов жизни. Хуже того, ей бы не понравилось, что постояльцы спят в западном крыле. Не зря же она держала это помещение закрытым. Это были покои её родителей, и когда их не стало, она почтительно закрыла их и открывала только для проветривания и уборки.