Кэтрин Тейлор - Цвет любви
После выставки мы заезжаем в Хакни на совещание по поводу одного строительного проекта, в котором «Хантингтон венчурс» принимает участие наряду с несколькими другими кредиторами, и конференция затягивается. Уже идет восьмой час, когда мы наконец снова оказываемся в его офисе, и я замечаю, что по-настоящему устала. Смена часового пояса дает о себе знать. Но день еще не закончился. В восемь часов Джонатан хочет встретиться еще с кем-то за ужином, и я должна его сопровождать. Я вспоминаю об Энни, которая хотела меня дождаться.
— Можно, я позвоню?
Джонатан жестом указывает на стоящий на столе аппарат, и я торопливо набираю номер Энни. Услышав, что ей предстоит ехать домой без меня, она расстраивается.
— Да что ты делаешь там, наверху? — интересуется она, но поскольку Джонатан сидит за своим столом, а я стою рядом, ответить толком я не могу.
— Предстоит еще одна встреча, — заверяю я ее. — К ужину не ждите. Напомни, какая мне нужна линия метро?
— Вам нет необходимости ехать на метро, Стивен потом отвезет вас домой в лимузине, — вмешивается Джонатан Хантингтон.
Я слышу приказной тон в этом замечании, но на этот раз я не огорчаюсь, а испытываю настоящее облегчение. Мне не придется одной искать дорогу в Айлингтон, за что мое тело страшно благодарно.
— Нет, Энни, не объясняй, нет необходимости, я…
— Ничего страшного, я слышала, — говорит она, и я буквально вижу глубокую морщинку между бровями, которая появляется у нее на лбу, когда ей что-то не нравится. — Ты ведь помнишь, о чем мы говорили, да?
— Да, конечно. До скорого.
Я поспешно кладу трубку, чтобы она не успела больше ничего сказать. Затем я беру бумаги, которые хочу прочесть до того, как мы поедем ужинать, и опускаюсь в кресло для посетителей. Путь до дивана кажется мне страшно долгим.
Некоторое время мы молча работаем, однако я замечаю, что уже не могу полностью сосредоточиться. Буквы то и дело расплываются перед глазами.
В какой-то момент я опускаю отчет, который держу в руке, потому что в этом уже нет никакого смысла. Заметив это, Джонатан поднимает голову от бумаг, и, когда наши взгляды встречаются, я спрашиваю у него первое, что мне приходит в голову, чтобы нарушить воцарившееся молчание и подавить тревожное чувство.
— У вас всегда так много встреч?
Я тут же жалею о своем вопросе, потому что кажется, будто для меня все это слишком. Так и есть, по крайней мере в моем теперешнем состоянии, но об этом он ни в коем случае не должен догадываться.
Его голубые глаза смотрят на меня, не отрываясь.
— Нет, не всегда. В данный момент Алекс — мой компаньон Александр Нортон — в командировке, и мне приходится брать на себя часть его работы. Но, в принципе, мне нравится много работать, — добавляет он после небольшой паузы.
— Ага. — Я поспешно задаю следующий вопрос, прежде чем он успевает поинтересоваться, не слишком ли я устала и не отстранить ли меня от этого проекта. — А с кем сейчас будет встреча?
Он отвечает не сразу.
— Юуто Нагако. Вы его знаете. Помните, в аэропорту?
Японец. Я с ужасом вспоминаю наше вчерашнее знакомство и с трудом сохраняю нейтральное выражение лица.
— А мне имеет смысл ехать с вами? — спрашиваю я. — Вы ведь говорите с ним по-японски.
— Он великолепно владеет английским.
При мысли о взглядах японца у меня по спине бегут мурашки.
— Но я ведь буду только мешать, — предпринимаю я новую попытку.
— До сих пор ведь не мешали. — Он пристально смотрит на меня. — Какие-то проблемы, Грейс?
Я качаю головой. Не могу же я сказать ему, что мне совершенно не хочется видеть этого его делового партнера. Особенно когда от усталости у меня закрываются глаза. Смена часовых поясов и напряженный день дают о себе знать.
— Нет, все в порядке, — говорю я и кладу руку на шею, пытаясь немного размять затекшие мышцы.
Он замечает мое движение.
— Может быть, вы хотите закончить на сегодня и поехать домой?
Я снова решительно качаю головой. Сложить оружие в первый же день — ни в коем случае!
— Нет, нет, все в порядке, правда. Просто немного устала. Физически еще не оправилась от перелета.
Вместо ответа он встает и подходит ко мне. И, прежде чем я понимаю, что он собирается сделать, он оказывается за спинкой моего стула, и я чувствую его руки на своих плечах.
— Мне очень жаль, мне стоило подумать об этом, — произносит он. Его большие пальцы нежно поглаживают мою кожу ниже уровня волос, рисуют круги, а остальные пальцы очень мягко разминают мышцы плеч.
Мои губы раскрываются сами по себе, а я тем временем пытаюсь осознать, что он делает. Внезапно мое дыхание становится поверхностным, по коже головы бегут мурашки. По спине прокатывается теплая волна, и моя голова слегка откидывается назад, а я не могу ничего с этим поделать. Как же приятно чувствовать его прикосновения — у него большие руки с длинными пальцами, он крепко сжимает меня, не причиняя боли.
Внезапно он останавливается, но его руки остаются лежать на моих плечах.
— Я иногда делаю такой массаж сестре, когда она напряжена, — сообщает он и кажется почти смущенным, как будто до него только сейчас дошло: то, что он делает, очень интимно.
— Это очень приятно, — заверяю я его, поскольку мне хочется, чтобы он продолжал, и он нерешительно начинает снова, теперь еще мягче.
Кончики его пальцев касаются моей кожи почти с нежностью, и круги, которые он рисует большими пальцами, становятся больше. Я чувствую, как его пальцы зарываются мне в волосы и гладят кожу головы, покалывание усиливается, опускается ниже.
Вообще-то я хотела спросить его о сестре. Я и не знала, что она у него есть. Но не могу вымолвить ни слова.
Не помню, когда ко мне в последний раз так прикасался мужчина. Вообще-то еще никогда. Мой дедушка время от времени обнимал меня, и еще меня слегка тискали те немногие парни, с которыми я встречалась. Но это — это совершенно другое, ласка, делающая меня абсолютно беспомощной. Во мне поднимается волна жара, обрушивается на щеки, а сердце трепещет в панике и возбуждении. И внезапно мне хочется большего. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне в других местах, чтобы его рука прошлась по моей коже дальше и…
Внезапно его руки исчезают, и я испуганно возвращаюсь к реальности. Джонатан уже не стоит за моей спиной, он вернулся за свой письменный стол, снова сел в свое кресло. Когда он смотрит на меня, я не могу понять выражение его глаз, но оно кажется мне изменившимся. Более закрытым. Как бы там ни было, теперь там нет насмешки, как обычно.
