Маркиз де Сад - Жюльетта. Том I
Я испробовала и местных мужчин, которых, кстати, находила с неменьшим трудом; у меня был уже десятый любовник, когда однажды, присутствуя вместе со своим набожным супругом на мессе, я обратила внимание на священника и, мне показалось, что он удивительно напоминает аббата Шабера, того самого, с которым мы приятно провели один вечер в Братстве Друзей Преступления, — да вы сами видели сегодня в моем доме этого очаровательного молодого человека. Никогда еще месса не казалась мне такой долгой; но вот, наконец, она подошла к концу, господин де Лорсанж отправился домой, а я осталась под тем предлогом, что мне захотелось помолиться подольше. Я попросила о встрече с человеком, который только что служил службу; он появился, и что же вы думаете, друзья? Ну конечно, это был Шабер. Мы сразу удалились в пустую часовню, где любезный аббат, поблагодарив судьбу за столь приятный сюрприз и выразив свою радость от того, что снова встретил меня, рассказал мне, что большие бенефиции, которыми он располагает в этом приходе, вынуждают его держать себя в соответствующих рамках, но что я не должна обращать внимания на его ужимки и гримасы, на его поклоны и расшаркивания, которые «неизбежны в его положении священнослужителя. К этому он добавил, что его взгляды на жизнь и его привычки остались прежними, и он будет рад доказать мне это при первом же удобном случае. Со своей стороны, я поведала ему о своих злоключениях; он посочувствовал, выразил сожаление, что до сих пор не знал о моем присутствии в Анжере, так как прибыл сюда всего неделю назад, и тут же предложил возобновить наше знакомство.
— Зачем откладывать, дорогой аббат? — сказала я. — Возьми меня прямо здесь и сейчас. Двери церкви заперты, а этот алтарь послужит нам ложем; не медли, дай мне испытать те удовольствия, которых я была лишена так долго и о которых тосковала все это время. Ты не поверишь, но с того дня, как я оказалась в этом мерзком городишке, ни один из тех, кому я отдавалась, даже и не подумал взглянуть на мою жопку. Представляешь, как я себя чувствовала — это я-то, которая обожает только содомию и считает все прочие утехи лишь дополнительным стимулом и прелюдией к самому главному.
— Прекрасно! — обрадовался Шабер, укладывая меня грудью на алтарь и задирая мои юбки. — Ах, Жюльетта! — снова воскликнул он минуту спустя, полюбовавшись моими ягодицами. — Твой зад все тот же — божественный зад Афродиты.
Аббат наклонился и расцеловал его с возрастающей страстью, потом я почувствовала в своем анусе его горячий язык, его вдохновенный язык, который полчаса назад с трепетом произносил имя божье… Затем он заменил его своим членом, и — о, радость! — дрожащий скипетр вошел в меня целиком без остатка. И я впервые в жизни испытала восторг, который, наверное, охватывает вероотступника в момент прегрешения. Да, друзья, я испытала неописуемое блаженство! Как жестоко и неразумно отказываться от порочных привычек и как сладостно возобновлять их вновь! За время своего вынужденного воздержания от содомии, я не переставала ощущать самую настоятельную, буквально сводящую с ума потребность в этом удовольствии, порой она выражалась в таком невыносимом зуде, что мне приходилось хвататься за любой, попавшийся под руку инструмент подходящей формы и успокаивать себя таким примитивным образом; и вот теперь Шабер окончательно вернул меня к жизни. Заметив, что я чуть не плачу от радости, он старался изо всех сил, проявил настоящие чудеса стойкости и выносливости и, будучи молодым и сильным, не покинул мой зад до тех пор, пока не совершил три оргазма.
— Ничто не может заменить это блаженство, на мой взгляд, ему нет равного в мире, — заметил аббат, переводя дух и лукаво глядя на меня. — Или ты с этим не согласна?
— Ах, Шабер, как тебе не совестно задавать такие вопросы! Ведь ты не встречал в своей жизни более страстной поклонницы содомии, чем Жюльетта. И мы должны видеться как можно чаще, дорогой.
— Непременно, милая Жюльетта, клянусь небом. Ты не пожалеешь о том, что вновь встретила меня, это я тебе обещаю.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что у меня есть друзья и единомышленники в этом городе.
— Ах, негодник, ты намерен торговать мною?
— С твоими талантами и вкусами, тебе больше пристала роль шлюхи, нежели та жалкая жизнь, что ты ведешь сейчас.
— Благодарю тебя, аббат, я очень тронута твоими словами. Воистину жалка судьба верной супруги в этом мире, да и само это звание предполагает что-то глупое и неприятное. Всякая целомудренная жена — либо сумасшедшая, либо идиотка: она не в силах стряхнуть с себя предрассудки и хоронит себя под их бременем в силу своего слабоумия или же по причине физических недостатков, поэтому Природа просто-напросто обделила ее и сделала всеобщим посмешищем. Женщины рождены для блуда, созданы для него, а те, что всю жизнь остаются недотрогами, вызывают только жалость и насмешки.
Шабер знал моего супруга и считал его фанатиком и изувером, поэтому он с готовностью предложил вознаградить меня за постные трапезы, которые я вкушала на супружеском ложе. Случайно услышав, что господин де Лорсанж на следующий день отправляется по своим поместьям, он посоветовал мне воспользоваться отсутствием мужа и навестить вместе с ним одно местечко, чтобы, как он выразился, вспомнить наши парижские развлечения.
— Ты совершаешь великий грех, — сказала я, поддразнивая аббата, — так как сбиваешь меня с пути праведного. Подумай сам, хорошо ли ты делаешь, Потакая моим страстям и устилая розами мой путь назад к злодейству? Как ты можешь соблазнять чужую жену? Ты ответишь за свои проделки и, по-моему, тебе пора бы остановиться. Твой яд еще не проник в мое сердце — стоит мне только обратиться к духовному наставнику, не столь развращенному, как ты, и он научит меня противиться таким порочным желаниям; он объяснит мне, что они являются порождением грешной души, что, подчиняясь им, я обрекаю себя на вечные угрызения, на самые жестокие муки, и что есть сатанинские дела, которым нет прощения. Он, в отличие от тебя, не будет внушать мне, что я вольна делать все, что угодно, что мне нечего страшиться; он не будет вдохновлять меня на дурное поведение и сулить безнаказанность, не будет подталкивать меня к адюльтеру, содомии и к предательству самого близкого мне человека — богобоязненного, нежного, мудрого, высоконравственного супруга, всем пожертвовавшего ради своей жены… Нет, гнусный соблазнитель, он обрушит на меня все жуткие ужасы своей религии, он будет потрясать ими над моей бедной головой, по примеру добропорядочного Лорсанжа он напомнит мне о мертвом Боге, который отдал свою жизнь для моего спасения;[117] он внушит мне, как велика моя вина, если я отказываюсь от такой чести… Но я не собираюсь от тебя скрывать, дорогой аббат, что я все та же либертина, все та же блудница, какой ты знал меня когда-то, что меня по-прежнему неудержимо влечет блуд и похоть. И я так отвечу моему доброму духовнику: «Друг мой, я ненавижу религию всем сердцем и идите-ка вы к дьяволу вместе с вашим гнусным Богом, а на ваши советы мне в высшей степени наплевать, поэтому перестаньте охотиться за мной, умерьте свой пыл и поймите, наконец, что добродетель глубоко противна мне; я выбрала порок, осознав, что Природа сотворила меня для земных наслаждений».
