Донасьен Сад - Лауренция и Антонио
Он ушел. Оставшись одна, Лауренция почувствовала, что близка к помешательству…
— Дорогой супруг! — восклицала она. — Мы умрем, палач сказал мне об этом. Но, по крайней мере, мы погибнем вместе… и, может быть, вы наконец узнаете, что я была ложно обвинена, и мы вместе поднимемся к престолу Господа, который отомстит за нас. Если на земле нам нет больше счастья, мы найдем его подле Господа справедливого, где страждущие обретают утешение и покой… Вы любите меня, Антонио, все еще любите! Я храню в сердце последние взоры, кои бросали вы, вырываясь из объятий моих… Вас ослепили и соблазнили, и я прощаю все: могу ли я не думать об ошибках, когда душа моя печалится за вас? Она чиста, эта душа, она достойна души вашей, я не стала спасать себя ценой преступления, не заслужила презрения… Но если бы для спасения любезного супруга моего понадобилось согласиться на те же условия… если бы спасти вас можно было, лишь уступив… Нет, нет, вы бы не захотели этого, Антонио! Смерть не так страшна, как неверность Лауренции… Ах! Откажемся же вместе от земных уз, связавших нас лишь для того, чтобы ввергнуть в пучину несчастий. Разобьем эти узы и погибнем оба в лоне добродетели.
После речей сих несчастная Лауренция бросилась на пол и осталась лежать бездыханная… Она лежала неподвижно до тех пор, пока камера ее не открылась.
Тем временем произошли удивительные события. Карло решился разом совершить два преступления, погубив вместе с супругой сына своего, кою сила обстоятельств отдала в полное его распоряжение, второго сообщника своего, что так усердно помогал ему. Он отравил Камиллу, но жертва почувствовала угрызения совести ранее, чем яд начал свое разрушительное действие. Собрав последние силы, она поспешила написать Антонио, разоблачив интриги отца его и моля о прощении за пособничество гнусным его замыслам. Она сообщала, что Лауренция была невинна, и советовала ему незамедлительно приехать и, вырвав ее из когтей злобного негодяя, спасти от неминуемого позора и смерти. Найдя способ передать письмо в лагерь Лудовико, Камилла, успокоив совесть свою, тихо скончалась. Карло, не зная о шагах ее, не изменил планы свои, а, напротив, решил исполнить их как можно скорее.
Ночь… С лампой в руке злодей проник в камеру своей невестки. Безжизненное тело Лауренции распростерто на полу; трогательный предмет сей вызывал сострадание. Чудовище, не внемля голосу совести и собираясь совершить омерзительное надругательство, созерцало несчастную… Но Небо устало от его преступлений и именно в эту минуту решило положить конец мерзостям свирепого зверя…
Раздался страшный шум. Это Лудовико и Антонио бросились на преступника: Лудовико хотел пронзить его кинжалом, Антонио же отвел оружие, угрожающее творцу дней его.
— Оставим ему жизнь, — говорил великодушный Антонио, — ибо я вновь обрел дорогую мою супругу: она невиновна! Так что оставим в покое палача ее, жизнь станет ему горшим наказанием, нежели мгновенная смерть.
— Да, ты прав, сын мой, и посему я не доставлю вам такого удовольствия, — заявил жестокосердный Карло и заколол себя кинжалом…
— Ах, отец! — воскликнул Антонио, пытаясь спасти несчастного.
— Оставьте его, — просил Лудовико, — участь сия ждет всех предателей. Жизнь его была проклятием для общества и для семьи; пусть он возвращается в ад, откуда вышел нам на горе, и там, на берегах Стикса, приводит в ужас блуждающие тени рассказами о преступлениях своих. Думаю, что даже они оттолкнут его, как оттолкнули его мы, и это станет страшной карой за его преступления.
Лауренцию вынесли из узилища ее… Она едва не умерла от такового потрясения. Упав в объятия дорогого супруга, она залилась слезами: это единственный способ, каким могла она в тот час выразить волнение свое.
Поцелуи и нежные слова скоро заставили ее забыть о пережитых бедах, и воспоминание о них полностью стерлось из чистой и невинной души ее, где поселилось счастье… счастье, коим вознаградил ее добродетельный супруг, и без малого сорок лет народ Тосканы, поставив над собой новых правителей, гордился этой прекрасной, добродетельной и достойной самых высоких почестей женщиной. Она прожила жизнь в любви, уважении и почитании людском.
Примечание
Возможно, любителям итальянской поэзии доставит удовольствие прочитать полностью 78-й сонет Петрарки, приведенный выше в усеченном виде, ибо только так он подходил для нашей истории. Первые строки сонета подтверждают истинность слов Вазари, сказавшего по поводу этого сонета следующее:
«Какое счастье для художника встретить великого поэта! Художник пишет портрет, живущий всего несколько лет, ибо живопись подвергнута всякого рода превратностям, в награду же он получит стихи, которые вечны, ибо время не властно над ними. Симоне был счастлив встретить в Авиньоне Петрарку: за портрет Лауры он получил два сонета, обессмертившие его имя, чего ни одно из полотен его не смогло бы сделать».
В век возрождения искусств те, кто обновлял его, умели договариваться между собой и обоюдно воздавать по заслугам. Обретем ли мы сегодня таковое согласие… эту драгоценную чистоту?
Вот наш сонет в переводе, далеком от оригинала, но те, кто знаком с литературой, знают, что итальянская поэзия вообще не переводится.
Когда, восторгом движимый моим,
Симоне замышлял свое творенье,
О, если б он, в высоком устремленье,
Дал голос ей и дух чертам живым.
Я гнал бы грусть, приглядываясь к ним,
Что любо всем, того я ждал в волненье,
Хотя дарит она успокоенье
И благостна, как Божий херувим.
Беседой с ней я часто ободрен
И взором неизменно благосклонным.
Но все без слов… А на заре времен
Богов благословлял Пигмалион.
Хоть раз бы с ней блаженствовать, как он
Блаженствовал с кумиром оживленным[14].
1
Автор описывает период итальянских войн начала XVI века между Францией, Испанией и "Священной Римской империей" за обладание Италией. Здесь и далее упоминаются испанский король Фердинанд; император "Священной Римской империи" с 1519 года — Карл V из династии Габсбургов; его сын Филипп II; правитель Флоренции с 1530. года Александро Медичи и др. — Примеч. ред.
2
Имеются в виду представители богатейшего рода Медичи, члены которого основали торгово-банковскую компанию и играли важную роль в политической жизни Италии, будучи фактическими правителями Флоренции. — Примеч. ред.
