Жозефина Мутценбахер - История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой
– Нет, совсем не больно.
Тогда он сделал рывок посильнее, и я решила, что теперь весь его шлейф сидит в моём теле. Однако, как сказал он мне позднее, там была только его половина. Впрочем, и этого было вполне достаточно для моего возраста и для места, в котором он находился при его исполинском размере. До этого момента я всё же испытывала ужасное отвращение к тому факту, что мой задний проход сейчас высверливается таким образом. Но когда он последним рывком проник, наконец, достаточно далеко, я испытала странное чувство блаженства, отчасти мучительное, но всё же, собственно, не настолько, чтобы это можно было назвать болью. Нет, это был скорее страх перед болью, и блаженство ощущалось не непосредственно, а скорее как предчувствие чего-то большего, однако было таким сильным и волнующим, что я не удержалась от стона.
Горак сразу спросил меня:
– Тебе больно?..
Я не смогла ответить, потому что меня захлестнула волна возбуждения.
Но он извлёк шлейф и настойчиво спросил ещё раз:
– Тебе больно?
Его удаление было мне неприятно. Тогда я, встав на цыпочки, приподняла попку ещё выше и прошептала:
– Только оставайтесь внутри… только сношайте дальше…
В мгновение ока тёплый черенок снова оказался внутри меня, и я в упоении прошептала:
– Только сношайте дальше… ах… так… так…
Он наносил удары не с силой, а очень плавно скользил туда и обратно и при этом, ухватив меня посредине, играл с моей щелкой, играл так, что спустя некоторое время я решила, что он основательно забрался мне в норку. Странным образом я подумала сейчас о мальчишке, который отсношал меня в поле за городом, о Роберте, который тоже немножко меня приоткрыл, о господине Экхардте, и эти воспоминания только способствовали тому, что я возбудилась до крайности и мною овладела безграничная похоть.
Чтобы острее ощутить хобот, сидевший в моём теле сзади, я несколько раз плотно сжала ягодицы, что радикальным образом подействовало на господина Горака. Он начал убыстрять возвратно-поступательные движения инструмента, ещё ниже склонился надо мной и принялся нашёптывать мне на ухо:
– Да, сердечко моё… защёлкивай… да, моя мышка… ах… это… это, однако… очень хорошо… слышишь…Ты маленькая сладкая шлюшка… ты мне нравишься… приходи ко мне в подвал каждый день… договорились?
– Каждый день? – сладострастно спросила я и посильнее защемила ягодицами его хобот.
Он сделал судорожное движение и горячо прошептал:
– Именно так… шлюшка ты маленькая… мышонок ты мой… я хотел бы каждый день тебя обтачивать… ах, ах…
Мне нравился разговор, он ещё сильнее меня раззадоривал, и тогда я отозвалась.
– Вы каждый день хотите меня сношать, господин Горак? Но ничего не выйдет!
– Это почему же не выйдет? – Он заработал ещё интенсивнее.
– Но если, – выдохнула я, – если придёт госпожа Райнталер…
– Ах, оставь, – прошептал он, – ты с твоей маленькой дырочкой и с безволосой плюшкой мне намного милее…
– Я этому не верю…
– Даю слово.
Сейчас он тёр во мне так глубоко, что я чувствовала, как его мошонка легонько постукивает меня по ляжкам.
– Однако у госпожи Райнталер, – напомнила я ему, – у неё такие красивые сиськи…
– Плевал я на них, – прошипел он. – У тебя самой скоро сиськи появятся.
– О нет, ещё довольно долго придётся ждать…
– Совсем недолго! – утешил он меня, – только совокупляйся прилежно, тогда сиськи моментально вырастут.
От этого столь обнадёживающего утверждения я несколько раз подряд стиснула ягодицы и тут же услышала, как он сбивчивой скороговоркой запричитал:
– Ах… ах… сейчас… сейчас… сейчас…
Вот и всё, что он успел произнести. Но глубоко в себе я почувствовала что-то горячее, и знала, что сейчас он брызгал. Его шлейф вздрагивал и вздрагивал, его пальцы зарылись мне во влагалище, и при этом в теле у меня одна за другой прокатили горячие волны, которые я ощутила как прикосновение кончика влажного мягкого языка.
Я тоже тяжело задышала, исторгла стон и плотно сжала зад…
Когда он отпустил меня и я выпрямилась, из моей попки вниз по ляжкам потек сок, так что я стала совершенно мокрой. У меня было такое чувство, будто его копьё ещё продолжает орудовать во мне, поясница моя болела и от чрезмерного возбуждения сильно кружилась голова.
Господин Горак стоял передо мной точно пьяный, а его длинный, слезящийся и блестящий от влаги шлейф свисал у него из штанов. Господин Горак протянул мне носовой платок, я взяла и с осторожной нежностью насухо протёрла им его плоть.
– Послушай, – сказал он, – ты ведёшь себя как профессиональная проститутка… Ничего подобного мне ещё не приходилось встречать…
Вместо ответа я снова завела разговор о госпоже Райнталер.
– У неё красивые сиськи… такие пышные и такие белые…
На что он заявил:
– Однако ты мне милее…
Это переполнило меня гордостью, и я спросила его:
– Но если она всё-таки однажды придёт вниз?
– Ну, чего же ты хочешь?
– Вы кого тогда сношать будете? – допытывалась я, – её или меня?
– Разумеется, тебя, – заверил он, – само собой разумеется, тебя!
– Но что в таком случае скажет госпожа Райнталер?
– Пусть говорит, что хочет…
– Тогда я пошла…
Я направилась, было, к лестнице. Однако он удержал меня.
– Погоди, останься ещё, – попросил он. Теперь он снова сидел на бочонке и, удерживая меня между коленей, спросил:
– Итак, расскажи мне, ты раньше уже сношалась?
– Так, как сегодня, ещё нет.
– А как же?
– Вообще никак.
– Не ври. Ты же мне давеча сама говорила.
– Ну да…
– Стало быть, с кем?
– Я его не знаю.
– С незнакомым мужчиной?
– Да, с каким-то солдатом.
– И где же?
– На Княжеском поле…
– Так, и как же это происходило?
– Он повалил меня на землю и улёгся сверху…
– Почему же ты не кричала?
– Потому что испугалась его.
Он притянул меня к себе:
– Ну, а может быть, ты охотно пошла на это?
– О нет!
– Но со мной, – заметил он, – ты это с охотой делала?
Я обняла его и поцеловала милое красное лицо.
Когда я уходила, он шутливо крикнул мне вслед:
– Сервус,[7] маленькая любовница!
В эти дни я совершенно позабыла господина Экхардта. Я постоянно подкарауливала господина Горака, но некоторое время его не встречала. Между тем я продолжала по-старому баловаться с Францем, и ночами внимательно следила, не удастся ли мне снова застигнуть родителей. Однажды я увидела, как мать обслуживалась отцом сзади. Потом заметила, что тот снова лежал внизу, а мать – наверху, и один раз подслушала разговор. Помнится, меня разбудил пронзительный скрип кровати. Мать лежала совсем голая, а отец, закинув её ноги себе на плечи, ожесточённо трудился, и я услышала, как он вдруг произнёс:
