Беспощадный босс (ЛП) - Энжел Клэр

— Разве не так поступила Келси? — Мама выезжает на главную дорогу, и я допиваю кофе большим глотком, пока он не остыл. Я обожаю кофе в любом его состоянии.

— Да, Дюк — спасатель, и он замечательный. — Разговоры, которые мы ведем после посещения могилы Дины, вообще одни из моих любимых. Я могу чувствовать тяжесть на сердце, потому что мы оставили ее позади, но именно в эти моменты чувствую себя ближе всего к маме. Знаю, они с папой тоже приезжают раз в месяц, чтобы навестить Дину, но мне нравится проводить время с ней именно из-за этих разговоров. Мы можем не говорить о чем-то невероятно важном, но мы становимся ближе, и во время разговора я ощущаю чувство покоя, которое редко испытываю в других случаях. Как будто все мои заботы исчезают, и я просто разговариваю с мамой, как в детстве, не заботясь ни о чем на свете.

— Мы можем рассмотреть этот вариант, но, как я уже сказала, мы еще не до конца уверены. Это большая ответственность.

Я рассмеялась, вспомнив, как Дюк разорвал диван Келси в первую неделю своего пребывания дома.

— Согласна.

Конечно, после пару занятий с профессиональным дрессировщиком, и ей удалось взять под контроль его немногочисленные поведенческие проблемы. Теперь у нее есть надежный компаньон для пробежек, а мне не нужно беспокоиться о том, что моя лучшая подруга останется одна.

— Конечно, не могу представить, что ухаживать за собакой будет сложнее, чем за твоим отцом. — Мамин язвительный тон заставляет меня смеяться еще сильнее, и я задаюсь вопросом, чем Рико занимается прямо сейчас.

Глава 10

Рико

Я выхожу из офиса, раздосадованный тем, что даже не удалось разработать план действий по привлечению этого клиента.

Направляясь к столу Сандры, задаюсь вопросом, как прошел ее день и чем она занималась. Я останавливаюсь, думая о ней, пока натягиваю пиджак и застегиваю пуговицы.

— Ты прекрасно выглядишь. — Голос матери впивается мне в висок, как ледоруб, и я медленно поворачиваюсь к ней лицом.

— Тебе здесь не рады. — Я сжимаю руки за спиной, чтобы скрыть их дрожь. Я не боюсь ее. Но из-за нее в голове всплывают мрачные мысли. Если когда-нибудь решу поквитаться за то, что она сделала со мной… ей придется столкнуться с адом.

Ее глаза сужаются, затем смягчаются. Я разглядываю ее морщинистое лицо и вижу, что время с ней было суровым. Ее темные глаза изучают мое лицо, словно ища доказательства того, что я говорю серьезно, и надеюсь, что она найдет в них правду — не то чтобы она обратила на это внимание. Единственный человек, чьи желания имеют для нее значение, — это она сама.

— У меня новости. — Она говорит так, словно я ничего не говорил, и я с трудом сдерживаю ярость, делая глубокий вдох и медленно выпуская воздух.

— Превосходно. Иди и расскажи об этом своим друзьям и близким. — Я не отношу себя ни к тем, ни к другим. Хотя удивляет, что такая, как она, может найти круг людей, готовых терпеть ее, я знаю, что подонки есть в каждом уголке мира.

Она поднимает подбородок.

— Ты мой сын.

— Уже нет. И ты в этом убедилась, Грейс. — Она вздрагивает, когда я называю ее по имени, и меня пронзает вспышка удовлетворения. Надеюсь, это больно — знать, что я даже не называю ее матерью. Больше нет. С тех пор как…

Я крепко зажмуриваюсь от этих мыслей, приподнимая подбородок на дюйм.

— Не заставляй меня снова просить тебя уйти.

— Или что? Ты вызовешь охрану и вышвырнешь меня, потому что сам не можешь справиться со своей дорогой старой мамой? — Слова слетают с ее губ, как кинжалы, нацеленные в мое сердце, но у меня уже давно выработался иммунитет против ее негатива. Она делает несколько шагов ближе, как будто это усилит эффект от ее слов. Затем вздыхает, качает головой и подносит руку к лицу.

Ее фальшивый жест поражения меня не обманет. Я лучше знаю, как не поддаться на ее манипуляции и чушь.

— Мне очень жаль. — Эти два слова меня удивили — я не знал, что они есть в ее лексиконе. Полагаю, она повысила уровень своей манипулятивной игры. Но как насчет всего остального, за что она должна извиниться? То, что она не может вернуть назад, что нанесло непоправимый ущерб моему детству? То, что на самом деле имеет значение?

— Слушай, я просто хотела поговорить… — Я поднимаю руку, прерывая ее слова и вспоминаю, когда она в последний раз просто хотела поговорить.

— Мне неинтересно то, что ты хочешь сказать. — Пока она говорит, я чувствую, как на меня наваливаются плохие воспоминания. Каждый раз, когда мы разговариваем, прошлое начинает материализоваться, словно тяжелые грозовые тучи, заслоняющие свет и угрожающие моему рассудку. Вспышки воспоминаний затуманивают зрение: грязь, мокрая, поднимающаяся вода, страх утонуть в клетке, боль, мороз, ужас, абсолютный холод одиночества и вопрос, будет ли этот раз, когда я закрою глаза, последним?

Я глубоко вдыхаю, затем медленно выдыхаю, погружаясь в момент. Я больше никогда не буду беспомощным. Она больше никогда не будет иметь надо мной власти. Я больше никогда не застряну в тех моментах времени. Я пережил это. Я переживу и сейчас.

— Просто… уходи. — У меня нет сил с ней разбираться. Я пообещал себе, что больше никогда не буду иметь с ней дела, но она упорно хочет сделать из меня лжеца. — Уходи и не возвращайся. Тебе здесь не рады, как и в моей жизни в целом.

Она колеблется, но, к счастью, ничего не говорит. Вместо этого изучает меня, ее темные глаза, похожие на жидкие лужи, напоминают мне глаза демонов, которых так часто изображают в фильмах. Она слишком долго была моим личным демоном, но я избавился от нее в пользу жизни, которую контролирую сам.

Ее голос понижается почти до шепота.

— Ты не можешь отгородиться от меня навсегда. — Она даже не догадывается, что я так и планирую.

Она придвигается ближе, кончики ее пальцев скользят по столу Сандры, как будто неуверенно стоит на ногах. Но ее взгляд не отрывается от меня, и я уверен, что это еще один спектакль, который она разыгрывает специально для меня. Когда люди неустойчиво стоят на ногах, они часто смотрят на землю, чтобы убедиться в безопасности следующего шага. Но только не она. Она придумывает все на ходу, и это само по себе тревожно.

— Я отгородился от тебя еще тот раз, когда ты пыталась убить меня, Грейс. — Когда я произношу эти слова, то вижу что-то… странное в ее глазах. Что-то почти похожее на сожаление. Я не сомневаюсь, что она сожалеет о том, что не убила меня, — Господь свидетель, она долгое время старалась изо всех сил.

— Я никогда не пыталась убить тебя, Рико. — Она протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, но я отшатываюсь. Без предупреждения она отворачивается от меня и упирается обеими ладонями о стол Сандры, словно пытаясь поймать равновесие и перевести дыхание. Я вижу, как она смотрит вниз на папки и бумаги, и надеюсь, что она не запоминает каждую деталь.

— Сандра… — говорит она. — Красивое имя. Я всегда хотела иметь дочь, знаешь ли.

— К счастью, судьба отказала тебе, и вместо нее ты получила меня. — Я стою в стороне, недосягаемый, руки снова сцеплены за спиной. Без сомнений, с девочкой ей было бы еще хуже. Или, черт возьми, может быть, она была бы хорошей матерью для дочери. Все, что знаю, это то, что она не была хорошей матерью для меня.

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя? — спрашивает она, поворачивая голову и заглядывая мне в глаза.

— Ты не причиняешь боль тем, кого любишь, Грейс. Ты лелеешь их, бережешь и заботишься о них. Ты не запираешь их в собачьих клетках на заднем дворе во время ливня, чтобы они утонули с паводком на шее. — Произнося эти слова, я чувствую холод, поднимающуюся воду, ужас, когда металлический ящик тонет в грязи, а вода продолжает подниматься.

Ее глаза сужаются, и я задаюсь вопросом, не забыла ли она ту ночь. Как она оставила умирать маленького, испуганного мальчика в собачьей будке и вернулась к мужчине, запертому в детском теле, потому что мое детство умерло в том потопе.

— Я никогда не забуду, что ты сделала. Ты можешь лгать себе, можешь говорить друзьям, что я был проблемным ребенком, можешь говорить, что я заслужил все, что ты со мной сделала, но я никогда не забуду правду. — Я делаю шаг ближе к ней и понижаю голос. — И я никогда не прощу тебя. Ты не заслуживаешь моего прощения.