Полин Реаж - История О.
Но она не могла заставить себя произнести хоть слово. Сказать «да» — это значит отказаться от самой себя, от своей воли и желаний, однако она, готова была пойти на это. Она видела в глазах сэра Стивена страстное желание обладать ею, и ее возбуждал его голодный взгляд. Она, может быть, даже с большим нетерпением, чем он сам, ждала того момента, когда его руки или губы прикоснутся к ней. И как скоро это произойдет зависело только от нее. Но ее тело говорило «нет» — хлыст и плети сделали свое дело.
В комнате было очень тихо, и казалось, что даже само время остановилось. Но вот желание пересилило страх в душе О., и она, наконец, произнесла столь долгожданные слова. Нервное напряжение было так велико, что мгновением позже О. почувствовала как огромная слабость охватывает ее, и она медленно начинает сползать на пол.
Словно через ватную стену, она услышала голос сэра Стивена, говоривший, что страх ей тоже очень к лицу. Но разговаривал он не с ней, а с Рене. О. почему-то показалось, что сэр Стивен сдерживает в себе желание подойти к ней, и она пожалела о его нерешительности. Она открыла глаза и посмотрела на своего возлюбленного. О. вдруг с ужасом подумала, не увидел ли Рене чего такого в ее взгляде, что он мог бы принять за измену. Желание отдаться сэру Стивену О. не считала изменой, поскольку это желание зародилось в ней с молчаливого согласия самого Рене или даже, скорее, по его приказу. И все же она не была до конца уверена в том, что ее возлюбленный не сердится на нее. Малейшего его жеста или знака было бы достаточно, чтобы она навсегда забыла о существовании такого мужчины, как сэр Стивен. Но знака не последовало. Вместо этого, Рене попросил ее (вот уже в третий раз) дать им ответ. О., помедлив секунду, прошептала:
— Я согласна на все. Я ваша. Делайте со мной все, что хотите. — Она опустила глаза и еле слышно добавила: — Я бы только хотела знать, будут ли меня бить плетью?
Повисла долгая тишина, и О. успела многократно раскаяться в том, что задала свой глупый вопрос. Наконец сэр Стивен ответил:
— Иногда.
Потом О. услышала, как чиркнула о коробок спичка и звякнули стаканы, — видимо, кто-то из них наливал себе виски. Рене молчал. Он не желал вступать в разговор.
— Я, конечно, могу согласиться и все что угодно пообещать вам, но вытерпеть этого я не смогу.
— А это и не нужно. Вы можете кричать и плакать, когда вам захочется. Мы не запрещаем вам этого, — снова раздался голос англичанина.
— О, только не сейчас. Сжальтесь, — взмолилась О., заметив, что сэр Стивен поднялся из своего кресла и направился к ней. — Дайте мне еще немного времени.
Рене подошел к ней и обнял ее за плечи.
— Ну, — произнес он, — согласна?
— Да, — после небольшой паузы выдавила из себя О. — Согласна.
Тогда Рене осторожно поднял ее и заставил встать на колени у самого дивана. Она так и замерла, закрыв глаза и вытянув руки. Грудь и голова покоились на обитом грубым шелком диване. Ей вспомнилась старинная гравюра, которую она видела несколько лет назад. На ней была изображена довольно молодая женщина, стоящая так же, как она сейчас, на коленях перед большим креслом в какой-то богато обставленной комнате; в углу играли ребенок и собака, юбки женщины были подняты, а стоявший рядом мужчина занес над ней розги для удара. Костюмы людей свидетельствовали, что изображенное происходит в шестнадцатом веке. Гравюра называлась «Наказание супруги». О. эта сцена казалась тогда просто возмутительной.
Рене одной рукой держал О. за руки, а другой — поднял ее юбки. Потом он погладил ее ягодицы и обратил особое внимание сэра Стивена на покрытую легким пушком ложбинку между ее бедрами и два ждущих скупой мужской ласки отверстия. Затем он велел ей побольше выпятить зад и раздвинуть пошире колени. Она молча подчинилась.
Неожиданно все эти похвалы, расточаемые Рене ее телу, оценивающие возгласы сэра Стивена, грубые непристойные выражения, используемые ими, вызвали в О. такую неистовую волну стыда, что даже не дававшее ей покоя желание отдаться англичанину внезапно пропало. Она вдруг подумала о плети — боль, вот что было бы избавлением от этого; ей вдруг захотелось, чтобы ее заставили кричать и плакать — это бы оправдало ее.
В это время рука сэра Стивена нашла вход в ее лоно и грубо проникла туда. Большой палец этой же руки англичанин с силой вдавил в ее анус. Он то отпускал, то вновь входил в нее, и так до тех пор, пока она, обессиленная, не застонала под его лаской. Чувство стыда исчезло, и она почувствовала презрение к себе за эти стоны.
— Я оставляю тебя сэру Стивену, — сказал Рене. — Он вернет мне тебя, когда сочтет нужным.
Сколько раз, там, в Руаси она вот так же стояла на коленях, открытая всем и каждому? Но тогда браслеты на руках не давали ей забыть, что она пленница и не в ее власти было изменить что-либо. И это было счастьем для нее, ибо она всего лишь подчинялась грубой силе и никто не спрашивал ее согласия на это. Сейчас же она должна была по собственной воле стоять полуголой перед мужчиной и отдаваться ему. Данное ею обещание сильнее чем браслеты и колье связывало ее. Но как бы ни было велико ее унижение или, даже скорее именно благодаря ему, она вдруг почувствовала свою неповторимость и ценность. Она ощущала себя волшебным даром для двух этих мужчин.
Рене собрался уходить и сэр Стивен пошел проводить его до двери. В одиночестве и тишине, О. чувствовала себя еще более голой, чем в их присутствии. Щекой она касалась шелковой обивки дивана, коленями ощущала мягкий ворс толстого ковра, по ногам струилось шедшее от камина тепло. Прежде чем выйти, сэр Стивен подбросил в огонь немного дров и они теперь весело потрескивали. Висевшие над комодом старинные часы неторопливо тикали, отмеряя время человеческим жизням. Слушая их тиканье, О. думала о том, как, должно быть, странно и смешно выглядит она со стороны, стоящая на коленях с поднятой юбкой, на фоне современной обстановки этой комнаты. Жалюзи на окнах были опущены. Оттуда сквозь стекла в комнату доносились звуки ночного Парижа. Что-то будет с ней дальше? Сэр Стивен задерживался. У О., с таким безразличием переносившей все то, что вытворяли с ней мужчины в Руаси, сейчас перехватывало дыхание при одной только мысли о том, что через минуту или через десять, но англичанин вернется и прикоснется к ней своими руками.
Но ее потаенные надежды не оправдались. О. услышала, как сэр Стивен вошел в комнату. Он какое-то время молча рассматривал ее, повернувшись спиной к камину, а потом тихим ласковым голосом велел ей подняться с колен и присесть на диван. Что она, удивленная, и сделала, испытывая при этом определенную неловкость. Он очень галантно предложил ей виски и сигарету, но она вежливо отказалась и от одного, и от другого. О. увидела, что англичанин сейчас переоделся в домашний халат, серый, из грубой шерсти; по цвету он подходил к его волосам. Она посмотрела на его руки. Сэр Стивен поймал ее взгляд, и О. густо покраснела — вот эти длинные тонкие пальцы с белыми коротко остриженными ногтями всего несколько минут назад так безжалостно насиловали ее. Они сейчас будили в ней страх, но к этому страху примешивалось страстное желание вновь почувствовать их в себе.
