Шарлотта Физерстоун - Грешный
Через пелену усилившегося дождя Джейн разглядела теплый свет масляной лампы, стоявшей на столе из палисандрового дерева перед сводчатым окном маленького особняка. Можно было увидеть, как мягкая грузная фигура миссис Карлинг колдует над другой газовой лампой, покоящейся на камине. Дом пробудился ото сна, и это означало, что Джейн уже ждут груда теплых булочек, масло и чашка горячего чая.
Подобрав подол платья, Джейн зашагала по направлению к дому, который она делила с леди Блэквуд. Войдя внутрь, Джейн ощутила ароматы корицы и изюма. Она прикрыла глаза, вдыхая аппетитные запахи, и тут ее желудок громко заурчал.
— Заходи, дорогая, — позвала леди Блэквуд из комнаты для завтраков. — Я уже отсюда слышу, как у тебя внутри все грохочет от голода.
Бросив плащ и шляпу на стул в холле, Джейн понеслась в залу для завтрака. Она уселась напротив леди Блэквуд, одетой в халат и чепец. Хозяйка дома была крупной женщиной с искрящимися добротой глазами и сердцем столь же огромным, как и ее тело. Вьющиеся волосы этой дамы, которые когда–то были темно–коричневого, с красноватым отливом цвета, сейчас поседели и истончились. С каких же пор, спрашивала себя Джейн, леди Блэквуд стала такой старой и слабой? Почему компаньонка раньше не замечала этого?
— Ну, дорогая, расскажи, как у тебя дела. Какие неприятности не давали тебе спать этой ночью?
Джейн почувствовала, как краска смущения залила ее лицо, стоило вспомнить о голой груди Мэтью.
— Ничего особенного, все как обычно: больные туберкулезом и кутилы, несколько пьянчужек.
Леди Блэквуд выгнула брови, умный, цепкий взгляд благодетельницы скользнул по лицу компаньонки и задержался на ее пылающих щеках.
— Мне не нравится, что ты работаешь там, Джейн. Это опасная часть города.
Джейн задумалась, гадая, что же делал Мэтью, явно человек аристократических кровей, в Ист–Энде прошлой ночью.
— Как вы спали? — спросила она, потянувшись за булочкой. — Ночью было сыро.
— Та настойка, что прислал мне молодой Инглбрайт, весьма эффективна. Я спала как дитя.
— Замечательно! Он говорил, что так и будет. Доктор Инглбрайт — самый компетентный врач.
Проницательный взгляд леди Блэквуд вновь скользнул по собеседнице.
— Дорогая, молодой доктор просил твоей руки?
Джейн захихикала и намазала горячую булочку маслом.
— Конечно, нет.
— Тогда для чего ты остаешься там, Джейн? Разве не для того, чтобы видеть Инглбрайта каждую ночь?
— Потому что я должна там оставаться.
— Я действительно благодарна тебе за все, что ты сделала. Старый доктор Инглбрайт доволен нашими финансовыми отношениями и считает, что долг выплачен. Тебе уже не нужно продолжать работать в больнице. Джейн сделала глоток чаю и откусила булочку, словно подкрепляя силы перед предстоящим спором. Она знала, что делала: подобные разговоры велись каждое утро.
— Джейн, та часть города небезопасна даже днем, что уж говорить о ночи!
— Разве у вас нет других забот, кроме моей безопасности?
— Мне больно видеть, как упорно тебе приходится трудиться, Джейн. Ты знаешь, что я небогата, но у меня есть некоторые сбережения, отложенные с моего содержания, и другие накопления — все это достанется тебе, когда я покину эту землю.
Джейн едва не поперхнулась булочкой. Она не хотела думать о том, как будет жить на свете без леди Блэквуд.
— Вы ведь знаете, что я не…
— Да, я знаю, — вздохнула леди Блэквуд. — Тебе ничего от меня не нужно, Джейн, но самое большое мое желание — чтобы ты была устроена в жизни. Мне хочется быть уверенной, что ты прочно стоишь на ногах.
— Мне нравится работать. Это придает моей жизни смысл. Делает меня личностью.
Джейн вся сжалась под пристальным взглядом синих глаз, который буквально впился в нее.
— Ты не должна изнурять себя работой, чтобы заслужить это.
Но как же цель, к которой нужно стремиться, смысл, которым наполняет ее жизнь труд?
— Иногда я думаю, не внушила ли тебе излишнее стремление к независимости, Джейн. Привычка во всем полагаться только на себя может превратиться в тяжкое бремя.
— Я признательна вам за все, что вы дали мне. Независимость — это благо, миледи.
— Иногда она может обернуться бедой, — ответила хозяйка, и в ее слезящихся, но все еще таких живых главах мелькнуло понимание. — И привести к одиночеству.
— Абсурд! — усмехнулась Джейн, смахивая несколько крошек со своих пальцев. — Независимость для женщины бесценна.
Леди Блэквуд пождала губы, но предпочла прекратить бессмысленный спор.
— Хорошо, ладно. Этим утром ты победила, Джейн, но мы обязательно вернемся к этому разговору завтра утром, а потом и послезавтра утром. Мы будем беседовать об этом до тех пор, пока мне не удастся убедить тебя оставить это место. Ну а теперь перейдем к другим делам.
Леди Блэквуд взяла сложенный лист бумаги, лежавший у ее левой руки:
— Я получила письмо от своей племянницы. Она поживает хорошо, но ее сестра, Энн, заболела. Боюсь, у нее корь.
Образ бесподобной Энн тут же всплыл в памяти Джейн. Без сомнения, эта красавица все еще разбивает мужские сердца — даже несмотря на красные пятнышки, испортившие ее обычно безупречную кожу.
— В своем письме Анаис спрашивает, есть ли какое–то средство, которое можно дать ее сестре для облегчения боли. Само собой разумеется, ей не хочется прибегать к настойке опия.
Джейн могла понять причину этих сомнений. Жених Анаис только–только начинал излечиваться от опиумной зависимости. Естественно, Анаис опасалась ухудшения.
— У меня и правда есть на примете несколько средств, которые она могла бы попробовать, травы и порошки. Я напишу ей днем, когда проснусь.
Лицо леди Блэквуд помрачнело.
— Ты работаешь, не покладая рук, Джейн, я просто не могу выносить это!
Джейн нежно погладила морщинистую руку своей нанимательницы.
— Мне нравится моя работа — обе мои работы, — объяснила она. — И я не тружусь до смерти.
— Ну хорошо, отдохни как следует, ведь тебе предстоит сопровождать меня в Бьюдли на свадьбу моей племянницы. И там, уверяю тебя, я использую любую возможность, чтобы сыграть роль свахи. Помяни мое слово, Джейн, в молодости я немало в этом преуспела!
Джейн засмеялась и вышла из комнаты, не переставая думать о пациенте и о том, что для нее просто невозможно выйти замуж за кого–то вроде него. Поднявшись по лестнице и оказавшись в своей комнате, Джейн тяжко вздохнула: о подобной паре ей оставалось только мечтать.
Следующей ночью, когда Джейн вошла в больницу, в палатах было непривычно шумно. Крик и звук чего–то металлического, ударяющегося об каменный пол, эхом отдались в побеленных стенах. Пронзительный женский голос с трудом прорывался сквозь звон, сопровождаемый оглушительным грохотом мужского голоса, который был полон возмущения и гнева.
