Артём Кобзев - Эрос за китайской стеной
— Погоди, я пристрою его, а тогда и запустишь.
Однако черепашья головка была слишком велика, и только после долгою проталкивания внутрь вошел лишь самый кончик. Находившаяся сверху женщина, раскачиваясь вправо и влево, терлась и, как будто не имея сил скрывать свои чувства, бормотала:
— Дорогой, войди поглубже внутрь, ведь тебе это совсем не трудно. — Одновременно она мяла его руками. При свете лампы она уставилась на его веник, который принялась вставлять в свою прореху; сначала тот вошел наполовину, а потом, подпираемый с двух сторон, заполнил все до отказа, после чего прекратились движения взад и вперед. Цзиньлянь с обеих сторон помазала слюной свою прореху, которая от этого немного расширилась и стала скользкой. Затем они энергично возобновили встречные движения, один поднимался, другая опускалась, и постепенно погрузили по самый корень.
— При употреблении звонкоголосой чаровницы[343] по всему телу разливается приятное тепло, — шептала она, — а вот от этого снадобья почему-то холод подступает к самому сердцу. Я так обессилела, что и пошевельнуться не в силах. Кажется, скоро дух испущу в твоих объятиях. Не могу я больше!
— Хочешь, анекдот расскажу? — засмеялся Симэнь. — От брата Ина слыхал, — Умер один, и владыка преисподней натянул на него ослиную шкуру. «Ослом — говорит- будешь». Заглянул тогда загробный судья в книгу судеб. Видит: человек этот целых тринадцать лет на белом свете не дожил и отпустил его. Оглядела его жена: муж как муж, все, как у людей, только янский предмет, как у осла. «Пойду, — говорит муж, — свой возьму». Жена испугалась. «Что ты, дорогой мой! — уговаривает. — А вдруг не отпустят, что тогда делать?! Лучше так уж живи, а я как-нибудь свыкнусь».
Цзиньлянь ударила Симэня рукояткой веера.
— Это попрошайкиной бабе, видать, к ослиным не привыкать, — заметила она, улыбаясь, — а я от твоего света белого не вижу.
Они сражались уже целую стражу[344], а семя у Симэня все еще не изверглось. Лежа снизу, он закрыл глаза и позволил женщине сидеть сверху на корточках, а его черепашья головка, со всей силой вставлявшаяся и вынимавшаяся, от трения издавала удивительные звуки. Симэнь долго предавался этому занятию, пока жена не повернулась к нему. Тогда он своими ступнями поднял ее ноги, высоко задрал их и стал резко двигаться взад и вперед. Хотя Симэнь своим телом касался тела Цзиньлянь, а его глаза все видели, он чувствовал себя, словно в пустоте.
Прошло много времени, страсть Цзиньлянь дошла до предела, она повернулась, руками обхватила Симэня за шею и повалилась на него, погрузив кончик языка в его рот. Тот самый предмет у Симэня сразу же проник в лоно жены, которая вся отдалась трению-катанию и безостановочно бормотала:
— Дорогой, хватит, я уже умерла. — Вскоре она впала в забытье, а язык у нее стал холодным как лед. Когда изверглось семя, Симэнь ощутил в ее лоне струю горячей пневмы, которая проникла в его киноварное поле, что родило в сердце неописуемую радость. Вытекшее Цзиньпянь вытерла платком. Они обнимались, сплетали шеи и ноги, сосали языки друг у друга, но тот самый предмет больше не вздыбливался.
Они заснули. Но не прошло и часу, как возбужденная Цзиньлянь сама взобралась на Симэня. Сражение разгорелось снова. После двукратной радости за один раз она лежала совершенно изможденная. Симэнь же был бодр, как ни в чем не бывало, и мысленно поражался чудодейственной силе заморского снадобья.
Запели петухи, на востоке занимался рассвет.
— Душа моя! — говорила Цзиньлянь. — Ты не доволен, да? Приходи вечером, и я буду тебя ублажать до утра.
— Меня этим не удовлетворишь, — отвечал он. — Мне только одно даст удовлетворение.
— Что же? — спросила она. — Скажи.
— Секрет! Вечером скажу.
Наступило утро. Он встал, умылся и причесался. Чуньмэй подала ему одежду.
Хань Даого и Цуй Бэнь уже дожидались его. Он вышел к ним, возжег жертвенные деньги и вручил отъезжающим письма
— Это — на пристань, — объяснил он. — Передадите хозяин, постоялого двора Ван Божу, а что — проживающему в городе Мяо Цину. Разузнайте, чем кончилось его дело. Да не задерживайтесь там. А не хватит денег, с Лайбао перешлю.
— А его сиятельству Цаю будет письмо? — спросил Цуй Бэнь.
— Пока не писали — отвечал Симэнь. — Тоже с Лайбао отправлю.
Слуги простились и вскочили на коней, но не о том пойдет речь.
Симэнь облачился в парадные одежды и отбыл в управу, где, встретившись с Ся Лунси, поблагодарил его за приглашение.
— Был бы весьма польщен вашим присутствием, — сказал Ся Лунси. Больше никого не будет.
После заседания они разъехались по домам.
Между тем Юэнян накрыла стол и пригласила Симэня к завтраку. Тут к воротам неожиданно примчался гонец в темном платье верхом на скакуне. Под мышкой у него торчал узел, с лица катился пот.
— Здесь живет надзиратель господин Симэнь? — обратился он к Пиньаню.
— А ты кто такой? — спросил в свою очередь тот.
Всадник поспешно соскочил с коня и поклонился.
— Я гонец его сиятельства Аня, управляющего перевозками императорского строевого леса, — отчеканил он. — Прибыл с подарками господину Симэню. Мой господин с его сиятельством Хуаном, смотрителем гончарен, пирует сейчас с его cиятельством Ху в Дунпине и намеревается заехать по пути с визитом к господину Симэню
— Визитная карточка есть? — спросил Гыньань
— Гонец достал из узла карточку с перечнем подарков и протянул ее привратнику. Тот удалился и вручил ее Симэню. На визитной карточке значилось: «Чжэнцзянского шелка два куска, хучжоуской ваты четыре цзиня, пояс и старинное зеркало».
— Дай гонцу пять цяней[345] серебра и мою визитную карточку, — наказывал Симэнь. — Скажи, хозяин, мол, почтет за великую честь принять высоких гостей.
Всадник умчался, а Симэнь дал распоряжение накрывать столы.
В полдень к воротам прибыли два роскошных паланкина, сопровождаемые целой свитой слуг. Гонцы вручили визитные карточки прибывших. На одной значилось: «От Ань Чэня с поклоном», на другой — «От Хуан Баогуана с поклоном». Из паланкинов вышли сановники в черных креповых шапках и черных туфлях. Парадные одежды их украшали наперсники с изображением летящих в облаках серебристых фазанов[346]. Они обменялись поклонами и, уступая друг другу дорогу, приблизились к воротам, где их встретил Симэнь и проводил в залу. Там после взаимных приветствий и излияний дружеских чувств все сели. Смотритель гончарен Хуан расположился слева, управляющий Ань — справа. Симэнь занял место хозяина.
